Страница 11 из 26
При разнообразной деятельности в Сеуле, не терпевшей отлагательства, о. Хрисанф не предполагал поначалу распространять проповедь в провинции, тем более, что не имел для сего времени, но один случай, довольно характерный, заставил его открыть стан для этой цели, а именно в деревне Мунь-сан-пхо. Вот что он писал по этому поводу в одном из своих донесений в Св. Синод в 1903 г.
«В прошлом году, вскоре по возвращении моем из России, к нам в Миссию стал ходить один кореец, на вид очень приличный, серьезный и как будто из ученых.
Восточные ученые, да впрочем, и европейские тоже, имеют особый вид, вид сосредоточенного и довольно нервного человека; показался мне и этот таковым.
Для меня это было очень важно, ибо мысль о переводах ни на минуту не выходит из головы: вот, думаю, Господь посылает мне и человека, который сможет в этом помочь… Надежды мои, и именно с этой стороны, не увенчались успехом: стремления у него были более скромные, чем я ожидал: ему хотелось познакомиться с православной верой и затем креститься.
Прошло месяца два его исправного хождения в Миссию, как он вдруг заявил мне, что ему нужно отлучиться в деревню навестить свою семью, обещал снова возвратиться к нам. Действительно, недели через две он снова явился с заявлением, что его односельчане в количестве нескольких человек желают принять православную веру и просят кого-либо из нас приехать к ним и побеседовать с ними и послужить у них, для каковой цели они приготовили даже отдельный дом.
Я так и сделал. На третьей неделе Великого поста, взял с собой корейца-переводчика и отправился верхом на лошади в ожидавшую нас деревню Мунь-сан-пхо. Приехал я туда вечером: деревня очень большая (дворов около 500), длинной лентой растянулась она у подножия невысокой горы на берегу большой реки. В центре деревни на искусственно сделанной площадке стоит одинокая фанза[55], о которой говорил кореец, как о доме, приготовленном для службы. К площадке приделаны с улицы ступеньки в виде лестницы, вокруг самой площадки – живая изгородь из кустарника.
С первого взгляда на фанзу я заподозрил, что это «ыизделие» американских миссионеров: не раз мне приходилось видеть их молитвенные дома, устраиваемые именно таким образом. Когда же я вошел в фанзу, то совершенно убедился в том, что этот дом есть не что иное, как церковь американских миссионеров. Одна комната в доме (большая) предназначалась для собеседований, к ней примыкает другая, поменьше – для женщин и, наконец, еще два небольших кана[56] – помещение для миссионера на случай его приезда. Часть большой комнаты кореец отделил легкой перегородкой в виде иконостаса с царскими вратами, сделал престол, аналой, деревянные подсвечники, разукрасил все это яркими красками и сделал все точно так же как в нашей сеульской церкви, недоставало только икон.
Дом обыкновенного корейского типа, обмазанный глиной, крыт соломой, стены в основе своей сделаны из тоненьких дощечек, просвечивающих насквозь и оклеенных изнутри бумагой, между которыми попадаются американские газеты «Христос» и календари того же издания.
На другой день по приезде в деревню собралось ко мне до 10 человек почтенных старцев, с которыми я и стал вести собеседования. Не знаю, беседы ли мои были не интересны для них или старческое внимание уже притупилось: все время они дремали, и глаза их отягощались сном. Меня это, признаюсь, несколько смущало, и я старался употребить все усилия, чтобы пробудить их хотя бы от физического сна. Иное дело, когда заводил речь о житейских делах и особенно о политике, сразу все пробуждались и наступало удивительное оживление. Три дня по два раза в день я собирал их для беседы, а во время утренних и вечерних молитв читал Евангелие и, в конце концов, все же успел научить их кое-чему»[57].
После о. Хрисанфа посетил селение с той же миссионерской целью о. Николай. Он прожил там две-три недели, провел несколько собеседований и в заключение всего купил вышеозначенную фанзу в собственность миссии за 85 иен. Фанза приобретена была исключительно для молитвенных собраний и собеседований с народом. Катехизатором к вновь приставленному стану был поставлен тот же самый кореец, который зазывал наших миссионеров в деревню. В нем о. Хрисанф увидел «ученого мужа». Этот «ученый муж», как потом оказалось, был христианином какого-то протестантского толка, крестился у американских миссионеров, носил имя Иосифа, фамилию Хан; служил в одной из американских местных миссий, кажется, в качестве проповедника и, не удовлетворившись американскими подачками, оставил прежнюю службу, став православным катехизатором, не будучи сам православным[58]. Насколько отрицательна была эта личность можно видеть из того факта, что он, не имея своей собственности, продал фанзу, как после узналось не свою, а принадлежащую американским миссионерам.
Когда американские миссионеры узнали, что в их молитвенном доме-фанзе функционирует миссия православная, а самый дом передан в руки русских миссионеров, они обратились к о. Хрисанфу с письменным разъяснением, указывая на незаконные поступки г. Хана, как на низкопробное мошенничество.
Вот что, между прочим, писал по этому поводу один из американских миссионеров от 11 декабря 1903 г. в письме своем на имя о. Хрисанфа (выдержки из текста приводим в переводе с английского).
«Могу Вас уверить, что дело, о котором Вы мне сегодня писали, причинило мне не мало огорчений. Не потому, что мы лишаемся дома в Мунь-сан-даль, а потому, что мы теряем доверие к человеку, который находился на службе нашей миссии в течение более пяти лет, а это гораздо более серьезно. Этот человек – Хан-сандаль, о котором Вы упоминаете в Вашем письме и который, как оказывается, продал Вам дом».
Из письма становится ясно, что в 1898 г. Хан и несколько корейцев крестились у американских миссионеров. В течение нескольких лет Хан находился на службе в американской миссии. За это время он построил на общественной или государственной земле дом, взяв деньги на постройку в долг у американских миссионеров. После постройки дом считался принадлежавшим американской церкви. Решив перейти в Православную Церковь, Хан объявил американцам, что дом принадлежит ему и что он возместит ту сумму, которую взял в долг на строительство. Однако прошел год и все ограничивается обещаниями. «Надеюсь, Вы поймете, что я никоим образом не ставлю Вам в вину покупку этого дома. Я вполне уверен, что Вы были обмануты тем же человеком, который через столько лет оказался вероломным по отношению ко мне и к Господу, которого он якобы любил и почитал. Дж. Роб. Мур[59]».
Несмотря на приведенные доводы инославного миссионера, дом остался за Миссией и самый Хан продолжал состоять катехизатором вышеозначенной деревни и пользовался поддержкой предстоятеля нашей Миссии, подпавшего под его влияние и считавшего его хорошим, добросовестным проповедником.
Однако в действительности И. Хан не был хорошим проповедником, да и не мог быть им как человек, не сведущий в вопросах веры вообще и православия в частности.
В проповедях своих, какие говорил (а говорить он мог), речь шла не столько о религии, сколько о материальных выгодах и расчетах своих личных и слушателей. «Если примете русскую веру, ораторствовал доморощенный «вития», то вам будет хорошо и прибыльно: вы будете иметь и одежду, и деньги, и защиту перед начальством…[60] Русские люди очень богатые, добрые, они любят свою веру и помогают тем, кто принимает ее от них… Американцы вам ничего не дадут, они сами смотрят в карман других… они норовят, как бы с нас получить, а не нам дать…» и т. д. в том же роде. Чтобы придать больше веса своим словам, надевал на себя священническое облачение, хранившееся у него в фанзе на случай приезда миссионера, и служил в нем, как знал и как умел, причем не забывал напоминать посетителям, что он такой же «тэ-синбу», как арх. Хрисанф. Само собой разумеется, что подобного рода проповеди ничего не могли принести, кроме вреда, и если односельчане посещали его, то исключительно из праздного любопытства. Поэтому не удивительно, что стан, просуществовав десять лет (с 1903 по 1913 г.), не имел никого из последователей, кроме одного старца, некоего Николая, который, кстати сказать, не замедлил отправиться в другой лучший мир, где нашел себе вечное упокоение. Стан, как не производящий пользы, был закрыт одним из преемников о. Хрисанфа[61], фанза продана[62], а И. Хан удален из Миссии как не нужный, вредный элемент, бесполезный для миссионерской работы.
54
Деревня Мунь-сан-пхо (ныне уездный город Мунь-сан) находится при железнодорожной станции этого наименования, Аньдунской железной дороги, в 50 верстах от Сеула.
55
Корейские дома (фанзы) устраиваются из жердей и прутьев, промазанных глиной, крыша ставится обычно соломенная, но иногда у более зажиточных людей – черепичная.
56
Кан – мера объема у корейцев, равняющаяся (6x6x6) 216 куб. футам.
57
Церковные ведомости, 1904, № 3, с. 103–105.
58
Иосиф Хан присоединен к православию уже несколько лет спустя, поступив на службу к православным, а именно в 1909 г.
59
Архив Духовной Миссии.
60
Там же.
61
Архимандритом Иринархом.
62
За 35 иен.