Страница 18 из 21
– По древнему фракийскому преданию – Всемирное Существо по имени Олен. Греки очень почитали Фракию, считая её не только колыбелью поэзии, но и интеллекта, ибо эти понятия не разделялись.
– Да, они называли её страной чистой доктрины и происходящей от неё священной поэзии. Слово Фракия для них имело символический смысл, как философский, так и исторический. Этой области приписывали совокупность учений и традиций, которые утверждали происхождение мира от божественного Разума. Здесь впервые возникла дорийская поэзия, уходящая корнями в могучий древнеарийский дух. Поэзия расцвела в Греции, благодаря святилищу Аполлона. В Дельфах жил целый класс фракийских жрецов – это были хранители высшей доктрины. Они поклонялись Аполлону, потому что имя Всемирного Существа Олен и Аполлон имеют один и тот же корень. Ап олен – Всемирный Отец. Они отождествляли небесного отца с его двойным проявлением: с духовным невидимым светом и с видимым светом – солнцем.
– Древние греки считали поэзию языком богов, языком аллегорий, – вставил Пьер, желая поддержать разговор. – Что-то такое есть у Страбона. Поскольку он первый писал о Египте, я кое-что из его опусов прочитал перед поездкой. Странно: меня раньше не очень интересовала поэзия, а тут зацепило. Впервые встретился с мнением, что языком поэзии говорили боги, что под её покровом скрывались тайны природы и возвышенные нравственные идеи. Я ещё подумал: «Надо же такое! Какие же нравственные идеи присутствуют в современной поэзии, если в ней столько цинизма и пошлости».
– У первоначальной поэзии, – объяснял Захи, – которая исходила из храмов, был священный язык. Её тайный и магический смысл, её очарование исходило из самого её имени. И прав был Фабр ДʼОливе, который так его расшифровывал: phohe – уста, язык, голос и ish – Высшее существо – Бог. Последнему слову созвучно коптское Os (Господь) и египетское Osiris.
– Я читала, что культ Аполлона – солнечный культ, существовавший в то время в святилищах Египта. Время Орфея было временем Моисея и Эхнатона. Как культ появился в Греции? – спросила Лия.
– Колонисты завозили с собой своих богов и свои культы. Культ Аполлона был введен одним из жрецов. Но его культ так и оставался в стенах древних святилищ. Только Орфей придал могущество солнечному культу, оживил его и наполнил содержанием и эмоциями через мистерии Диониса.
Незаметно подошли Саша и Орнелла. Они внимательно прислушались, и их заинтересовал Орфей.
– Да, это была эпоха Моисея, – продолжал Захи, – и до появления Христа оставалось тринадцать веков. Моисей хоть и заявил громогласно о едином Боге, но его слышали не все, а те, кто и слышал, не хотел расставаться со своими привычными богами. Культ Солнца на берега живописного полуострова привезли жрецы Египта. В те времена всё руководство жизнью исходило из святилищ. Египетские колонисты в Элевзис перенесли культ Исиды под видом Деметры, Матери богов. В Аргосе поклонялись Юноне, в Аркадии – Артемиде.
– Я больше слышала об Афродите, рождённой из морской пены, – Орнелла попыталась показать, что она в теме.
– В Афродиту превратилась финикийская Астарта, которая большое влияние имела в Коринфе. Но над местными богами возвышались космогонические боги. Этот гористый полуостров, отороченный низкой островов, тонкими вырезами побережья распластался на светлой лазури Средиземного моря. Красивая природа гор, солнечный берег привлекал, и Грецию заселяли разные народы. Бесконечное смешение рас выработало красивейший язык, который сравнивали и со щебетом птиц, и с ударом меча, и с шумом грозы. Язык Эллады был прекрасен и многоцветен, как переливающееся перламутром тёмно-синее море. Не удивительно, что он ложился на музыку, вторя звукам Орфеевых струн. Музыка же его была то медленна и нежна, как ласковая вода, журчащая в заливах, то, насыщаясь чувством и энергией, клокотала, как разбивающиеся о рифы волны. Поэтому не удивительно, что он покорял всех своим голосом и музыкой. Кроме того, легенды нам сообщают, что у него были не простые струны.
– И это удивило меня, Захи, – перебил гида Пьер, – каждая струна имела свой смысл: содержала закон одной науки и одного искусства.
– И каждая струна соответствовала одному из состояний души, – продолжал Захи. – Его лира о семи струнах обнимала всю Вселенную. Мы потеряли ключ к его гармонии, но его мелодии, священные звуки лиры, звучали в сочинениях выдающихся композиторов.
И вот белокурый, голубоглазый, атлетически сложённый юноша внезапно исчез. А история его исчезновения такова. Однажды, гуляя на лугу, увидел девушку, которая покорила его своей красотой. Он пошёл за ней. Ему показалось, что она идёт не по своей воле, что её влечёт какая-то магическая сила. Все в Греции знали о культе Гекаты и её жрицах. Мужским богам поклонялись в храмах, удалённых от бурной жизни населения, потому что предпочитались божества женского начала, вызывающие к жизни неуёмные страсти и опасные силы природы. Над вакханками властвовала Аглаониса. Все её боялись. Оказалось, что это она завлекала Эвридику в свою пещеру. Аглаониса почувствовала к красивой девушке необузданное преступное влечение. Он понял это, зашёл в пещеру и разрушил магическое колесо её прялки, с помощью которого она завлекала самых красивых девушек и превращал их в жриц культа. Ему удалось увести Эвридику, но месть колдуньи настигла её. Ей преподнесли обманным путём чашу с ядом. Юноша не смог смириться со смертью любимой. Потеряв её тело, пошёл искать душу. Он даже проник в ад, туда, откуда не возвращаются живыми. Но и там он не нашёл душу Эвридики. Он впал в летаргический сон. Во время сна к нему явилась Эвридика.
– Я знаю легенду об Орфее и Эвридике, но почему она дала ему такое имя? – спросила Орнелла.
И тут в разговор вступила Лия:
– Ради меня ты не побоялся ада, ты искал меня между мёртвыми. Я услышала твой голос, я пришла. Я обитаю не в недрах земли, но в областях Эреба, в обители мрака между землёй и луной. Я кружусь на краю обоих миров и плачу так же, как ты. Если ты хочешь освободить меня, спаси Грецию и дай ей свет. И тогда мне будут возвращены мои крылья, и я поднимусь к светилам, и ты снова найдёшь меня в светлой области Богов. А до тех пор я должна бродить в царстве мрака, тревожном и скорбном.
– Трижды я хотел схватить её, трижды она исчезала из моих объятий, неуловимая, как тень, – продолжил Захи. – Я услышал звук, словно от разорванной струны, и затем голос, слабый, как дуновение, грустный, как прощальный поцелуй, прошептал: Орфей!
– Вы как будто вместе играли в одном школьном спектакле, – удивился Саша их монологам.
– Мы все вместе играем в одном спектакле жизни, – ответил Захи.
– До Египта я подобное считала красивой легендой, а сейчас верю, что такое могло быть на самом деле.
– И что же тебе раскрыло глаза?
– Со мною такое происходит здесь, что и не расскажешь. Подруги парижанки сказали бы, что я шизанулась.
– А у тебя просто расширилось сознание.
– Жалко, что о его философии не говорят, и об этом мало кто знает. А вот Моисея и Иисуса знают все.
– Так Иисус сорок лет обучался у египтян, а Орфей только двадцать, значит, что-то не доучил, – высказала предположение Лия.
– Мы тоже учимся в Египте, и будем такие, как Орфей и Христос? А, Захи?
– Время покажет, Орнелла, чему вы научитесь. Но, так или иначе, вам уготована судьба носителей Света.
– И через много веков обо мне тоже будут также вспоминать, как об Орфее?
– У тебя нет лиры, поэтому из тебя Орфей не получится, – улыбаясь, проговорил Саша, – да и сражаться не с кем, нет жриц Гекаты.
– А ты что-то о них знаешь?
– Есть такая книга «Таис Афинская» русского писателя Ивана Ефремова. В ней описаны их оргии.
– Расскажи, – заинтересовалась Орнелла.
Но все туристы уже собрались, подошел водитель, и народ стал рассаживаться по местам.
– Саша, приходи вечером, договоришь, – пригласил Пьер.
Несмотря на то, что Орнелла шла рядом, Саша как-то отодвинул ее в сторону и пропустил Лию вперед, усаживаясь рядом. У Орнеллы это оставило неприятный осадок, и она решила на обратном пути взять реванш. Автобус прибыл в Фивы. Здесь некогда соседствовали храмы богов с роскошными дворцами вельмож, домами египетской знати, садами редкостных деревьев и искусственными каналами и озерами. Над землей величаво восставали статуи царей в полный рост, в небо вонзались золоченые иглы обелисков и купола расписных башен. Весь город утопал в пышной зелени тамарисков, сикимор и финиковых пальм. Сквозь зелень проглядывали аллеи со сфинксами по обеим сторонам.