Страница 8 из 18
Сосо учился у них. Но насмешливый и дерзкий взгляд его становился жестким и тяжелым. Он уже понимал.Толку вот от таких разночинцев-интеллигентов не будет никогда. У них можно учиться. Но нельзя им верить. Они знают.Но имеют много мыслей. А много мыслей для таких людей плохо. Они всегда будут докапываться и подкапываться. Словом,будут мешать.А дела делать не будут. Нет, конечно, будут. Но с ними трудно. А это плохо. А нужно,чтобы было хорошо и правильно. А правильно. А как правильно. Вот это-то пока знает только он. Это внутренне упорство,временами его одолевавшее,на сам-то деле было внутриродовым. Оно возникало где-то изнутри него. Оно было осетино-грузинским началом,которое восходило к его пращурам. И требовало от него выживания. И не просто выживания. А занятия места и положения.
Для Кеке все было по-грузински очень просто. Она мечтала увидеть своего единственного сына Сосо в рясе. Это было ее заветной мечтой. Это было ее недостижимой мечтой. Ведь они были так бедны. И полторы тысячи рублей в год были для нее несметным состоянием. А инспектор духовной семинарии в Тифлисе, как говорили знающие люди, получал еще больше. И бесплатный стол,жилье… Все это Кеке представлялось в белом и даже не розовом цвете. Она молилась. И в молитвах призывала Господа простить ей и Сосо все их “прегрешения вольные и невольные”. И когда стирала белье в чужих людях,она все время творила молитву внутри себя,произнося лишь сердцем: ”Поми-луй,Господи..”. Эти простые слова утешали ее в конце дня и она,накормив сына простой едой,если он бывал отпущен из школы домой,укладывалась на чолопи с полным сознанием исполненного долга.
Для Сосо же все уже было непросто. Нет, конечно, просто. Если “просто” было фактом, правдой жизни. А не бреднями души. И он хотел размышлять. Он хотел подражать мыслям великих. А великим для него был только олин грузинский поэт, философ и монах, умерший в Палестине. Это Шота Руставели. Он преклонялся перед ним. Шота отказался даже от личного счастья. Он был правдолюбец. Сосо подражал Руставели. И писал,иногда,втайне от других стихи,наполненные грустью и простотой мысли. Руставели был прав. Мысли Руставели не вы-ходили за пределы простого,пределы правды-фактов жизни.
Он понимал его,очень понимал,когда Руставели писал: “..Перебью я эту стражу И ворота вам открою, Вы появитесь внезапно И ворветесь вслед за мною.” Великий монах писал и просто,и ясно, и правдиво. Грузия теряла остатки своей независимости. И не только русские были этому виной. Мусульмане тоже. При училище было татарское отделение. Учили татар. Как и грузин. Учили русскому языку. А татары писали на арабском. Тогда и грузинам следует писать по-грузински. А они пишут по-русски. Несправедливо. Эти татары,эти мусульмане всегда получали пре-имущество перед грузинами среди русских. И так всегда и во всем. Грузия маленькая нация. А мусульман в России тьма тьмущая. Они обязаны использовать русский алфавит,а не свои закоручки. У Грузии древний алфавит. Грузинский алфавит надо сохранять. Правда в Тифлисе выходят газеты на русском, грузинском и татарском языках, использующих национальный алфавит. Но ведь на Кавказе русским нет нации более предан-ной,чем грузины. И мусульмане всегда косо поглядывали на грузин за их привер-женность русской империи. И абхазы ,и чечены,и татаро-монголы,которые называют себя азербайджанцами,-все они при-соединились к России не добровольно как это сделали грузины.А сделали это они потому,что знали,что персы еще хуже русских. Все же остальные нации Кавказа лишь “склонили свои головы перед русским царем”. Вот почему для Сосо не только Руставели, но и грузинский автор Казбеги с его романом “Нуну” так понятен и близок. Только Коба герой романа “Нуну” смог правильно оценить прав-ду жизни и пожертвовать родиной, женой, жизнью за свободу страны. Вот это настоящий горец. Если он проливает кровь,если он разбойник по мнению других…. Это неважно. Он герой. Поэтому нет наций. И не должно их быть. Есть горцы. И не горцы. Есть герои. Есть простые смертные. И для Кавказа есть только такие герои как Коба. И больше героев нет. Коба просто горец. Он герой для всех горцев. Он пример. Он тот,на кого следует равняться остальным героям. Они пример на все времена. Сосо так желает походить на Кобу. Во всем походить. Плохих черт у Кобы нет. Может быть они и есть. Но следует ли об этом думать? Нужно думать о главном. Главное и есть правда! И лицо его сияет от гордости и радости. Он понимает,что только такой пример может быть примером для подражания. А вовсе не сутана монаха, который тщится освоить литургику и гомилетику. Который погружается в бесконечные описания житий агиографии. В жития святых легко войти.Трудно выйти. А потому и не следует глубоко выходит в эти премудрости духовной жизни. Главная жизнь впереди. Сделать себя самого таким какм он себя видит. А он видит перед собой Кобу. Мо-лодого Кобу. Такого долговязого парня с рябинами на лице, худого и сухого,у которого одна рука сохнет.Ну,не сохнет.А просто плохо работает.Да и важно ли это.Важно изучить науку, науку руколводить людьми. Как это делал Коба. У него и обра-зования-то не было. Он людей понимал. Он дышал их жизнью. В нем была страсть к справедливости. Вот это и есть жизнь. Это и есть правда. А не заумные уроки духовной школы,которую нуж-но окончить,чтобы поступить в семинарию Тифлиса. Чтобы нав-сегда покинуть,надоевший ему дом Кеке и ее вечные стенания и молитвы. Хочется ей,пусть молится. Ему уже всего этого предос-таточно. Для него жизнь-это вихрь. Для него жизнь-это длинная лестница. На вершине которой и грозы, и молнии, и бури, и бес-конечные штормы. И он сам на вершине. Он. Коба. И ему пят-надцать лет. И он выберет жизнь правильно. Нужно только еще подучиться. Не надо быть образованным. Надо быть грамотным. И быть героем как Коба. А Кеке? А Кеке пусть остается в Гори. Ведь для нее нет ничего, кроме Гори. А есть Бог? Которому она молится. Ну и пусть молится. Он пойдет другим путем. ГЛАВА ПЯТАЯ “Не ревнуй злодеям,не завидуй делающим беззаконие,ибо они как трава, скоро будут подкошены…” Пс.,36,1. Выйдя с похвальным листом из училища, Сосо (уже Коба среди товарищей) не боялся своей головы, своего ума, но пове-дение его среди учащих,то-есть,учителей,попрежнему было при-мерным и показательным.Тяжелое это дело в голове иметь одно,а поведения быть другого. Даже если очень захотеть,-не каждому дано. А тем более юноше пятнадцати лет. В это время мыслей казалось бы никаких. То-есть ,они конечно есть,но еще детские, а не серьезные, еще взятые из учебников да навеянные строгими голосами учителей да наставников. Но не тут-то было.Коба имел свое мнение обо всем про-исходящем. И это мнение было твердым. Такая форма внут-реннего резонерства свойственна обычно детям из интелли-гентских кругов, где обучаются даже и музыке. И в совершенстве с детства изучают там всякие языки. Но здесь дело совсем другое. Совсем иное. Здесь горец-герой встал в душе юноши,но не мужа,встал во весь рост и навсегда.Встал во всей своей народной простоте. От бесприютной домашней забитости и внутреннего упорства и сопротивления, обеспеченного строптивой кровью пращуров, от симптомов лютой ненависти,пережитой в результате инфекционной болезни, возникло чувство внутренней правды, которая изначально всегда проста.И поэтому он,Коба,как носитель этой правды является ее выразителем. И будет выра-зителем такой правды до конца своих дней. Эта “правда” должна была найти выход из него самого. Она должна была излиться на окружающих. Которые способны были ее постигнуть.Те,кто не понял “его правды”-все без исключения его враги. Хотя этого они еще пока и сами не знают. Поэтому пока они еще могут быть его друзьями. Но обстоятельства жизни все поставят на место. И это важно. Потому что правильно. И душа юноши, имеющего такие установки, становится кремнистой и не податливой. Предсто-ящие суровые обстоятельства жизни, только отверждают ее для принятия будущих единственно правильных решений,про которые говорят:”Его ведет Судьба”.Но судьба ли? В Тифлисе духовная семинария не поразила Кобу своим убожеством. Да и как поразить. Если более бедной была их комната в Гори. Да и горийское духовное училище не блистало чистотой комнат.И запахи постных блюд настраивали желудки на иное восприятие пищи, чем пища духовная. Учились за страх, а совесть оставляли про запас. Если пот-ребуется. На всякий случай. Однако о таких случаях история умалчивает. Главное Кеке уже не было рядом. И его уже не могли смущать ее молящие глаза с явным и бесконечным стра-данием, смотревшими на него. А это уже была воля. Последние начала, связывавшие его с домом, с правилами поведения грузин-ского родства, рассеялись как дым в атмосфере на половину взрослых и развитых ребят, панически боявшихся только верста-ния в солдаты. Ученики находились на полном обеспечении семинарии. И подчинялись круглосуточно его распорядку. Редко кто из учеником ходил по помещениям в одиночку. Принцип “стаи” поощрялся самими условиями жизни семинаристов. Это был своего рода принцип “коллективного руководства”. Своя небольшая стая проверенных и преданных Кобе семинаристов у него уже была. “Второй Сосо”,Капанадзе и Гоги вместе с Кобой поступили в тифлисскую семинарию. Когда семинарские монахи оставляли учащихся без присмот-ра, серые классы, грязные окна семинарских комнат сотрясались от стона голосов полных энергии и задора. Появление нед-ремлющего ока свирепого инспектора монаха Абашидзе прев-ращало весь этот зверинец молодых павианов в немую груду дурно пахнущих тел, внимающих гипнотическим пассам своего удава. Удав был неповоротлив, но зол, холоден и бесстрашен. При необходимости пускал в дело кулаки. Или избивал жертву до полусмерти в своем кабинете. Откуда не раз и не два слышались душераздирающие крики его несчастных. Он запретил публичное истязание другим учащим семинарии. И меру наказания и способ его исполнения взял на себя.