Страница 2 из 16
Поставив на обложке книги своё великое имя рядом с фамилией молодого учёного, Эйнштейн как бы перенёс творческие возможности Инфельда в новое измерение, как бы выдал ему вексель своего доверия, как бы приподнял его до своего собственного уровня, как бы снял с него покров неизвестности, который иногда так сильно мешает молодым учёным делать первые самостоятельные шаги в науке. Он просто помог ему начать. А это очень важно. Особенно в современных условиях, когда уровень исследовательской мысли даже на самых её первоначальных стадиях очень высок…
Я часто задумывался над этой историей: как понять поступок Эйнштейна по большому счёту? Каково второе значение его, подтекст? Не мог же Эйнштейн работать с Инфельдом в течение целого года ради одного гонорара? Это было совершенно не в характере Эйнштейна. Ведь он тратил своё время, цену которого знал, очевидно, лучше, чем кто-либо другой, на работу над книгой, автору которой совсем не обязательно нужно было быть Эйнштейном… Вопреки существующим в биографической литературе объяснениям я понял этот поступок так: великому физику нужна была рядом молодая мысль, молодые мозги, не захваченные ещё традиционными толкованиями и представлениями. Ему нужен был не просто ученик, а ученик особый, неожиданный, чтобы в этой неожиданности был какой-то парадокс, какой-то эмоциональный фокус, который резко бы противоречил размеренному ежедневному рационалистическому ходу мысли. Вы знаете, Маша, это эмоциональное вторжение в наше абстрактное научное мышление иногда очень необходимо, особенно когда внезапно надо разорвать цепь привычных, устоявшихся ассоциаций и взглянуть на объект своего исследования как бы заново, впервые, совсем юными глазами. И тогда вы увидите, что предмет ваших многолетних наблюдений и размышлений буквально сверкает десятками совершенно новых связей и обусловленностей, которые раньше, в обычной обстановке, вам даже и не приходили в голову.
— Иван Михайлович, вы хотите поставить на моей поездке в Якутию не только научный, но и психологический эксперимент?
— Маша, да что вы говорите? Ну как вы только могли подумать такое?
— Ой, дура я, дура! Простите, Иван Михайлович. Мне всё время кажется, что я в каком-то дурацком двойственном положении. Я не могу отказаться от работы с вами, это выше моих сил. Но с другой стороны… Вы так добры и снисходительны ко мне… Иногда я начинаю думать: могла бы я стать вашей аспиранткой, если бы была не такая, какая есть, а другая — хромая, например, уродливая?..
— Маша, вы хотели задать мне какой-то вопрос.
— Вопрос? Да, хотела. Но теперь, кажется, не стоит. Впрочем… Я задам его вам, когда вернусь из Якутии, хорошо?
— Хорошо. Я буду ждать вашего возвращения. Нам о многом нужно будет поговорить…
3
«Служебная. Москва, НИИ-240, профессору Губину, Самолёта Ил-14, выделенного ГВФ спецрейса нашей группы Якутию, Свердловске отказал правый двигатель. Просим разрешить пересадку обычный рейс. Полозова».
«Служебная. Свердловск, аэропорт, востребования, Полозовой. Пересадку разрешаю. Обеспечьте перегрузку аппаратуры максимальными удобствами. Особенно берегите оптику. Губин».
«Служебная. Москва, НИИ-240, Губину. Прошли Челябинск, Омск, Новосибирск. Ночуем Красноярске. Машина грузовая, холодная. Народ мёрзнет. Полозова».
«Москва, НИИ-240, Губину. Иркутске снова перегрузились. Постепенно приобретаем квалификацию опытных крючников. Сгодится чёрный день. Полозова».
«Москва, НИИ-240, Губину. Прошли Усть-Кут, Киренск, Витим. Последнем слышали великолепный образчик местной мудрости: «Витим — дальше не летим». Но мы почему-то полетели. Полозова».
«Москва, НИИ-240, Губину. Прошли Бодайбо, Мухтую, Олёкминск. Делаем невероятные зигзаги по карте. Самолётик наш считает своим долгом останавливаться возле каждого столбика. Полозова».
«Москва, НИИ-240, Губину. Скоростью черепахи прошли Сунтар, Нюрбу, Вилюйск. Садились во всех трёх. Причина — выгрузка новых урн голосования выборы народных судей. Полозова».
«Москва, НИИ-240, Губину. Два дня просидели посёлке Оленек. Нет погоды. Настроение постепенно скисает. Полозова».
«Москва, НИИ-240, Губину. Наше путешествие, кажется, подходит к концу. Завтра баржей отплываем Владимирскую экспедицию. Умом можно тронуться здешних порядков и темпов. Полозова».
4
«Молния. Москва, НИИ-240, Губину. Прибыли Владимирскую экспедицию. Отношение методу сдержанное. Вообще всё очень странно. Срочно переведите триста расчётный счёт Бондарева Якутском республиканском банке дополнительную аренду аккумуляторов. Полозова».
«Служебная. Москва, научно-исследовательский институт № 240, профессору Губину. Удивлён нетерпимостью Полозовой критическим замечаниям, высказанным сотрудниками экспедиции адрес метода. Ваша предварительная характеристика Полозовой явно не оправдывается. Бондарев».
«Личная. Якутская АССР, Белый Олень, для Полозовой. Маша, придержи характер. Губин».
«Личная. Москва, НИИ-240, Губину. Бондарев утверждает тождественность метода работам своей экспедиции. Действительности, пуская ветер миллионы, топчется Заполярье вслепую. Полозова».
«Служебная. Москва, директору НИИ-240, профессору Губину. Интересах дела прошу срочно заменить Полозову другой кандидатурой. Начальник экспедиции Бондарев».
«Служебная. Якутская АССР, Белый Олень, Бондареву. Научные открытия не выбирают своих авторов. Губин».
«Москва, НИИ-240, Губину. Продолжаю настаивать срочной замене Полозовой. Обстоятельства складываются так, что наша совместная работа практически невозможна. Бондарев».
«Якутская АССР, Белый Олень, Бондареву. Повторяю: научные открытия не выбирают характеров своих авторов. Полозова — лучший специалист института по предлагаемой методике. Вы требуете невозможного. Губин».
«Якутская АССР, Белый Олень, для Полозовой. Маша, не усложняйте себе жизнь. По возможности избегайте ненужных столкновений. Помните: главное — эксперимент, подтверждение наших прогнозов, успех метода. Бондаревым постарайтесь найти общий язык. Губин».
«Москва, НИИ-240, Губину. Иван Михайлович, вы даже не представляете, какие монстры здесь собрались! До сих пор ещё сидят на геоморфологии. О спектрах вообще никогда ничего не слыхали. Деревня-матушка, край непуганых идиотов. Самое время пугнуть. Маша».
«Москва, НИИ-240, Губину. Считаю необходимым довести вашего сведения следующие факты: вчера научной конференции сотрудников экспедиции, посвящённой новой разведочной методике, аспирантка вашего института Полозова вела себя безобразно, если не сказать нагло. Её доклад, полный незаслуженных оскорблений адрес нашей экспедиции, вызвал всеобщее возмущение. Обстановка накалена предела. Подобного хулиганства своей практике ещё не встречал. Бондарев».
«Якутская АССР, Белый Олень, для Полозовой. Как директор института категорически предлагаю наладить терпимые деловые отношения Бондаревым, также всем коллективом экспедиции. Совершенно недопустимо противопоставлять личные антипатии судьбе метода. Вспомните трудности, которых рождался прибор, эксперимент, теория разломов целом. Возьмите себя руки. Будьте благоразумны. Безусловно надеюсь ваше умение нужные минуты подчинять эмоции интересам дела. Губин».