Страница 4 из 12
Дед мрачно смотрел на Васю, барабаня пальцами по столу, а затем решительно поднялся с места. Мы тоже встали.
– Всем оставаться на своих местах, – приказал он. – Васька, пошли, покажешь место.
– Дядь Толя, вы бы ружье взяли, – серьезно предложил Вася. – А еще лучше – осиновый кол. Говорят, если мертвяку его в сердце воткнуть, он сразу ласты откинет.
– Можно подумать, если кол вонзить в грудь нормальному человеку, он даже не почешется, – фыркнул Сеня.
Дед рассеяно поглядел на старшего внука, а мама наградила Сеню убийственным взглядом, отчего он покраснел, пробормотал что-то нечленораздельное. Мы молча смотрели, как дед выходит из кухни в сопровождении Васьки, которого происшествие не лишило аппетита, он охотно принял от бабушки пакет с пирожками. В окно мне было хорошо видно, как эта парочка пересекает двор. Я отметила, что, вопреки советам Васьки, ружье дед не взял.
– Какие-то дикие люди тут живут, – капризным голосом протянула Злата. – Зомби, осиновый кол… Наверное, и в Бабу-ягу до сих пор верят.
– Конечно, верят, – ответила я. – Странно, что ты не веришь.
– Я же не маленькая, – снисходительно улыбнулась Злата. – Почему я должна в нее верить?
– Ну, как же, – всплеснула я руками. – Ты же ее каждый день видишь в зеркале.
Злата мгновение переваривала услышанное, а затем с визгом кинулась на меня. Я была готова к такому повороту событий и с проворством ужа выскочила из-за стола, прихватив пирожок, вылетела в двери, довольная тем, что могу манипулировать старшей сестрой. Строгий приказ деда поневоле заставлял нас сидеть дома, и только ссора могла оправдать мое отсутствие. Потому я, спровоцировав сестру, выскочила за ворота и пустилась во все лопатки к библиотеке. Пусть думают, что я испугалась сестринской кары или наказания от матери с отцом. Что до бабушки, та никогда и ничего мне не сделала бы, особенно в первый день.
Где находится библиотека, я помнила. На подходе притормозила, сунула пирожок в карман, нырнула в кусты и стала продираться сквозь противные заросли акации, шипя, когда колючие ветки царапали шею и руки. Кусты позволили вплотную подобраться к месту происшествия, а там пришлось выйти на открытое пространство.
У библиотеки уже толкалось человек двадцать: в основном, местные старушки, несколько подростков, участковый и дед. Чуть поодаль стояла высокая худая женщина, с темными волосами, и ногами, похожими на палки. Ее я помнила: это была библиотекарь с редким именем Элеонора, единственная знакомая моих деда и бабушки, кого не восхищало мое умение читать с трех лет. На крыльце библиотеки, вытянув шею, за происходящим наблюдал высокий крепкий парень с квадратным подбородком. Люди негромко переговаривались и смотрели куда-то вниз, но на что – я понять не могла. За их спинами ничего не было видно. Стараясь держаться подальше от бдительного взора деда, я принялась лавировать между взрослыми. Первый ряд зрителей все равно закрывал происходящее, поэтому я, недолго думая, просунула голову между ног одной из старух. Зрелище, надо сказать, было занимательное.
На земле, в зарослях лопуха, лежало тело мужчины, от которого несло разложением. Посиневшее лицо выглядело жутко, но я, как завороженная, впитывала каждую деталь, разглядев описанную Васькой татуировку на руке, в виде плохо нарисованного солнца, садящегося в море. Задравшаяся рубашка обнажала узкий багровый след на талии, словно оставленный раскаленной змеей. Похожий я заметила на запястье. И кое-что еще, видимое, по всей вероятности, только мне.
Бабка, нависавшая надо мной, переступила с ноги на ногу и отдавила мне пальцы.
– Ай! – сказала я. Бабка испугалась, схватилась за сердце и шарахнулась в сторону, заваливаясь набок.
– Ты что, окаянная, делаешь? – взвизгнула она и, внимательно оглядев меня с головы до ног, гаркнула: – Люди добрые, это чья ж такая?
Дед обернулся и поморщился.
– Это моя, – раздосадованно ответил он и, строго глядя на меня из-под очков, велел: – Варвара, поднимайся.
Я встала, сконфуженно отряхнула платье и стыдливо уставилась в землю.
– Разве я не говорил, чтобы все оставались дома? – спросил дед. – Ты же умная девочка. Почему на месте преступления должно быть как можно меньше народа?
– Чтобы следы не затоптали, – проблеяла я.
– Надо же, какое умное дитё, – умильно восхитилась бабка, отдавившая мне пальцы. Дед не обратил на нее никакого внимания.
– А раз ты все понимаешь, ноги в руки и – домой, – приказал дед.
Я кивнула, но не тронулась с места. Он отвернулся было к покойнику, но затем снова поглядел на меня:
– Что непонятного?
– У него что-то в руке, – сказала я и ткнула пальцем в сжатую руку мертвеца.
Дед бросил взгляд вниз и вроде решил поглядеть, что скрывала рука покойника, но не успел. В толпе послышался ропот, и откуда-то сбоку выскочила старушка лет семидесяти, грузная, неповоротливая, с криво застегнутой кофтой. Она взглянула на труп и бухнулась на колени, принявшись с воем биться лбом о землю.
– Ах, сердешная, – с наигранной, как мне показалось жалостью, произнесла давешняя бабка. Я внимательно поглядела на нее и подумала, что вижу главную деревенскую сплетницу, и это может мне пригодиться. – Это ж точно он, сын Марусин, Ванька, Ванька Фомичев, что два года как потонул. И татуировка его!
Мать покойного Фомичева при этих словах закричала еще сильнее. Участковый нахмурился и, раскинув руки в стороны, сделал шаг вперед.
– Вот что, граждане, – сурово сказал он. – Не на что тут смотреть. А ну, расходитесь по-хорошему. Я потом отдельно всех вызову и опрошу.
– Что же это делается, Леша? – спросил пожилой мужчина в сильно мятом пиджаке.
– Не до тебя, Федор, – отмахнулся Пряников. – Иди с миром.
По моему мнению, смотреть было на что, особенно учитывая, что труп разлагался прямо на глазах. Не обращая ни на кого внимания, дед осторожно опустился на колени перед покойным и попытался разжать ему пальцы. Треснула кость, и толпа вздрогнула, как от выстрела. Участковый снова закричал на людей, а те, повинуясь приказу, неохотно сделали несколько шагов назад. Я одна не тронулась с места, завороженная увиденным.
В ладони покойника лежала золотая монета, тускло блестевшая на ярком солнце.
Повинуясь строгому приказу деда, я покинула место преступления, но домой, в лапы разъяренной Златы, не спешила. Вместо этого свернула за угол, без особого труда влезла в чужой палисадник, и, крадучись, вернулась к библиотеке, моля небеса, чтобы никто не высунулся из окна и не обнаружил меня в цветнике. Палисадник забором примыкал к библиотечному двору с чахлым садиком, жидкими клумбами и большой собачьей будкой, с виду пустой. Недолго думая, я раздвинула болтающиеся штакетины на заборе, перебралась в библиотечный двор и юркнула в будку. К сожалению, она стояла так неудобно, что со стороны лаза труп и людей видно не было. Но в задней стене я обнаружила большую дырку от выпавшего сучка и, припав к ней глазом, обозревала происходящее.
Зеваки сновали туда-сюда, закрывая собой и обрушивая на свою голову небесные кары, которыми я мысленно руководила. Действовало неважно, поскольку деревенские жители неохотно отходили в сторону, освобождая мне обзор. Над покойником вовсю трудились медики. Неподалеку стояла их машина, удалось даже разглядеть часть номера, и я автоматически его запомнила. Дед то и дело появлялся в поле зрения, но теперь он действовал не один. Рядом с ним был участковый Пряников: маленький, рыжий, как подсолнух, и с тонкими усиками, что придавало ему сходство с котом. Участкового я тоже немного помнила: он приходил к деду за консультациями и, по-моему, очень его боялся. Впрочем, не только его. Участковый жутко боялся бабушку, стеснялся при виде отца, а когда в дом входила мама – невероятно краснел. Судя по отвращению, появившемуся на лице участкового, с трупом происходило что-то неладное. Вряд ли он впервые видел мертвецов. Да и дед, подозрительно бледный, постоянно морщился, закрывал нос и рот ладонью. Я вспомнила Васькины слова и невольно поежилась, подумав о нашествии зомби. Кто его знает, может, все фильмы ужасов, которые я тайком смотрела, оказались пророческими и теперь армия живых мертвецов решила атаковать поселок?