Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 26

Этим, собственно, и закончилась история Мунь-сан-пхосского стана и его предводителя Иосифа Хана, история не мало повредившая миссионерскому делу в Корее вообще и предстоятелю Миссии в частности.[63]

За первый период существования Миссии в 1900 – 1904 гг. произошли в ней следующие перемены среди служащего персонала.

1) 20 мая 1901 г. скоропостижно скончался псаломщик Иона Левченко, горячо оплаканный всей русской колонией, как человек недюжинного ума и способностей и, еще более того, прекрасных душевных качеств; погребен на местном европейском кладбище вблизи Сеула.

2) На место покойного псаломщика в том же году назначен был русско-подданный кореец Моисей Лянь[64], прослуживший в Миссии что-то около года; уволен от должности за неспособностью нести свои обязанности.

3) В том же году иеродиакон Николай (Алексеев) посвящен был в сан иеромонаха с оставлением его при исполняемых им обязанностях.

4) В 1902 г. на вакантную должность псаломщика прибыл иеродиакон Варфоломей (Селезнев)[65] и вместе с ним три монастырских послушника[66]: Федор, Дмитрий и Иаков, выписанные специально для пения в церкви.

5) В 1903 г. о. Николай и три вышеозначенных послушника выбыли из состава Миссии, поступив на службу в Пекинскую Миссию, куда набирался значительный комплект служащих для усиления возрождаемой там миссионерской деятельности и восстановления разрушенной боксерами Миссии.

Таким образом, к половине 1903 г. в Миссии оставалось всего только два человека: о. Хрисанф и о. Варфоломей. Нет сомнения, что такая частая смена служащих не могла не отразиться на общем ходе миссионерского дела, чего не мог не видеть о. Хрисанф. Но в силу необходимости приходилось мириться с таким положением вещей, так как другого выхода не было, да и не могло быть, ибо служащие не связывали себя обязательством долгосрочного пребывания в Корее, следовательно, всегда, каждую минуту, могли перейти на другое, лучшее, более удобное для них место. Прискорбный факт, но с ним приходилось считаться, тем более что «недуг» этот был свойствен и другим нашим заграничным миссиям, не отличающимся достатком содержания и прочностью положения, а главное не дающим уверенности иметь заслуженный «кусок хлеба» и отраду успокоения во время болезней и на старости лет[67].

В начале 1904 г., когда натянутость отношений между Японией и Россией достигла крайних пределов, когда ожидали с часу на час с той и другой стороны разрыва дипломатических отношений и единовременно с ним открытия военных действий, наши миссионеры по-прежнему продолжали вести свое скромное дело христианского благовестничества, не подозревая, что скоро придется им распроститься с гостеприимной страной, паствой и Миссией. Они не могли себе представить, что маленькая нейтральная Корея, бывшая, правда, объектом политических распрей и интриг среди враждовавших стран, сделалась бы ареной борьбы враждующих лагерей. Им думалось, что все политические шероховатости, создавшиеся на Дальнем Востоке за последние три-четыре года, пройдут сами собой, сгладятся, так сказать, благодаря дипломатической мудрости. Однако в этом они горько ошиблись. События развертывались с поразительной быстротой, предупредить их, казалось, не было никакой возможности.

Наступило, наконец, роковое 27 января 1904 г. Японская эскадра, как известно, без предупреждения противной стороны вдруг ударила из пушек по нашим военным судам, сиротливо стоявшим на рейде в Чемульпо[68] в количестве двух вымпелов[69] и почти одновременно с сим другая большая эскадра напала на нашу эскадру, стоявшую в Порт-Артуре под командой адмирала Старка. Это было сигналом начала военных действий.

Русские, проживающие в Сеуле, заслышав пушечную пальбу со стороны Чемульпо, о чем они были уже заранее предупреждены со стороны своих секретных агентов, сразу поняли, в чем дело и все, как один, собравшись наскоро, пришли в храм Миссии, и здесь под грохот пушек и звон колоколов принесли первую свою молитву о даровании победы русскому оружию. Очевидцы рассказывают, что многие из них, стоя на коленях, плакали навзрыд, иные, воздерживаясь от слез, глубоко вздыхали и пламенно молились.

Японцы, дав сражение на море, не замедлили высадить свои войска в Корее, являвшейся для них удобной базой. Здесь они заняли все стратегические пункты и в самой стране объявили военное положение. Народ корейский безмолвствовал, правительство преступно молчало, по крайней мере, не выражало никакого протеста против нашествия непрошеных «гостей». Страна сразу оказалась в тисках военных распоряжений и приказов японцев, требовавших беспрекословного подчинения себе всего населения.

Чувствуя себя как дома, японцы не замедлили отдать приказание о выселении всех русских из пределов Кореи в течение нескольких дней. Русские, видя серьезность положения, принуждены были покориться грубой физической силе, тем более, что рассчитывать на какую бы то ни было защиту со стороны корейцев и их оккупантов не приходилось. Начались спешные сборы и лихорадочные приготовления к отъезду.

Духовная Миссия была охвачена паникой. Наши отцы миссионеры не знали, что делать, что предпринять с имуществом: оставить – боялись, вывезти – не представлялось возможным, так как разрешалось взять с собой только самое необходимое. Наконец, решили оставить все, кроме ризницы и своих личных вещей. Второпях вещи оставляли, где попало и как попало. Через 6 дней после открытия военных действий, а именно 2 февраля, все уже были готовы к отъезду. К этому времени здания Миссии были заперты, двери и окна наглухо заколочены, и все остающееся имущество сдано под охрану местной Французской Дипломатической Миссии. Караульным сторожем был приставлен русско-подданный кореец, некий Н. Ким, которому вменялось в обязанности смотреть за оставшимся достоянием и по мере надобности доносить во Французскую Дипломатическую Миссию обо всем, что может случиться на территории Миссии. С отсутствием жильцов жизнь Миссии замерла, двор опустел, в самом доме Миссии царила могильная тишина.

Ликвидировав все, что было возможно, миссионеры отправились в путь-дорогу. Одновременно с ними выехал из Сеула также Посланник А. И. Павлов с чинами Дипломатической Миссии[70]. Отбывшие отправились через Чемульпо в Шанхай, так как других путей отхода из-за закрытия границ уже не было.

Чемульпо в это время представлял собой город плача, стона и рыданий: обе стороны понесли большие потери: было не мало убитых и раненных, изнемогавших от увечий. Легко раненных русских переносили на иностранные военные суда, стоявшие на рейде в количестве четырех кораблей: английского[71], французского[72], итальянского[73] и американского[74] (последний не принимал участия в оказании помощи русским под тем предлогом, что командир судна якобы не получил на этот счет указаний от своего правительства). Тяжело раненных распределяли по местным миссионерским лазаретам, убитых хоронили с военными почестями на местном городском кладбище.

Русская колония, собравшись в Чемульпо, размещена была вместе с командным составом «Варяга» и «Корейца» на вышеозначенных трех иностранных судах и вскоре доставлена в Шанхай.

В Шанхае ризница Миссии, запакованная в ящики, сдана была под присмотр старшего агента морского пароходства Китайской Восточной железной дороги, ему сданы были и другие вещи. Сам о. Хрисанф оставил Шанхай и окружным путем направился в Петербург, где он скоро получил другое назначение[75]. Что же касается о. Варфоломея, то последний, по собственному желанию, пробрался в Маньчжурию в пекло военных действий и там, в одном из полевых госпиталей нес безвозмездно обязанности простого санитара. Этим и закончился первый четырехлетний период существования Миссии в Корее.

63

Впоследствии Иосиф Хан, как стало известно, снова поступил к американским миссионерам, снова разошелся с ними и снова стал язычником, пока, наконец, внезапная смерть в 1920 г. не прекратила его существования.

64

Уроженец приморской области, Никольско-Уссурийского уезда, Янчихэнской волости и села; родился в 1882 г.; учился в местной церковно-приходской школе и учительской Семинарии в г. Казани, курс последней окончил в 1901 г.

65





В миру Василий; сын псаломщика Смоленской епархии; род. в 1872 г.; учился в местном духовном училище и духовной семинарии, курс последней окончил по второму разряду в 1894 г.; в том же году определен на должность псаломщика в одну из церквей названной епархии; с 1900–1902 гг. был слушателем миссионерских курсов в Казани; в 1902 г. принял монашество и посвящен в сан иеродиакона с командировкой в Корею.

66

Из Воронежского Митрофаньева монастыря, приняты по рекомендации известного богослова – канониста иеромонаха Михаила (Семенова), перешедшего впоследствии (в 1906–1907 гг.) в старообрядчество.

67

Наши духовные миссии, как известно, не имеют обеспечения для своих служащих на случай старости или болезней. Миссионеры предоставлены самим себе, своему собственному промышлению в буквальном смысле слова.

68

Чемульпо – портовый город Кореи, находится на западной стороне полуострова при берегах Желтого моря, в 5 верстах от Сеула.

69

Крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Оба корабля бились с превышающим их по численности врагом геройски до самопожертвования, пока, наконец, не взорвали сами себя на глазах неприятеля, в присутствии иностранных военных судов, стоявших безмолвно на рейде.

70

Здание Дипломатической Миссии, так же как Духовной, переданы были под охрану местного французского дипломатического представителя.

71

«Тальбот»

72

«Паскаль»

73

«Эльба»

74

«Виксбург»

75

По прибытии в Россию о. Хрисанф в том же 1904 г. посвящен был в сан епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии; в 1905 г. по болезни перемещен на кафедру епископа Елисаветградского, Херсонской епархии; в 1906 г. 22 октября скончался от скоротечной чахотки в Одессе, где и погребен в местном Успенском монастыре в ряду других предшествовавших ему настоятелей монастыря. Мир праху и покой душе его!