Только телеграммы

5

— Я настоятельно прошу вас, Бондарев, принять меня сегодня и выслушать.

— А зачем? У нас есть договор, который строго определяет наши с вами отношения. Я подрядчик, вы исполнитель. Я заказываю, вы исполняете. Чего вы от меня ещё хотите?

— Если подрядчик хоть на мизинец заинтересован в качестве тех работ, которые он заказывает…

— Слушайте, Полозова, оставьте вы эту лирику. Уж будьте уверены: за те пятьдесят процентов, которые я выложил на ваш метод, я получу с вас всё качество. До последней копейки.

— Для этого вам придётся, помимо пятидесяти процентов, выложить ещё и всё то оборудование, которое вы были обязаны предоставить мне по договору.

— Вам, конечно, опять чего-то не хватает?

— Не хватает.

— Ну чего?

— Манеры, у вас, Бондарев, типично аристократические. Уж не учились ли вы в пажеском корпусе?

— И это говорит мне человек, который орал на меня на конференции? Что же вы хотите, чтобы после этого я рассыпался перед вами в светских любезностях?

— За те глупости, которые вы говорили вчера на совещании, на вас нужно было не только кричать, а просто поставить вас к стенке.

— Да ну? Вот спасибо.

— Вы только вспомните свои слова: «Мы охватили крупномасштабной съёмкой сотни тысяч квадратных километров. Геоморфологический способ имеет большое будущее». Да если хотите знать, ваш геоморфологический способ устарел ещё при Петре Первом!

— Неужели? А я и не знал.

— Кстати говоря, юмор ваш, Бондарев, самого низкого пошиба. В вашем возрасте пора бы уже быть и поостроумнее.

— Ну вот что! Поговорили по душам, и хватит. И можете свою экстравагантность держать при себе. Если в Москве она производила впечатление на пожилых академиков, ваших благодетелей, то со мной такие номера не пройдут. Пока я начальник экспедиции и пока вы приехали работать ко мне, я всегда найду способ поставить вас на место. Со всем вашим столичным остроумием! И ещё одно. Таких спектаклей, которые вы позволили себе устроить на конференции, больше не будет. Я не позволю всяким приезжим московским девчонкам зачёркивать работу целой экспедиции.

— А у вас разве экспедиция, а не хранилище древних рукописей?

— Что, что?

— И потом, где же результаты работы вашей экспедиции? Где ваши месторождения? Ну, где они?

— Не занимайтесь демагогией, Полозова. Мы ведём государственную геологическую съёмку, мы осваиваем дикий романтический край…

— Вы мне месторождения покажите! Хотя бы на карте! Их нет. Вы набили свою безоблачную контору пухлыми отчётами, которые позволяют вам безнаказанно списывать десятки миллионов фактически украденных у государства рублей, и думаете, что занимаетесь нужным, важным делом?

— А всё-таки интересно узнать, чем вас там в Москве профессор ваш кормит: гвоздями или обыкновенным металлоломом?

— У вас мухобойня, Бондарев, а не современная разведочная экспедиция! Именно такие заспанные романтики, как вы, которые прячут свою инертность за высокие слова, и затопили геологию бюрократией и бумагами, через которые теперь приходится продираться, как сквозь джунгли!

— Да-а, не завидую я вашему мужу…

— Напрасно беспокоитесь — у меня его нет.

— Значит, отмучился, бедняга? Давно похоронили?

— Я смотрю, из всего разговора вас больше всего заинтересовал именно этот вопрос.

— Ну, а всё-таки? На каком году догрызли человека?

— Вы хотите оскорбить меня, Бондарев, хотите, чтобы я ушла? Не получится. У меня вообще не было мужа, так что хоронить было некого. Удовлетворены?

— Кому-то здорово повезло…

— Одним словом, Бондарев, месторождения искать вы не умеете, хотя и переводите каждый год тонны бумаги на составление оправдательных документов и отчётов.

— А вы, наверное, хотите вообще без отчётов работать? Безо всякого контроля, безо всякой ответственности?

— Отчёты теперь должны быть на двух-трёх страницах, даже на полстранице, а вы после каждого полевого сезона пишете целое собрание сочинений. Сейчас формулы нужны в геологии, а не слова.

— Вы, товарищ учёная девочка, явно раздуваете значение своей математики в геологии. И делаете это потому, что это вам выгодно. Так, мол, загадочнее, научнее. Под это дело, мол, с Бондарева можно лишнюю сотню рублей получить. Не выйдет. Геология пока ещё есть геология. И состоит она в основном из исключений, а не закономерностей. Так что рано ещё заменять вашими живоглотскими формулами живой человеческий опыт.

— Я и не сомневалась, что вы будете противопоставлять свои местные партизанские обычаи и настроения серьёзному научному методу. И это выгодно как раз вам, а не мне. Мне ваши лишние деньги не нужны, а вот вы рады на мне экономить каждую копейку. Причём на показуху, на фанфаронство, на ложное процветание вы не задумываясь тратите миллионы рублей, а когда речь заходит о науке, о предвидении, о том, что нельзя пощупать руками, тут вы начинаете упираться из-за каждого рубля. Тут у вас вдруг просыпаются чувства ревнителей народных средств… Мне непонятно одно, Бондарев. Ну хорошо, у вас нет души учёного, вам, по-видимому, недоступны страсти исследователя, но ведь инженерный инстинкт у вас должен бы выработаться за эти годы работы в тайге? Неужели вы не чувствуете хотя бы из чисто деловых соображений, что вам нужно не мешать мне, а помогать? Ведь в случае успеха все ваши затраты окупятся сторицей.

— А в случае неудачи? Какой добрый дядя из Министерства финансов поверит в мои радужные чувства, чтобы списать эти затраты? Их повесят мне на шею, на баланс, а что ещё хуже — на репутацию экспедиции.

— Очевидно, вам всё-таки ничего не докажешь… Я наблюдала за вами, Бондарев, во время нашего разговора. Вы даже и не пытались слушать меня. Вы просто старались не забыть то, что хотели сказать сами.

— Значит, я удостоился высокой чести быть объектом ваших наблюдений? Ну и как? Что же вы увидели?

— Загадочная картинка из детского журнала: где интеллект?

— Ох, Полозова, юморок у вас… И совсем не соответствует внешности…

— Давайте кончать этот затянувшийся разговор. Вот список моих требований на дополнительную аппаратуру и оборудование, и самое главное, без чего я даже не смогу начать работать, — это вакуумный насос.

— Зачем вам здесь вакуумный насос?

— Затем, что ни один наш электронный микроскоп не сможет работать в тайге без него. Вам это понять трудно. Вы тут привыкли микроскопами гвозди заколачивать.

— Но где же я вам возьму этот вакуумный насос?

— Например, в Новосибирске. В филиале академии.

— Я, конечно, могу подать заявку, но её выполнят только через месяц.

— Пошлите самолётом специально человека. Не буду же я, в конце концов, учить вас хозяйственным комбинациям?

— Ну почему же? С самой первой минуты появления в экспедиции вы только тем и занимаетесь, что учите меня на каждом шагу. И роли науки я недооцениваю, и значения математики в геологии не понимаю…

— А откровенно, Бондарев! Неужели вы сами как геолог не понимаете, что нельзя больше так жить, нельзя больше так беспомощно барахтаться в этом океане совершенно кустарных терминов и обозначений? Неужели вы не задыхаетесь от всех этих набивших оскомину и давно уже потерявших всякий смысл пустопорожних слов? Ведь они больше всего мешают именно вам, практикам!

— В геологии от этого никуда не денешься.

— А я верю, что и в геологии придёт свой Менделеев и создаст свою периодическую систему! И это будет революцией в науке о земле! И тогда не нужны будут все эти парадные многостраничные отчёты, вся эта лживая и беспардонная болтовня!

— Революция, конечно, дело хорошее, но есть ещё и план, который надо выполнять. Думаете, легко это делать здесь, в тайге, за тысячи километров от города и железных дорог? Ладно, вакуумный насос я вам достану! Не обещаю, что вы получите его здесь, на центральной базе…

— Без насоса я на север не полечу.

— Полетите. Есть договор, по которому вы обязаны выполнять все мои административные распоряжения.