Страница 23 из 24
О чем думал Давид Абрамович, пролетая 3-го сентября 1949 года над Уралом, над Волгой, над ставшими уже родными лесами Средней полосы России, сейчас можно лишь гадать.
Но вот опять его запись в блокноте 1989 года: «Прежде всего усилия были направлены на успешное доказательство теоремы существования. Только успех 1-го испытания лишал США достигнутой на 4 года монополии. Причем за монополией, как и следовало ожидать, последовал шантаж, особенно после кончины Ф. Рузвельта».
Теперь советская «теорема существования» была «для случая РДС-1» убедительно доказана…
Однако Фишмана и его коллег ждали новые «теоремы», и их тоже надо было доказывать – раз за разом успешно.
Впереди была жизнь, занятая все более усложняющимся делом, в котором обязанности и ответственность Давида Абрамовича тоже все более возрастали.
Развивался «Объект», развивался и рос Фишман – как личность, как профессионал. И достаточно быстро наступило время, когда он уже сам влиял на формирование и рост своих подчиненных, своих младших товарищей и соратников.
Часть вторая
От КБ-11 к КБ-1 ВНИИЭФ
Пролог второй части
Пятидесятые и шестидесятые годы – это время, когда от первых, еще несовершенных и весьма простых конструкций мы переходили к уже достаточно совершенному ядерному боевому оснащению для практически всех видов и родов Вооруженных Сил СССР.
Это был период сразу после первых лет «бури и натиска», но, как и первый период, это было время энтузиастов, героев. И Давид Абрамович Фишман выдвигался в первые ряды тех, кто создавал ядерную мощь Отечества.
КБ-11 расширялось, возникали новые задачи, поставленные Правительством и военными, появлялись новые идеи, росло количество технических заданий теоретиков конструкторам зарядов… Ядерными зарядами требовалось оснащать широкую номенклатуру специальных боеприпасов для разнообразных носителей – ракетных, авиационных, морских, сухопутных…
Особой эпопеей стали тогда работы по ядерному боевому оснащению Р-7, «семерки» – первой советской межконтинентальной баллистической ракеты, разработанной в КБ Сергея Павловича Королева.
С какого-то момента в КБ-11 образовалось два КБ – № 1 (по зарядам) и № 2 (по боевым частям). Главным конструктором КБ-1 был назначен Евгений Аркадьевич Негин, а его первым заместителем – Фишман.
Еще раньше из КБ-11 выделилась организация-дублер – «новый объект», создаваемый на Урале в районе Челябинска, – НИИ-1011.
А с 1967 года КБ-11 получило новое – открытое, наименование и официальный статус научно-исследовательского института – Всесоюзного НИИ экспериментальной физики, ВНИИЭФ. Собственно, это было простой констатацией того очевидного факта, что «КБ № 11 при Лаборатории № 2 АН СССР» с самого начала своей истории было научно-инженерным комбинатом нового типа.
Вторая часть книги рассказывает о важном и напряженном периоде жизни Давида Абрамовича Фишмана, неотделимой от деятельности и истории КБ-11, КБ-1 в КБ-11 и КБ-1 во ВНИИЭФ.
Глава 1
Ради ядерной мощи Отечества
ДАВНО стал легендой случай, который действительно имел место быть в сталинском кабинете. Причем говорить надо именно о легенде, потому что один из тех, кто тогда в кабинете присутствовал – Юлий Борисович Харитон, в 90-е годы публично заявлял, что встреча ядерщиков со Сталиным описывается «не слишком достоверно».
«Не очень достоверно» сообщается порой даже о том, сколько раз Сталин встречался с разработчиками ядерного оружия… А встречался он с ними в кремлевском кабинете всего один раз – 9 января 1947 года. И, чтобы здесь с этой темой закончить, сообщу, что в совещании по атомным проблемам принимали участие Молотов, Берия, Маленков и Вознесенский…
Приглашены были Первухин, Ванников и Завенягин из ПГУ, секретарь Спецкомитета генерал Махнев, директор завода № 92 генерал Елян, главный инженер ленинградского завода «Электросила» Ефремов, Борисов из Госплана, начальник Главпромстроя МВД СССР генерал Комаровский, директор КБ-11 Зернов, Научный руководитель Атомного проекта Курчатов и физики Харитон, Кикоин и Арцимович. Беседа проходила с 19.15 до 22.10.
До этого Сталин встречался из атомщиков только с Курчатовым. 25 января 1946 года он с 19.25 до 20.15 беседовал в своем кремлевском кабинете с Курчатовым и Берией без посторонних…
Сегодня в сочинениях тех, кого не то что рядом со Сталиным, но и около его кабинета близко никогда не было, хватает самых разных вариантов рассказа о той беседе Сталина с атомщиками. Однако вне сомнений одно: Сталин после доклада Харитона спросил у него – а нельзя ли из наличного плутония сделать две бомбы, но меньшей мощности?
Харитон тогда ответил отрицательно, возможно, имея в виду конкретно РДС-1. Физическая схема этого заряда действительно была рассчитана только на ту, как говорят оружейники, «закладку» плутония, на которую она была рассчитана, и не менее…
Харитон заметил также, что против законов природы, мол, не пойдешь, и Курчатов его поддержал. Впрочем, возможно, что сакраментальную фразу произнес сам Курчатов, а Харитон согласился… Сталин же— со слов присутствовавших, которым лгать нужды не было – высказался в том смысле, что законы природы – не догма…
Многократно перевирая этот эпизод, «прогрессивные» журналисты и сочинители усматривают в замечании Сталина «ограниченность тирана», считающего, что ему-де и законы природы не указ. Однако Сталин был выдающимся диалектиком и имел в виду всего лишь неоспоримый факт: люди познают законы природы в неком приближении, и по мере развития научного знания то, что сегодня воспринимается как закон, завтра может оказаться частным случаем более общего закона.
Ход развития ядерных вооружений доказал принципиальную гносеологическую правоту именно Сталина – в наши дни из плутония первой Бомбы можно сделать их несколько, и отнюдь не меньшей мощности, чем она была у РДС-1.
Вряд Харитон и Курчатов даже в мыслях не допускали в 1947 году возможности подобного. Отрицательный их ответ Сталину объяснялся, скорее всего, не только вполне естественной осторожностью, но и научной добросовестностью. Сказать «да» означало получить новый вопрос: «А почему же этого не сделать прямо сейчас?»
А «здесь и сейчас» была лишь уже почти готовая РДС-1, в которой закладку плутония уменьшить действительно было невозможно, тем более, что она соответствовала той, которая была в американской бомбе «Толстяк».
Нет, в таком деле лучше было преждевременные авансы не выдавать. Но придержать их при себе – не значило отказываться от развития успеха в будущем. И вопрос Сталина ядерщики – участники совещания – запомнили. Так что проблема снижения закладок активных материалов при повышении мощности во многом стала ведущей в серии последующих испытаний 1953—54 годов.
Историческая справка
Еще в период работы над зарядом РДС-1, физическая схема которого в целях экономии времени повторяла схему американской атомной бомбы, стали видны недостатки как физсхемы, так и конструкции на ее основе. Прежде всего это относилось к центральному узлу с делящимися материалами, фокусирующей системе и принципу нейтронного инициирования ядерной реакции.
Поэтому задолго до испытания РДС-1 по предложению И.В. Курчатова, Б.Л. Ванникова и Ю.Б. Харитона вышло Постановление Совета Министров СССР от 10 июня 1948 г. «О дополнении плана работ КБ-11», которое подписал И.В. Сталин. Этим Постановлением в планы работ КБ-11 на 1948 год были дополнительно включены задания по новым атомным зарядам РДС-3, РДС-4, РДС-5. Кроме того, велись работы по РДС-2 (конструкция которого отличалась от РДС-3 только составом ядерных материалов).
Заряды РДС-2, РДС-3 были успешно испытаны в сентябре-октябре 1951 года. РДС-2, также как и РДС-1, был взорван на башне высотой 30 метров. РДС-3 был сброшен с самолета Ту-4 на цель с высоты 10 км и взорван на высоте примерно 400 м над уровнем земли. Так впервые была испытана именно атомная бомба, т. е. ядерный боеприпас.
В октябре 1954 г. бомба РДС-3 была впервые испытана с внешним импульсным нейтронным источником, что позволило повысить мощность заряда в 1,5 раза. В сентябре 1954 г. заряд РДС-2 использовался с активным подрывом во время войсковых учений на Тоцком полигоне.
Планы дальнейшего совершенствования зарядов были связаны с созданием ядерной бомбы меньшего калибра и массы для реактивных бомбардировщиков ИЛ-28. По своим габаритам, массе и элементам подвески такая бомба должна была соответствовать фугасной авиабомбе ФАБ-3000. Разработанный для новой бомбы заряд РДС-4 был успешно испытан 23.08.53 г. на Семипалатинском полигоне. Бомба сбрасывалась с самолета Ил-28.
В этом заряде была впервые применена горизонтальная схема окончательной сборки, идея которой и практическая реализация связаны с именем Д.А. Фишмана. Новая схема существенно упрощала технологию сборки в войсках, что для тактического оружия было очень важно.
Мощность заряда РДС-4 соответствовала мощности РДС-2 при сокращении его миделя на одну треть. В дальнейшем модифицированный заряд РДС-4 также использовался в качестве боевого оснащения баллистических ракет средней дальности Р-5М класса «земля-земля» и фронтовой крылатой ракеты КС-7 с подвижным стартом.
В 1957 году в габаритах РДС-4 был создан и успешно испытан атомный заряд имплозивного типа с применением в качестве ядерного горючего только урана-235 без использования плутония. Заряд находился на вооружении в составе боевых частей тактической пороховой ракеты «Филин» дальностью 8-18 км с подвижным стартом; тактической ракеты Р-11М на жидком топливе дальностью около 150 км с подвижным стартом; морской ракеты Р-11ФМ для подводных лодок и крейсеров.