Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 26

Зная, что более или менее образованные корейцы понимают китайскую письменность (иероглифы)[31], и могут помочь ему в переводах с китайского, он обратился к начальнику Пекинской Духовной Миссии Архимандриту Иннокентию (Фигуровскому)[32] с просьбою выслать ему вероучительные и нравоучительные книги на китайском языке, с которых он мог бы сделать интересовавшие его переводы. О. Иннокентий охотно согласился исполнить просьбу почтенного Архимандрита и выслал ему по одному экземпляру всех имевшихся у него под рукой книг.

С получением книг дело перевода упростилось. Теперь оставалось только расшифровывать написанное. Приступили было к работе, но, к несчастью, это так же, как и первое не было исполнено. Причина была в том, что вскоре по получении книг о. Хрисанфом в Пекине вспыхнуло неожиданно в июне 1900 г. грандиозное по размерам и жестокости народное восстание, известное под названием боксерского, когда рассвирепевшие мятежники предавали огню и мечу все чужое, иноземное и в том числе христианские миссии. Больше всех пострадали русская православная[33]. О. Иннокентий, лишившись всего имущества и главным образом очень ценной миссийской библиотеки, принужден был затребовать книги из Сеула обратно в Пекин, с тем, чтобы снять с них копии. Вот что он написал по этому поводу в своем письме на имя о. Хрисанфа от 17 августа 1900 г.: «Наша осада окончилась, все мы остались живы. Миссию свою я перевел в кумирню Юн-ха-чунь. От прежней осталась одна груда мусора. Все вещи и книги сгорели. Я очень рад, что успел по Вашей просьбе по одному экземпляру всех наших переводов переслать Вам. Теперь думаю снять с них копии и некоторые книги издать вновь. Поэтому покорнейше прошу выслать их мне вновь, обещаюсь вскоре возвратить обратно»[34].

Итак, вышеозначенным событием неожиданно случившимся, уничтожившим многолетние труды пекинских миссионеров[35], о. Хрисанф снова был поставлен в положение человека, потерявшего свой плуг. В дальнейшем, при всем своем желании, он не в состоянии был продолжать намеченную работу, так как к тому времени подоспели уже другие дела, не ждавшие отлагательства[36].

Хорошо организованная школа, как известно, является одним из лучших проводников религиозно-нравственного просвещения в народе, особенно школа церковная, миссионерская, обращающая усиленное внимание на дух воспитания юношества. О. Хрисанф, сознавая значение просвещения вообще и христианского в частности, не замедлил открыть школу для детей корейцев в первый же год своего пребывания в Сеуле, а именно 15 октября 1900 г.

Школа помещалась сначала в наемном доме, а потом, с постройкой миссионерских зданий, переехала в отведенное ей помещение. Содержание для школы осуществлялось в первые два года за счет личных средств о. Хрисанфа, затем были отпущены некоторые суммы, но в очень ограниченном количестве.

При школе был открыт пансион для двух-трех мальчиков-сирот, которые содержались за счет о. Хрисанфа; остальные ученики были приходящие, ничего не получавшие от Миссии, кроме учебников и письменных принадлежностей.

В программу обучения входили предметы элементарной грамотности, и в том числе корейский и русский языки. Изучение последнего проходило вяло, ибо русский язык утратил к тому времени свое значение в стране.

Количество учеников в первый учебный год было 12, во второй – 10, в третий и четвертый – по 8 человек. Причина уменьшения учащихся – недостаток средств, как о сем свидетельствовал сам о. Хрисанф в одном из своих донесений в Св. Синод, но нам известно, что она крылась не столько в недостатке средств, сколько в неподготовленности учительского персонала из числа корейцев, не сумевших поставить дело правильно и тем заинтересовать своих маленьких учеников. Во всяком случае, школа вскоре стала хиреть, и с началом русско-японской войны была закрыта до другого более благополучного времени.

Среди разнообразных форм миссионерской деятельности о. Хрисанфу пришлось предпринять другие более сложные труды, требовавшие особенного внимания, в частности труд по сооружению миссийских зданий, где можно было бы вести миссионерское дело.

Земельный участок для этой цели приобретен был еще раньше, в 1898 г. через посредство нашего Поверенного в Делах Н. Г. Матюнина, купившего у разных владельцев земли частями, прилегавшими одна к другой. Большая часть земли принадлежала местной французской католической Миссии, меньшая – частным лицам. Земля как тех, так и других владельцев равнялась 1231 кв. цубо[37], за первую часть уплачено было 10654, за вторую – 821, а всего 11475 мексиканских долларов[38].

Покупка земли произведена у французских католиков под предлогом для надобностей русско-корейского банка, функционировавшего в то время в Сеуле, иначе последователи «непогрешимого Рима» не согласились бы продать свое достояние «схизматикам», особенно, если бы узнали, что она предназначается для Православной Миссии. Когда же католики об этом узнали, они стали метать «гром» и «молнию» на покупателей и комиссионеров, устроивших сделку, но было уже поздно, дело сделано, купля совершилась. Главное лицо по продаже земли еп. Мютель, до ныне здравствующий, никак не может себе простить этой оплошности, он до сих пор со вздохом вспоминает про лета давно минувшие и бранит себя за доверчивость к русским. «Одни только русские, – говорит он, – могли меня так провести, и, кажется, никто более».

Первоначальная история означенного участка земли по- своему интересна. Дело обстояло так.

Корейский король[39] Ли-хи Сюган Тхэ-хан-дэ, в то время царствовавший, желая выразить особенное расположение к Русскому Царю, задумал преподнести ему в дар участок земли для будущей, еще проектировавшейся тогда Духовной Миссии в размере 600 кв. сажень, смежный с нашей Дипломатической Миссией, т. е. тот самый, на котором находится ныне Православная Миссия. Он был облюбован заранее русскими для этой цели, но последние почему-то медлили с его покупкой. Корейский король купил его, или, вернее, передал деньги на его покупку (12000 мекс. долларов), у местного французского епископа Мютеля и др. частных лиц (домовладельцев-корейцев). Передавая дар, царственный повелитель снабдил его соответствующей грамотой с приложением своей печати. Текст грамоты приводим в переводе с корейского на русский язык буквально, как он есть: «Я (Король) купил участок земли, принадлежащий корейцам и французам, специально для того, чтобы одолжить его в пользование господину Императорскому Российскому Поверенному в Делах в Сеуле г. Шпейер для постройки потребных Российскому Правительству в Сеуле зданий.

Границы их следующие: с востока от западной стены Русской Миссии (дипломатической) до западной стены патронного склада и восточной стороны Чонидонской улицы. С севера – от южной границы дома товарища министра Ким-хон-нюк и с северной стороны патронного склада до северной стороны улицы перед патронным складом.

Наше Правительство заменило бывшие купчие ведомости новыми. Кроме этого, Я приложил Императорскую печать в доказательство очевидности вящего скрепления дружественных уз между обоими государствами и поэтому издал сей указ.

Гуан-му. 2 год. 1 месяц»[40].

С получением дарственной, наш Поверенный в Делах в Корее А. Н. Шпейер телеграммой своей от 19 января 1898 г. на имя Министра Иностранных Дел гофмейстера Двора Его Величества гр. Муравьева, донес следующее:

31

Иероглифы – письменные знаки (по-корейски – хан-мун), заменяющие собою азбучную или слоговую письменность у восточных народов как-то: китайцев, корейцев, японцев. Начертанием своим они выражают не звуки, как у нас буквы, а целые понятия или комбинацию понятий. Китайцы произносят эти понятия по-китайски, корейцы – по-корейски, японцы – по-японски, но смысл и значение их почти один и тот же. Поэтому неудивительно, что всякий грамотный кореец, не владеющий ни китайским, ни японским разговорными языками, но знающий иероглифы, легко может объясниться посредством них письменно с любым грамотным китайцем или японцем, и те его поймут. Отсюда ясно, что иероглифная система является своего рода ключом для трех вышеозначенных народностей и представляет собой самый лучший способ при сношениях.

32





Ныне Архиепископ Пекинский.

33

Пекинская Духовная Миссия существует с 1713 г., т. е. больше двух столетий (212 лет).

34

Выдержки из письма Архимандрита Иннокентия (Церковные ведомости. 1901, № 17. с. 604).

35

Из числа русских миссионеров в Пекине, насколько известно, прославились своей ученостью по китаеведению следующие лица: Архим. Иакинф (Бичуринц 1853 г.; иером. Аввакум (Честной) в 1830–1841 гг.; Архим. Палладий (Кафаров), 1878 г.; архим. Гурий (Карпов), впоследствии Еписк. Таврический, 1882 г.; иером. Исаия (Поликин), 1871; Архим. Флавиан (Городецкий), впоследствии Митрополит Киевский, 1915 г.; иеромонах Николай (Адоратский), впоследствии Еп. Оренбургский, 1896 г.; иеромонах Алексий (Виноградов) в 1881–1898 гг. и др.

Из этого общего перечня миссионеров-китаеведов оставили после себя громкое имя Архимандриты Иакинф, Палладий и Гурий. К трудам первого принадлежат: 1) Статистическое описание Китайской Империи; 2) Описание монет Китая; 3) Записки о Монголии; 4) История первых четырех ханов из Чингизова дома; 5) Описание Пекина; 6) Китай, его жители, нравы, обычаи и просвещение; 7) Описание религии ученых китайцев; 8) Китайская грамматика и пр. К трудам второго миссионера-китаеведа принадлежат следующие: 1) Жизнеописание Будды; 2) Исторические очерки буддизма; 3) Старинное монгольское сказание о Чингизхане; 4) Старинные следы христианства в Китае; 5) Китайско-русский словарь и пр. Трудами третьего миссионера-китаеведа являются переводные произведения с русского языка на китайский: 1) Новый завет, 2) Псалтирь, 3) Требник, 4) Служебник, 5) Пространный Катехизис, 6) Священная История Ветхого Завета и пр. (Краткая История Русской Православной Миссии. Пекин, 1916).

36

Впоследствии часть первоначальных переводов о. Хрисанфа исправлена была Архим. Павлом, часть сложена в миссийский архив за непригодностью к исправлению.

37

1 кв. цубо – 6 с половиной аршин. 1231 кв. цубо – около одной трети десятины.

38

Цена более чем высокая по тому времени. Ныне по частной сделке с покупателями она не превзойдет 100 иен за цубо со всеми к ней пристройками.

39

Сын принца Регента (Правителя Кореи) Тэ-вон-гуна, известного своей жестокостью по отношению к христианам; родился в 1852 г.; вступил на королевский престол в 1864 г.; в 1872 г. объявив себя совершеннолетним правителем страны, прекратил гонения на христиан, признав христианство «терпимым»; в 1895 г. в соответствии с Симоносекским трактатом, объявил себя независимым королем Кореи; в том же 1895 г., спасаясь от преследований японцев, бежал в соседнюю с дворцом Русскую Дипломатическую Миссию, где прожил под охраной русского флага до 1897 г.; в 1905 г. снова подпал под иноземный протекторат, на этот раз японский; в 1907 г., по настоянию тех же японцев, отрекся от престола в пользу своего старшего сына, наследного принца, Сэджа Ли-Ку; в 1919 г. 22 января, нося уже титул (после аннексии Кореи японцами в 1910 г.) принца Ли Старшего, мирно скончался в собственном дворце (Ток-су-гунь) в Сеуле, где проживал последние дни своей жизни безвыездно; погребен в Янчжунской провинции в местности, называемой Кым-гок, в 25 верстах от Сеула. Покойный король, по свидетельству близких к нему лиц, питал добрые чувства к России и считался большим русофилом.

40

Означенная грамота хранится по сие время при документах в Миссии.