Страница 2 из 35
Старый учитель! Около пятнадцати лет прошло с тех пор, как Ильин видел его в последний раз, но, как живое, встало из глубины памяти это худощавое, с седой бородкой и веселыми глазами лицо. Словно не было вовсе долгих лет и великих потрясений войны и революции, и как будто только вчера он, еще студент, говорил с любимым профессором за несколько дней до отъезда его в Тропический институт, только что созданный в глубине лесов Южной Гвинеи. Ласково улыбались близорукие глаза, но смотрели они поверх его, Ильина, и чувствовалось, что в них залегла сосредоточенная мысль и что вряд ли профессор толком видел своего собеседника.
Идаев уехал и не вернулся. Научных сообщений под его именем в печати не появлялось; через несколько лет, как это часто случается, о нем перестали вспоминать, и удивительно было видеть теперь это имя, давно забытое и вдруг вернувшееся в мир живых.
Содержание письма было чрезвычайно просто: Тропический институт в Гвинее предлагал Ильину занять должность ассистента в лаборатории профессора Идаева и уведомлял об условиях и оплате работы. Вот и все.
Но с того мгновения, когда скользнули по сознанию первые строки, решение уже было принято. Расхаживая взад и вперед по комнате, Ильин обсуждал план действий на ближайшие дни.
Квартиру необходимо за собой оставить: неизвестно, как там пойдут дела и долго ли придется пробыть в этой самой Гвинее. На время отсутствия можно поселить Мурашкина с женой (без права занятия отдельной площади). Работу с трипанозомами можно просто бросить. Все равно из нее ничего не выходит. С Лидочкой тоже два месяца одна канитель, и нет никакой надежды на лучшее. Разговор с профессором будет довольно кислым, но если его, Ильина, приглашают за границу, да еще ни много ни мало в знаменитый институт в Гвинее, то с высокого дерева ему наплевать на какого-то там профессора Колпакова…
Затем пришлось обдумать еще ряд дел, потому что Ильин был человек положительный и ничего не любил делать наобум.
* * *
Оказалось, что получение заграничного паспорта вовсе не такая отчаянно безнадежная вещь, как это принято думать.
Разговор с профессором вышел действительно кислым, но Ильин предусмотрительно приберег его к самому концу. Лидочке решено было написать прямо из Африки, что, несомненно, должно было произвести на нее нужное впечатление.
Об остальных хлопотах Ильина нечего рассказывать, потому что все люди более или менее одинаково кончают дела перед отъездом, и нет ничего скучнее описания сборов в дорогу. А кроме того все это не имело никакого отношения к дальнейшему.
II. В Тропическом институте.
Когда маленький речной пароходик остановился у пристани, и Ильин сошел на берег, его первое впечатление было довольно безотрадно. Сонная, желтая, в низких берегах река. Справа бесконечное плоское болото, поросшее редкими мангровыми деревьями. Левый берег, немного более высокий, покрыт лесом. Только под самыми зданиями института почва повышалась, образуя длинный пологий холм. Скат холма к реке был превращен в густо разросшийся парк.
На вершине, в тени тропических деревьев стояли одноэтажные здания лабораторий и дома научных работников с широкими верандами, а внизу, налево, у самой реки и довольно далеко вне ограды парка теснились многочисленные хижины рабочих, большею частью негров.
Появление Ильина на территории института, как это и следовало ожидать, прошло незамеченным. Очутившись среди многочисленных построек, он отчетливо представил, каким в сущности маленьким винтиком этого крупного механизма ему предстояло быть.
Идаева найти сразу не удалось, и даже фамилия его почему-то оказалась многим неизвестной. Примерно через полчаса обнаружился молодой человек довольно плюгавой внешности, ведавший какими-то хозяйственными функциями и осведомленный о предстоящем прибытии Ильина. Этот «завхоз» весьма любезно раскланявшись, немедленно отправился отводить ему помещение.
Небольшая ослепительно чистая комната выходила двумя окнами на реку. Пальма с толстым, как бочка, стволом и глубоко рассеченными листьями, росшая в промежутке между окнами, закрывала их сверху и создавала внутри комнаты спасительную тень. В остальном — комната была, как комната: стол, несколько стульев, длинная плетеная качалка, большая кровать с пологом от москитов и пара явно бездарных картин на стене.
По сообщению того же молодого человека большинство научных работников обедало за табльдотом в соседнем здании, но на сегодня «мсье еще не записан, и потому горничной будет дано распоряжение подать ему в комнату чай. Кроме того мсье придется завтра явиться к директору, который принимает от одиннадцати до часу…»
После чая Ильин отправился осматривать парк, потом берег реки, потом лес, простиравшийся далеко к западу, и вернулся обратно уже в темноте, потому что сумерек, на которые он бессознательно рассчитывал, не оказалось, и после захода солнца сразу наступила черная ночь. А еще через десять минут молодой ученый спал, как убитый.
* * *
Вместо директора Ильина принял какой-то вежливый старичок в сером полотняном костюме и с аккуратно подстриженными бобриком седыми волосами. Через несколько дней Ильин уяснил себе, что директор и не мог его принять: профессор барон Делярош был слишком важной персоной, чтобы разговаривать с каким-то приезжим ассистентом. Что касается Идаева, то его здесь не оказалось. Он работал в другом отделении института, расположенном вверх по реке.
Старичок объяснял все это с величайшей предупредительностью.
— Когда можно будет увидать профессора Идаева? — спросил Ильин.
— Пока невозможно. В Ниамбе ведутся работы, временно не подлежащие опубликованию, и доступ туда для посторонних воспрещен.
Почему мсье все же приглашен ассистентом к Идаеву — этого старичок не знал. Пока мсье Ильин будет работать здесь как ассистент профессора Кремье, но впоследствии директор, вероятно, даст распоряжение перевести его туда, где работает Идаев.
Старичок настолько явно ничего не значил, что Ильин не стал затягивать разговор и отправился к профессору Кремье. Профессор был занят в лаборатории и просил передать, что он «примет мсье завтра».
Делать пока было нечего, и часов до пяти Ильин болтался по окрестностям, а затем отправился обедать. Здесь впервые ему пришлось соприкоснуться со своими будущими сослуживцами, и первый блин этот вышел круглым и плотным комом.
Столовая была отделана весьма изящно. Стильная мебель, стены, облицованные каким-то темным деревом, почти художественная сервировка стола — все это здесь, в тропической Африке, показалось Ильину неожиданным. Через широкие двери виднелась вторая такая же большая комната с мягкой мебелью и роялем.
Ильин уселся у края длинного общего стола, положил на стул шляпу, сообщил подошедшему гарсону свое имя и в ожидании обеда принялся рассматривать окружающую публику. В комнате находилось лишь несколько человек, так как большинство обедающих уже разошлось. С первого же взгляда Ильин понял, что его запыленные ботинки, весьма посредственно сшитый пиджак и мягкий воротник рубашки мало гармонировали с костюмами остальных обедающих.
До чего трудно человеку избежать психического давления со стороны других особей человеческого рода, даже если они кажутся ему бесконечно далекими, ничтожными и чужими! Ильина скребнул по настроению взгляд сидевшего напротив высокого старика профессорского вида, который, приподняв брови, удивленно дважды провел глазами вдоль его фигуры. Что значило для Ильина мнение беседовавшей со стариком полной, лет сорока, довольно основательно подрисованной дамы? Однако краска невольно залила его лицо, когда она в свою очередь подробно осмотрела костюм вновь прибывшего и слегка пожала плечами.
Через несколько минут дама поднялась, заглянула в висевшее напротив зеркало и вместе со своим спутником направилась в соседнюю комнату. Через широкие двери было видно, как они, смеясь, разговаривали с каким-то молодым офицером. Ильину показалось, что разговор шел о нем, потому что раза два собеседники оглянулись в его сторону. Затем все трое прошли через столовую к выходным дверям.