Страница 117 из 143
Тем временем они приблизились к роскошному дворцу, сверкающему всеми цветами радуги. Перед дворцом зеленел бамбук, позади высились голубые сосны. На террасе стояли служанки, наряженные точно так же, как служанки в императорском дворце.
При виде Баоюя они стали тихонько переговариваться между собой:
— Так это и есть Хрустальноблещущий служитель?
— Он самый, — ответила дева, сопровождавшая Баоюя, — скорее доложите о нем!
Одна из прислужниц улыбнулась и, поманив юношу рукой, направилась к дверям, ведущим во дворец. Баоюй последовал за нею.
Они миновали несколько залов и покоев и остановились у входа в главный зал, затянутого длинными жемчужными занавесками.
— Ждите, вас позовут, — сказала Баоюю прислужница.
Баоюй ни слова не произнес в ответ и застыл на месте. Прислужница прошла в зал, но вскоре снова появилась и обратилась к Баоюю:
— Проходите, пожалуйста, Хрустальноблещущий служитель!..
Другая прислужница тотчас же отдернула занавес, и Баоюй увидел прелестную девушку с венком на голове, в расшитом причудливыми узорами платье. Она гордо восседала посередине зала.
Баоюй внимательно пригляделся, и девушка показалась ему очень похожей на Дайюй.
— Сестрица! — не мог он удержаться от возгласа. — Оказывается, ты здесь! Я ни на минуту не забывал о тебе!
— До чего же неотесан этот служитель! — гневно вскричала служанка. — Пусть убирается вон!
В то же мгновение другая прислужница опустила жемчужный занавес, и Баоюй не посмел войти в зал. Он даже не успел спросить, кто эта дева, — прислужницы выгнали его из дворца. С Цинвэнь он тоже больше не встретился.
Обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, Баоюй покинул дворец и стал искать дорогу, как вдруг увидел под навесом Фэнцзе, — она манила его к себе.
«Вот хорошо! — обрадовался Баоюй. — Оказывается, я уже дома! Как же я мог заблудиться?!»
Он побежал к Фэнцзе:
— Сестра, как же ты позволила всем этим людям надо мной насмехаться? А сестрица Линь вообще не пожелала видеть меня! Что же это все значит?
Он подошел поближе и тут увидел, что это вовсе не Фэнцзе, а госпожа Цинь Кэцин, первая жена Цзя Жуна.
Баоюй спросил, где же Фэнцзе, но госпожа Цинь отвернулась от него и ушла в дом.
Баоюй не посмел войти следом за ней, стоял в растерянности на месте и сокрушенно вздыхал.
«В чем же я провинился? Почему все от меня отворачиваются? »
Он горько заплакал, но тут появилось несколько рослых молодцов с плетями в руках.
— Почему тут мужчина? — закричали они. — Кто посмел вторгнуться в нашу страну бессмертных? Убирайся вон!..
Баоюй молча пустился наутек, стремясь найти выход, но вдруг увидел вдали толпу девушек, шедших ему навстречу. Одна из них показалась ему похожей на Инчунь.
— Я заблудился! — крикнул девушкам Баоюй. — Помогите мне!
В то же мгновение его настигли здоровяки, а девушки, обратившись в злых духов, исчезли.
Баоюй был в отчаянии, но вдруг увидел перед собой того самого монаха, который принес утерянную яшму. Монах поднес к лицу Баоюя зеркало, которое держал в руках, и проговорил:
— По высочайшему повелению государыни Юаньчунь я пришел спасти тебя!
Видения мгновенно исчезли, и Баоюй с монахом оказались одни среди пустынной равнины.
— Это же вы привели меня сюда, а сами исчезли! — воскликнул Баоюй, схватив монаха за руку. — Я повстречал здесь близких мне людей, но они не захотели со мной разговаривать, а потом превратились в демонов! Скажите, во сне это все было или наяву?
— Ты читал здесь украдкой какие-нибудь надписи? — спросил Баоюя монах.
«Раз он привел меня в страну бессмертных, значит, и сам бессмертный, — решил Баоюй. — Так что лучше ему правду сказать. Да и расспросить его кое о чем не мешает».
И Баоюй признался:
— Я списки читал.
— Выходит, ни в чем ты не изменился! — со вздохом произнес монах. — Неужели из тех книг ты не понял, что мирские страсти — не что иное, как наваждение! Запомни это хорошенько, если же не все понял, я объясню! А сейчас иди домой!
Он толкнул Баоюя, и тот с криком «Ай-я-я» упал…
…Тут все, кто был в комнате, поняли, что Баоюй приходит в себя, и стали его окликать. Баоюй открыл глаза — он по-прежнему лежал на кане, а рядом стояли госпожа Ван, Баочай и остальные родственники с покрасневшими от слез глазами.
«Я вырвался из объятий смерти!..» — подумал Баоюй, вспоминая пережитое. Все до мельчайших подробностей сохранилось в памяти, и он расхохотался:
— Да, да! Так и есть!..
Госпожа Ван решила, что у сына снова начинается приступ безумия, распорядилась позвать врача, а к Цзя Чжэну послала девочку-служанку, наказав передать:
— Баоюй ожил, и готовиться к похоронам не надо.
Цзя Чжэн пришел поглядеть на сына и воскликнул:
— Несчастный! Как ты нас напугал!
Из глаз Цзя Чжэна покатились слезы, и, тяжело вздыхая, он вышел.
Шэюэ успокоилась и перестала думать о смерти. Госпожа Ван приказала подать коричный отвар, напоила им Баоюя, и к нему стали постепенно возвращаться силы. Госпожа Ван на радостях простила Шэюэ, а затем распорядилась драгоценную яшму передать Баочай, наказав ей следить за тем, чтобы Баоюй не снимал яшму с шеи.
«Интересно, где монах нашел яшму? — размышляла госпожа Ван. — И почему он потребовал деньги, а потом вдруг исчез? Может быть, он святой?»
— Судя по словам монаха, он яшму не нашел, а, улучив удобный момент, потихоньку унес, — сказала Баочай.
— Как же это он сделал, если яшма была в доме? — удивилась госпожа Ван.
— Как принес, так и унес, — уверенно ответила Баочай.
— В тот год, когда пропала яшма, старший господин Линь Чжисяо ходил гадать, — вмешались в разговор Сижэнь и Шэюэ, — уже после свадьбы мы сказали второй госпоже Баочай, что в предсказании было слово «шан» — «вознаграждать», и нам показалось, что речь идет о деньгах. Помните, вторая госпожа?
— Да, вы говорили, что в предсказании написано, будто яшму нужно искать в закладных лавках, — подумав, подтвердила Баочай. — Но только сейчас я поняла, что знак «шан», о котором вы слышали, означает вовсе не «вознаграждение» и не деньги, а часть слова «хэшан» — «монах». Теперь, надеюсь, вам ясно, что яшму унес не кто иной, как хэшан?!
— Монах этот странный какой-то! — промолвила госпожа Ван. — Когда Баоюй заболел, он сказал, что в доме у нас есть драгоценность, с помощью которой можно излечить Баоюя, и указал при этом на яшму. Выходит, он знал, что твой муж родился с яшмой во рту. С древнейших времен и поныне ничего подобного не случалось, и мы до сих пор не знаем, что это за яшма. Болеет Баоюй — из-за яшмы, выздоравливает — благодаря яшме, даже родился с яшмой…
Госпожа Ван умолкла и заплакала.
Все, о чем говорила мать, Баоюю было известно, но он никому об этом не говорил, вспоминал только, что видела его душа во время странствий на небесах. Тут в разговор вмешалась Сичунь.
— В тот год, когда была потеряна яшма, — сказала она, — Мяоюй обратилась к духам, и они сказали, что яшма находится «у подножия утеса Цингэн… где растет вековая сосна». Далее шли слова, которых я не запомнила, а под конец говорилось: «А заглянете к нам — и с улыбкой тотчас встретят вас…» Суть кроется в словах «к нам». Уверена, что в стихах подразумевалась обитель, где процветает учение Будды, но вряд ли брат Баоюй мог войти в нее.
Баоюй усмехнулся, а Баочай нахмурила брови.
— Опять ты о Будде! — рассердилась госпожа Ю. — Неужели до сих пор не оставила мысли уйти в монастырь?!
— Не оставила! — подтвердила Сичунь. — И, признаюсь вам откровенно, давно перестала есть мясное!
— Опомнись, дитя мое! — воскликнула госпожа Ван. — И перестань думать об этом!
Сичунь замолчала. Зато Баоюю слова девушки напомнили строки из стихов в книге судеб: «Вдруг оказалась возле Будды во мгле мерцающих лампад…», и он вздохнул. Потом он вспомнил стихи, где говорилось о циновке «си» и цветке «хуа», бросил взгляд на Сижэнь и заплакал.