Страница 2 из 5
Наверняка такие же мысли посещали многих с давних времён, только вместо аэробуса были карета или автомобиль, поезд или самолёт. И уж точно какой-нибудь известный писатель прошлого использовал этот образ в своём произведении.
Вот вошла женщина. Я не вижу её лица, но фигура хороша, и я чувствую: она должна мне понравиться. Сейчас она повернётся ко мне лицом и… Да! Она мне очень нравится. Стройная, чуть ниже меня ростом, в шёлковой белой блузке, в чёрной юбке до колен. Роскошные длинные волосы, голубые глаза, точеный носик, на подбородке ямочка… Мне кажется, так должен выглядеть мой идеал.
Стоп, нельзя столь бесцеремонно глазеть на людей! Поздно, она заметила и подходит ко мне.
— Извините, я доеду… то есть, долечу до пятой больницы?
Я быстро киваю головой, а потом задумываюсь. Я ведь точно знаю, где это. От конечной до пятой больницы путь неблизкий, но это единственный маршрут. Дальше только пешком. Наверное, она не привыкла ходить пешком и обязательно заблудится! А город я знаю превосходно, будто сам его конструировал.
— Нам по пути, — без зазрения совести вру я. Хотя, почему вру? Нам действительно по пути: мне лучше всего сейчас посетить больницу. Там разберутся, что с моей памятью. Можно бы еще в милицию обратиться, но туда — только за смертью и только по повестке. Может, нам было предначертано встретиться с… Как её зовут?
Хм, я собственного имени не знаю, вот это проблема. А её зовут…
— Варвара, — представилась она и засмущалась, даже покраснела.
Теперь я должен назвать свое имя. Так принято. Эй, не молчи, еще подумает, что испугался её воинственного имени. Придумай себе любое, это же так просто, у тебя богатый выбор.
— Красивое у вас имя. А у меня самое простое: Евгений, — я встаю и улыбаюсь. — Вот и наша остановка. Мне тоже в больницу надо, к доктору. А вам зачем?
— Я по направлению, медсестра.
— Да? А я думал, что направлений давно не дают.
— А мне вот дали… — растерянно и виновато улыбнулась она.
Так мы и познакомились. Около часа не спеша, будто гуляем по бульвару, шли в больницу. Беседовали. Дважды спускались на нижние ярусы, она зачем-то брала мою руку и крепко ее сжимала. Неужели боялась? Я оказался довольно разговорчивым субъектом, о таких говорят: «с дамами он неробкого десятка». Сочинил о себе какую-то ерунду, а в конце признался, что потерял память и не знаю собственного имени. На мое удивление, Варвара отреагировала спокойно, как подобает настоящему медику, и сказала, что обязательно мне поможет. Видимо, выглядел я в этот момент очень жалким и побитым, как распоследний дворовый пёс, да и слова её о помощи немного испугали меня. Столь уверенно, без тени сомнения, оглашают приговор в суде. А мой приговор — отнюдь не оправдательный.
Но паниковать не надо. Поздно паниковать.
Две недели пролетели как в сказке. В больнице мне понравилось. Ухаживали достойно, комната оказалась уютной, светлой, соседи — покладистыми, но самое главное — от меня почти не отходила медсестра Варенька. Раз она привела меня, то ей и поручили обо мне заботиться. А я старался казаться ещё более беспомощным и нуждающимся в утешении, чем был на самом деле. Она мне всё больше нравилась, эта милая и добрая девушка с таким грозным, но благозвучным именем. Что-то в нём есть, что-то до боли близкое и родное… Может, потом пойму, когда всё вспомню. Кажется, я могу в нее влюбиться.
Единственный минус — так до сих пор не выяснили, кто же я такой. Вот и хваленая их биометрика! Сканирование радужной оболочки глаза, дактилоскопия — все оказалось бесполезным. Я ж говорю, милицию только за смертью посылать. Интересно, откуда во мне такая нелюбовь к этой структуре?
Как сказал главврач, у меня несвойственная потеря памяти. Бредово звучит, на мой взгляд, но с врачами спорить себе дороже.
Мне делали всевозможные анализы, я оказался «богатым на здоровье», как звонким голосом сообщила мне терапевт, толстая тётенька чуть старше меня. Также обнаружились следы операции по удалению аппендикса, перелом ноги и двух рёбер. Конечно же, я понятия не имел, кто мне их пересчитал.
— Подождите, — остановила меня терапевт, когда я уже выходил из ее кабинета. — А анализ на БВИ делали?
Память — странная штука. До этой секунды я ничего не знал о БВИ. А тут сразу всё вспомнил.
Болезнь водяного истощения, самая страшная из людских напастей, появилась в середине двадцать первого века. Уже несколько десятилетий учёные пытаются найти лекарство, но пока даже на миллиметр не приблизились к цели. Человек живёт, всё нормально, а потом в одну ночь в адских муках скукоживается и умирает.
Больше чем наполовину мы состоим из воды. И вот она, по непонятным причинам, начинает испаряться. И ничего с этим поделать нельзя. Но что ещё более ужасно — не установлен способ передачи этой болезни. Можно пожать кому-нибудь руку, поцеловать давнюю знакомую, выпить отфильтрованной воды, зайти в музей, да просто проехаться в аэробусе — и подцепишь заразу. Ты — заразишься, а твой постоянный спутник, который был там же и делал то же самое, — останется здоровым. Проводились масштабные исследования, ставились многочисленные эксперименты, но все впустую.
Со временем люди привыкли, устали бояться, перестали избегать контактов. Одни говорили: на все Божья воля. Другие доказывали, что это происки инопланетян. Третьи обвиняли военных с их секретными технологиями. Помните СПИД, который научились-таки лечить? С ним была примерно та же история. В семидесятых годах прошлого века человечество избавилось от оспы, через десять лет объявили о победе над ней. И как раз тогда люди столкнулись с новой бедой, названной СПИДом. Когда же его победили, ему на смену тотчас пришла болезнь водяное истощения. Скорее всего, тут обычное совпадение, каких немало в природе. Но многие видели в этом происки недобрых сил.
С момента заболевания водяным истощением до последнего дня, когда тело, в буквальном смысле, испаряется, проходит от нескольких месяцев до трёх лет. Число умерших от истощения велико, учитывая, что вирус распространяется любым способом, но заражает не всех. Каждый год людей становится почти на один процент меньше.
В любой момент все желающие могут бесплатно узнать, больны они или нет, хотя большинство предпочитает оставаться в неведении — просто ждать последнего вздоха, последнего вопля. Ходить на работу, читать книжки, заниматься спортом, играть в шахматы…
Никакая изоляция не помогает. Один миллионер заключил себя в герметичный кокон, но все равно заразился. Он не пользовался даже глобальной сетью, так как наивно верил, будто вирус, на манер компьютерного, может передаваться по ней; пил проверенную родниковую воду, истово молился; он обезопасил себя по максимуму, как думал. Тщетно.
Меньше всего страдают от БВИ сельские жители, но удалённость от городов — тоже не панацея.
Каждый день у меня брали кровь, подсоединяли присоски к телу, снимали какие-то графики, проверяли количество микроэлементов и витаминов, вливали разные растворы. Подопытный кролик под условным именем Евгений ждал результата. Не хотелось говорить Варваре о моем возможном заболевании водяным истощением, но она догадалась, что со мной непорядок. Я всё рассказал, ожидая больше её не увидеть.
— Даже если бы я точно могла от тебя заразиться, я бы всё равно осталась с тобой, — ответила Варвара.
— Почему? — спросил я.
— Потому что… я тебя люблю, — искренне засмущалась она и опустила глаза.
Вместо того чтобы сказать: «Я тоже тебя люблю», я повторил свой дурацкий вопрос, сохраняя при этом самое серьёзное выражение лица:
— Почему?
— Не знаю, — пожала плечиками Варя. — Просто люблю.
— И я тебя тоже люблю. Но не хочу, чтобы ты страдала. Вдруг я смертельно болен? Ведь ничего неизвестно обо мне. Может, я преступник? Маньяк? А если у меня и впрямь БВИ? Да, ты можешь не заразиться, и, скорее всего, так и будет, но… я ведь умру. Зачем я тебе нужен мёртвый?