Страница 67 из 130
На войне свои радости.
25
Давно остались позади Журавлиные кочки, и большая березовая роща, подходившая почти к самой железнодорожной насыпи, — в темноте напоминала она белую стену, — миновали и лесное болото, в которое Кирилл, Якубовский и Толя Дуник едва не угодили. Под утро вышли в молодой ельник.
Ложбина, из которой Кирилл недавно наблюдал движение машин с бочками к смолокурне, находилась неподалеку. Мост он хорошо помнил. В ельнике остановились и все утро присматривались, как охраняется дорога на участке Шахоркина моста.
Якубовский достал из кармана брюк кусок мяса, завернутый в бумагу, ножом разрезал на три части, из другого кармана вынул вареные картофелины — по две каждому, разделил оставшуюся краюху хлеба. Ели с удовольствием, потом опорожнили фляги. У воды был затхлый и слишком пресный вкус.
До железнодорожного полотна метров двести. Самое главное — засечь, сколько времени идет патруль от бункера до моста и от моста до будки у переезда — километра два, немного больше, и обратно, через какие интервалы следовали поезда.
Все сходилось со схемой, которую передал Кириллу Иван.
Дело, пожалуй, ясное, можно возвращаться в лагерь.
Кирилл увидел трех ремонтных рабочих, они несли лапчатые ломы, гаечные ключи и шли мимо ельника. «На работу, — подумал Кирилл. — Странно, дорога-то лежит ниже ельника…» Он выглянул из-за скрывавших его елок.
— Здоро́во, братки́.
Ремонтники встревоженно повернулись на голос.
— Здоро́во, — сдержанно обронили они и покосились на Кирилла.
— Э, братки́, — сделал он вид, что не заметил этого, — хотел спросить, как на дорогу выбраться, да сами, вижу, без пути топаете. Что так?
Они не откликнулись. Один был седой и длинный, шел он посередине.
— Мне-то сбиться не хитро, — насмешливо продолжал Кирилл. — А вот вы, видать, местные, а тоже пробираетесь, где придется.
— Так вот, братка… — приблизился седой к Кириллу. Лицо его уже не выражало тревоги. — Так вот, по обе стороны железной дороги немцы запрещают подходить в полотну. Потому и жмемся к лесу.
— А!..
— Есть лужки, недалеко от станции, и тоже не разрешают там ходить и пасти скот, — добавил седой. Он оглянулся и, притронувшись пальцем к плечу Кирилла, быстрым шепотом сказал: — Ты, бра́тка, поостерегись, не ходи туда. Каб лиха не было…
Все трое торопливо зашагали к видневшейся за поворотом железнодорожной будке.
Кирилл внимательно смотрел, как ремонтники шли, какие выбирали тропки, где вышли к насыпи, куда повернули, весь их путь до будки проследил. И даже когда они скрылись в будке, все еще продолжал смотреть в ту сторону. Он вспомнил, что и Петро как-то говорил ему об этих запретах немцев, но тогда не придал этому значения.
«Эту штуку надо расшифровать, — подумал он. — А расшифруем, и ключ в руках».
— Якубовский, — сказал он. — Мы с Толей двинемся в лагерь, а ты сверни в Криницы, передай Петру вот эту карту. Вместе с Иваном пусть нанесут на нее все участки, на которых немцы запрещают ходить и пасти скот. И как можно точнее. И завтра чтоб карта была на «почте». Давай…
Якубовский сунул карту за пазуху, раскурил трубку и направился в глубь леса. Он сразу исчез из виду.
Кирилл поднес зажженную спичку к фитилю, как язычок высунувшемуся из сдавленной вверху снарядной гильзы. С минуту задумчиво смотрел: золотисто-багровая корона окладывала фитиль.
— Танки шли всю ночь, — рассказывал Кириллу Ивашкевич. До рассвета следил он за движением на шоссе.
— Сообщили Москве?
— А как же. И самолеты с запада прибыли. Сорок два самолета. Приземлились за городом. Об этом тоже радировали. Что-то немцы заваривают…
— Самое время кончать с Шахоркиным мостом. — Кирилл забарабанил пальцами по столу. — И Лещев уже напоминал. Самое время. Гитлер, если судить даже по нашим наблюдениям, форсирует переброску частей на Восточный фронт. Готовится к решающим сражениям. Привлекает, должно быть, и красная дата — седьмое ноября. Опять, наверное, в голове парад немецких войск на Красной площади…
— А вот не представляю себе этого, — признался Ивашкевич. Голос звучал хмуро и твердо. — Вот так же, как не могу представить себя на луне. Сказать об этом — одно, а представить — нет.
Кирилл молчал. Возможно, тоже силился представить себе это несчастье, и, наверное, тоже не получалось.
— Я и думаю, — вернулся он к своей мысли, — задержать в эти дни хотя бы на нашей магистрали переброску войск — дело прямо-таки большое. И это большое дело нам под силу.
Ивашкевич, наклонив голову, внимательно слушал Кирилла.
— Чего молчишь? — не понимал Кирилл. — Ты же обследовал район Журавлиных кочек и Шахорки, да я вот оттуда вернулся. Обстановка ясна. Должно выйти.
— Должно выйти, — подтвердил Ивашкевич. Он медленно разогнул спину. — Выйдет.
Вошел Якубовский.
— А! — позвал его Кирилл рукой. — Давай-ка. — Тот подошел к нему.
— Карту Петро завтра в дупло положит.
— Ясно. Все?
— Алесь передал через Петра вот что: на аэродроме завтрашней ночью ждут состав с бензином.
— Состав с бензином? — переспросил Кирилл и быстро взглянул на Ивашкевича.
Ивашкевич понимающе кивнул.
Оба, видно, подумали о самолетах, прилетевших с запада.
— И еще, — продолжал Якубовский. — Какая-то эсэсовская часть должна проследовать на восток. Алесь возил мясо на аэродром, на обратном пути заскочил в «Шпрее». Там про эсэсовскую часть ему и шепнули. Комендант, сказали, получил особо строгую бумагу, и все немцы на станции переполошились — готовятся к пропуску этих важных составов. Петро велел передать, что вместе с картой на «почте» будет записка. Сообщат время прохождения поездов.
Губы Якубовского тронула ухмылка. Кирилл заметил это: тот что-то недосказал — что-то несущественное, но все же…
— Давай, давай, — подталкивал Кирилл.
— Петро рассказывал… Ехать с начальством на аэродром должен был шофер-немец. А он, Алесь, взял да с вечера и напоил шофера. Утром тот голову не смог поднять. Ну и пришлось везти начальство ему, Алесю. Там, на аэродроме, про бензин и дознался.
— Все? — Кирилл посмотрел на Якубовского.
— Все.
Якубовский вышел.
— Ясно, — перевел Кирилл глаза на Ивашкевича. Он поправил зачадивший фитиль, и слабое пламя, потрескивая, выровнялось и отбросило радужный круг на стол.
— Вполне. — Ивашкевич прикрыл ладонью рот и подбородок, и только по глазам можно было догадаться, что он улыбался.
— Времени немного. Завтра в полдень надо выходить, — сказал Кирилл.
Шахоркин мост и Журавлиные кочки — самые подходящие места для взрыва. У Шахорки крутой уклон, и машинисту никак не остановить поезд, даже если что и заметит, это уж точно, припоминает Кирилл. Все утро осматривал он подходы к мосту. А выемка перед мостом! Тут паровозный и вагонный лом не повалится под насыпь. Всю выемку забьет. Пока разберут железо-дерево с полотна, дорога надолго будет закупорена. Что и говорить, удобный участок эта Шахорка… А сообщение Лещева, что давненько немцев тут не трогали!.. «У Шахорки все нам в масть», — довольно улыбнулся и Кирилл. А Журавлиные кочки в пятнадцати километрах от Шахоркина моста! Тоже здорово. «Высокая насыпь на повороте. Тут хорошо, что насыпь. Внизу кустарник — во! Он скроет подрывников».
Значит, решено: Шахорка и Журавли?
Все было продумано и предусмотрено, конечно насколько возможно все предусмотреть на войне.
— А что за карта будет в дупле? — спросил Ивашкевич.
Важная карта. Кирилл рассказал о встрече возле Шахорки с ремонтниками, шедшими без пути-дороги, и о запретах немцев.
— А тут, братец, догадаться несложно: участки те, возле полотна, и лужайки, где не разрешается пасти скот, — минные поля. И предназначены они для таких вот, как мы. Немцы и скрывают их от населения. Вот, братец, как иногда выявляются важные штуки! Завтра посмотрим на карту, и нам будет известно, где эти минные поля. Уж мы-то на них не наткнемся.