Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 35

Лейтенант был настолько вытянут, и такое сознание своего величия выражалось в нем от кончиков сапог до пробора над гладко выбритой физиономией, что на этот раз уже Ильин с некоторым интересом раза два провел по нему глазами, и их взоры на мгновение встретились. По лицу лейтенанта скользнула брезгливая улыбка. Может быть, виною тому было чувство досады, испытанное минуту назад, но внезапно слепой гнев ударил Ильину в голову, и, не отдавая себе отчета в том, что он собирается делать, Ильин быстрым движением поднялся со стула и шагнул вперед.

Однако лейтенант уже прошел, и Ильин снова опустился на свое место. Руки его слегка вздрагивали. Столовая была почти пуста, и за исключением лакея, который смотрел на него с выражением некоторого недоумения, никто не заметил его стремительного движения и возбужденного вида.

Поспешно проглотив обед, Ильин нахлобучил шапку и вышел в сад. Все это было абсолютно глупо. Хорошо еще, что так обошлось и он не учинил скандала в первый же день по прибытии, а то какой был бы срам возвращаться сейчас же в Москву и снова являться к профессору Колпакову с просьбой принять на службу!

В будущем до подобной слабости себя допускать нельзя, но нельзя и ручаться, что, близко соприкасаясь со здешним обществом, он не напорется на какую нибудь глупую историю. Пренебрежительного к себе отношения он, Ильин, никогда не допустит, какие бы это последствия не имело. Однако рисковать вылетом из института тоже не следует. Отсюда вывод — поскорее заняться тем, для чего он приехал: работать, составлять себе имя, взять все что можно от Африки и поменьше путаться с этой сомнительной публикой. А обедать он будет дома.

* * *

На следующий день Ильин познакомился с Кремье, который оказался высоким, стройным, несмотря на свои пятьдесят лет, и очень элегантным, даже в лабораторном халате, мужчиной. Держался он холодно, но просто, и непродолжительный разговор вполне разъяснил Ильину его положение.

Оказывается, он был приглашен в лабораторию Идаева по его же рекомендации и настоянию, но затем было решено оставить Ильина на территории института. Дело в том, что в Ниамбе развернута работа, не подлежащая по различным причинам оглашению, и доступ туда чрезвычайно ограничен. Кроме того Идаев тяжело заболел, и хотя жизни его не угрожает опасность, но на скорое выздоровление его мало надежды. Поэтому Ильину предлагается занять место ассистента в лаборатории Кремье. Профессор несколько знаком по литературе с работами мсье Ильина и считает, что мсье будет для него чрезвычайно ценным сотрудником. В случае его несогласия администрация, принося свое глубокое извинение, конечно, оплатит обратный проезд и возместит все прочие издержки.

Мсье Ильин согласен остаться? — Он, Кремье, очень рад и просит своего нового коллегу принять с завтрашнего дня участие в оборудовании лаборатории, которая находится сейчас в стадии развертывания.

III. Механик Дюпон.

Со времени прибытия Ильина в институт прошло уже более недели, но приступить к работе еще не удалось, так как красились стены, прокладывались трубы, и вообще все в лаборатории было перевернуто вверх дном.

С другой стороны, благодаря этому завязалось знакомство Ильина с Дюпоном. Плотный, чернявый, с квадратной физиономией механик-водопроводчик, торчавший по своим делам целыми днями в лаборатории, оказался очень веселым и разговорчивым парнем. Собственно, нельзя было точно установить, когда от деловые замечаний по поводу укладки труб они перешли к посторонним разговорам, из которых получилось затем нечто в роде дружеских отношений.

Молчаливость никогда не входила в число добродетелей Ильина, а вместе с тем как-то вышло, что с Кремье невозможно было поддерживать какой-либо разговор кроме чисто делового. С прочими же научными работниками и вовсе не было общения.

Конечно, первое время разговоры с механиком велись со всей необходимой дипломатией, потому что… чорт его знает?., и вообще никогда не следует говорить лишнего, особенно в чужих местах. В этом же роде держался сначала и Дюпон: охотно слушая рассказы о советской республике, сам говорил мало и осторожно. Отсюда Ильину было легко сделать соответствующий вывод, после чего разговаривать стало проще.

В институте Дюпон служил около года, но о содержании происходившей здесь работы ничего не знал, да и мало этим интересовался. Об Идаеве он также ничего не слышал. Что же касается Ниамбы, то о ней Дюпон сообщил Ильину довольно бестолковые и несообразные вещи. Разговор на эту тему зашел на третцй или на четвертый день после того, как Ильин засел в амбулатории. На вопрос Ильина Дюпон немного помялся, потом взглянул на собеседника и вдруг широко улыбнулся.

— Знаете, — сказал он, — я бы вам не советовал расспрашивать здесь всех и каждого об этом заведении. Дело в том, что вокруг Ниамбы наворотили какую-то особую тайну. На службу туда принимают только по контракту на пять лет и без права выезда раньше срока. Я думаю, что администрация вряд ли придет в восторг, узнав, что вы интересуетесь этим местом. Да, впрочем, я и сам знаю о Ниамбе очень немного. Только вы никому не рассказывайте, что я говорил с вами об этом. Порядки здесь строгие, и я, наверное, полетел бы за это со службы… обратно через океан, в Европу.





Ильин засмеялся.

— Думаю, что мне тоже нет особого расчета объявлять во всеуслышание, что я интересовался вашими маленькими секретами. А спрашиваю о Ниамбе я только потому, что меня самого пригласили именно там работать, а затем неизвестно почему планы переменились.

Механик на минуту задумался.

— У меня есть там приятель-негр, работающий на пристани, — сказал он, — но я его давно не видал. Вообще же болтают чорт знает что, а насколько это правда, я сказать не могу.

Ильин выжидающе молчал.

— Ну… Во-первых, при мне оттуда никто не возвращался — ни белый, ни черный, за исключением двух-трех лиц из администрации. Во-вторых, туда везут много материалов, приборов и продовольствия. В-третьих, Ниамба — остров среди такого болота, по которому нельзя пройти ни в какое время года. И потом… за последние годы туда привезено несколько больших партий негритянок — этак, пожалуй, несколько сот, если не больше. Скажите, на какого чорта им могут быть нужны негритянки?..

Ильин потер себе лоб:

— Не знаю… А вы как думаете?

— Никак! Откуда же мы можем знать, если с Ниамбой нет никаких сношений? Ну, вот, пожалуй, и все. Только, значит. еще раз… пожалуйста, этот разговор— между нами.

В коридоре раздались голоса негров, тащивших тяжелый ящик. Ильин открыл дверь, и, когда носильщики в сопровождении рыжего бельгийца-смотрителя вошли в лабораторию, механик сосредоточенно свинчивал два колена трубы.

* * *

Период дождей закончился как-то неожиданно, но трудно было сказать, изменилась ли от этого погода к лучшему. Медленно просыхала насквозь пропитанная водой почва. Утро обыкновенно бывало вполне прилично, но к середине дня воздух переполнялся знойным, как в бане, паром, тело делалось тяжелым и вялым, и слабеющей воле не удавалось принудить его даже к незначительному действию.

Работа в лаборатории. Кремье протекала в области для Ильина совершенно чуждой, а погода располагала к лени, и творческого увлечения делом молодой ученый не чувствовал. Кремье был крупным специалистом по эмбриологии гибридов[2]), особенно гибридов между далеко отстоящими друг от друга видами. В его лаборатории создавались посредством искусственного оплодотворения весьма замысловатые помеси — в данный момент преимущественно между различными породами местных змей. Затем анатомировались и изучались зародыши на различных стадиях развития. Часть материала получалась для обработки из других лабораторий, в частности несколько раз доставлялись зародыши помесей между различными видами обезьян.

Один из препаратов — четырехмесячный зародыш помеси гориллы с шимпанзе— был принесен в самом начале работы Ильина в лаборатории и особенно врезался в его память отвратительной несоразмерностью частей.