Страница 11 из 37
— Последуешь. Тем более, что чужеземец никуда не уедет. Завтра мы решим, куда его временно переселить — у тебя становится слишком опасно.
— Кто это — мы?
— Завтра все узнаешь. Примерно в это время жди гостя.
Глава средняя. Я — ОН — ОН2
Я
Дождавшись, когда все стали подниматься, собираясь расходиться, я объявил, что этот сбор был последним, и Христос рано утром, еще до восхода солнца, уйдет из города вместе с караваном, отправляющимся на север Иудеи. Все время, пока я это говорил, я не отрывал взгляда от глаз Христа. Он молчал, на его губах угадывалась чуть заметная улыбка.
Все недоуменно вполголоса загалдели.
— Как же так?
Это был Лазарь, не пропускавший ни один сбор. Последние два дня он приводил с собой старшего сына, смышленого парнишку лет четырнадцати. Подошел и Иона. Я хотел отделаться ничего не значащими словами, но меня опередил Христос.
— Так надо. Слово Божие должно быть донесено до всех. Но я еще вернусь. А пока вы не должны это Слово держать в себе. Вы уже услышали достаточно много и достаточно много запомнили. Рассказывайте другим, несите Слово всем. Помните главное: Бог вас всех любит. Любовь победит все, потому что Бог — это Любовь. Возлюбите врага своего. Возлюбите ближнего своего, как самого себя. Идите с миром. Идите с Богом. Несите всем благую весть.
Потом он подошел к каждому, каждого обнял и поцеловал.
Когда все разошлись, Христос, задумчиво глядя на тлеющие угли очага, сказал:
— Все исполняется, как было сказано. Конец пути уже близок.
— Чьего пути?
— Моего. Конец моего пути будет началом нового пути людей. Пути, на котором будет много страданий. Но — иного не дано.
— Ты так уверенно говоришь о конце своего пути. Ты знаешь, что с тобой будет?
— Примерно.
— А что будет со мной?
— Это будет решать другой.
— Кто??
— Тот, кто придет завтра.
— А кто придет завтра?
— Ты сам увидишь. Думаю, тебе можно завтра на работу не выходить. Да и вообще больше не ходить на поденщину. Завтра вечером твоя судьба изменится. И тебе к вечеру надо иметь ясный ум, не утомленный солнцем и мотыгой. Тебе завтра предстоит принимать решение, от которого будет зависеть твоя дальнейшая судьба.
— Но ты же говорил, что Бог избрал меня!
— Да, избрал. Но оставил тебе возможность свободного выбора.
— Между чем и чем?
— Между жуком, копающимся в навозе, и звездой, сгоревшей в ночном небе.
— Ты хочешь сказать, что я могу до конца жизни махать мотыгой, иссушая тело и душу?
— Можешь.
— Или могу просто погибнуть за твои идеи?
— Не мои.
* * *
… На следующий день я не пошел на работу. Мы сидели в хижине, не разводя огонь и даже не делая попыток приготовить пищу. За целый день мы не перекинулись ни единым словом. Христос временами чему-то улыбался, но эта улыбка была невеселой. Один раз мы встретились взглядами, и он слегка пожал плечами, как бы показывая, что теперь от нас ничего не зависит.
Наступил вечер. Тьма, как всегда, окутала город внезапно. Очаг мы так и не разжигали, лишь запалили небольшой фитиль. Молчали — говорить было не о чем. Хоть и ждали визитеров, но все равно для меня стук прозвучал неожиданно. Я открыл дверь. Но пороге стоял Матфей. Он поманил меня пальцем, и я вышел из хижины.
— Никого посторонних нет?
— Как договаривались.
— Хорошо. Подожди здесь.
Он канул в темноту. Через несколько минут послышались шаги, и Матфей вернулся в сопровождении высокого человека в глухом плаще с капюшоном. Я открыл дверь, пропуская вперед ночных визитеров, и вошел следом.
Человек в плаще сбросил капюшон, и в неверном свете фитиля я увидел довольно молодого мужчину с красивым лицом, обрамленным аккуратной черной бородкой и длинными волнистыми волосами. Его лицо показалось мне знакомым, хотя я мог поклясться, что никогда раньше его не видел. Высокий лоб, тонкий нос с нервными ноздрями, надменная посадка головы выдавали в нем человека благородного происхождения.
Матфей ткнул меня локтем и зашептал: «Это Иисус, сын царя иудейского!» Видя, что я никак не реагирую, он снова начал было мне объяснять. По-видимому, я должен был оказать какие-то знаки почтения. Но, во-первых, я не знал, что полагается в таких случаях делать, а, во-вторых, совсем был не склонен выказывать это почтение. С какой стати я должен уважать царский род, бывший таковым лишь по праву рождения, и ничего не делавший для улучшения участи своего народа.
— Оставь, Матфей! Сейчас не время и не место.
Странно, но, в отличие от облика, в голосе его не было и намека на надменность.
— Ты — Иуда. Ну, а я — Иисус. Так что давай знакомиться.
Он неожиданно улыбнулся, и остатки моей настороженности окончательно исчезли.
— Ну, давай показывай своего постояльца. Как ты понимаешь, именно из-за него я здесь.
Он повернулся к лавке, где сидел Христос.