Пламя Атлантиды

Немногим более трех зим тому назад ее дочь Лаэртия, будущая наследная матриарх, впервые выступила на Совете Десяти и без смущения выразила свою точку зрения на происходящее, радикально отличимую от позиции собственной матери. Она практически высмеяла миротворческую политику матриарх и вынесла на суд совета свод более ужесточенных правил в отношении империй, которые вскоре открыто начнут смеяться в очи матриархальной державе. Шесть из десяти членов совета единогласно приняли реформы молодой принцессы, а сама Атлантида, не сдержав гнева, посоветовала дочери заниматься воспитанием наследницы Ксении и проводить больше времени в светских дворцовых развлечениях и праздном великолепии, а не в совершенствовании науки меча и политической стратегии.

Лаэртия выслушала гневную отповедь матери с невозмутимым почтением. «Я услышала тебя, о моя матриарх!» — спокойно ответила она перед тем, как покинуть совет и вернуться к изматывающим тренировкам с мечом и стрелами. А спустя несколько солнечных круговоротов поразила всех, вызвав мать на разговор мечей в храме Криспиды при расцвете Фебуса.

Эти противостояния за власть никогда еще за все время существования империи не завершались закатом чьей-либо жизни. Говорят, Лаэртия истекала кровью, пропуская удары опытной матриарх, но сама сделала все, чтобы не причинить матери вреда — обезоружила ее без единой капли крови. Когда меч гордой принцессы коснулся груди правительницы, у наблюдателей возникло ощущение, что договоренность обеих женщин была предопределена изначально. На исходе цикла Фебуса правительница Атлантида сложила свои полномочия, и на трон взошла прекрасная Лаэртия, получившая в народе титул «Справедливая».

… Изматывающий зной еще не раскалил валуны мощеной мостовой и светлые стены строений, в воздухе ощущалась прохлада. Морской бриз играл волосами гордых дев Атланты, прекрасных и лучезарных в изысканных нарядах, в которых преобладал белый цвет. Никто из них не обращал ни малейшего внимания на мужчин, которые замерли на почтительном расстоянии вытянутой руки за спинами величественных и прекрасных атланток. Так повелось в империи испокон веков — даже прославленные воины, мудрецы, поэты и советники, как и сыны приближенной ко двору аристократии вынуждены были существовать в тени дочерей Криспиды, не имея большинства гражданских прав, доступных девам. К мнению знатных мужей часто прислушивались, никогда не притесняя без нужды, но любое нарушение жизненного уклада и попытка поставить себя выше любимиц Антала жестоко карались. Исключения были возможны лишь для избранного вольного спутника жизни матриарх и ее сыновей, но только тех, кто был отмечен при рождении печатью божества и получал титул «Богорожденных». Обычно это касалось близнецов либо тех мальчиков, кто во всем походил на мать, а не на отца. Но уже три века подобного не происходило — женская линия правящего рода приводила в свет исключительно величественных дочерей, а почета и славы при матриарх последним удостоился только спутник правительницы Стелинии более трех веков тому назад.

Звон мелодичного набата перекрыл гул возбужденной толпы, и в воздухе повисла тишина. Сотни взглядов тех, кто занял площадь при дворце, устремились вверх, на резные перила огромной лоджии, где вот-вот должна была появиться матриарх. Ожидание достигло своего пика, в звенящей тишине отчетливо слышался шум волн и крики чаек, до тех самых пор, пока широкие панорамные двери не распахнулись под сильными руками светлокожих хранителей дворца.

По площади пронесся восхищенный вздох, и все без исключения поднесли ладони ко лбу, а некоторые из мужчин закрыли глаза, заведомо признавая себя недостойными созерцать явление божественного создания.

Небесное светило, кажется, замерло в зените немого восхищения на миг перед тем как нерешительно коснуться золочеными перстами светлых волос прекрасной девы, ступившей на плиты лоджии, робко огладить, наполняя светом, слезы пустыни в тонкой диадеме на ее величественном челе, замереть несмелым росчерком на ее рубиновых устах и смуглых скулах, и тут же обреченным падением раненой птицы пасть на царское одеяние матриарх, чтобы сгореть, умножаясь в тысячи раз в преломлении бликов в золотых пластинах и слезах пустыни. Именно эта игра живого огня и заставила преданных граждан Атланты приложить длань к челу, дабы смягчить яркий ослепительный свет. Девы империи любовались прекрасным нарядом своей матриарх, а мужи, памятуя о своей роли, опустили глаза в брусчатку площади — им не позволялось пристально смотреть на женщину правящего рода. И все же некоторые из них незаметно бросали взгляды, пытаясь рассмотреть из-за плеч атланских дев происходящее.

Юная принцесса Ксения шести зим от роду сжимала руку матриарх, которая неспешно приблизилась к перилам, и подняла ладонь, призывая к тишине. Но ей удалось это не сразу — на лоджию грациозно вышла, даже выплыла, вторая женщина, и толпа вновь зашумела, оглядывая советницу матриарх с не меньшим восторгом. В отличие от правительницы, темноволосая красавица была облачена в черный наряд из лассирийского шелка — облегающее фигуру платье, оставившее открытыми плечи и точеную шею по последней дворцовой моде. Но вместе с тем оно не сковывало движений, словно его обладательница была готова в любой момент вступить в бой. Темные волосы красавицы были зачесаны назад, как у воительниц легиона Пантер, но эта прическа не совсем подходила к миловидному личику и огромным зеленым глазам, хотя, при более долгом взгляде можно было заметить в облике девушки черты непримиримой хищницы.

«Латима Лучезарная, уполномоченный посол», — перешептывалась толпа. Матриарх Лаэртия дождалась, когда воцарится тишина, и подняла руку, увитую золотыми браслетами до локтя. На сей раз гул и шепот прекратились, в утренней прохладе повисла невидимая, но осязаемая на уровне чувств кисея восхищения и обожания.

— Гордый народ великой Атланты, утро дарует свою благодать на восходе небесного круговорота! Улыбка Антала пускай озаряет ваш путь и впредь ниспошлет вам успех и долю великих свершений!

Матриарх славилась своим красноречием и умением вести в поэтическом ключе любые переговоры. Может, именно поэтому, все они были обречены на успех в ее исполнении. Несмотря на неописуемый восторг, вызванный сладким перезвоном ее мелодичного голоса, толпа молчала, впитывая, смакуя, восхищаясь красотой витиеватого приветствия своей правительницы, и лишь когда она закончила свою речь, по толпе прокатилась волна восхищенного ропота. Лаэртия взяла за руку Латиму, переплетя пальцы наподобие замка, и они вместе подняли сомкнутые руки вверх.

— Долгий путь нам предстоит, рассекая бортом кораблей гладь неспокойного моря; смуту в Спаркалии мы пресечем на исходе лучезарного Фебуса. Мир ценен не на словах, лишь скрепленный печатью достигнутых соглашений! Ценно умение видеть врага пред собой, не обманываясь сладкими посулами презренного. Мир расцветет лишь тогда, когда будут расставлены точки под бег меры масла! Разум и сила моей Лучезарной посланницы вскоре приблизит сие соглашение!

Латима обняла королеву, как самого близкого человека, приложила ладонь к сердцу и отвесила легкий поклон, перед тем как развернуться и медленно спуститься вниз по спирали сходней. В тот же миг дворцовые ворота распахнулись, и на площадь выехала золоченая колесница, запряженная двойкой белоснежных кобылиц. Правила ею очаровательная белокурая воительница в кожаных доспехах, которая поприветствовала толпу благодушной улыбкой. Это была огромная честь — отбыть в порт на королевской колеснице, которой правила главная дворцовая тулинария (дословно — управляющая транспортными вопросами), но Латима Лучезарная привыкла получать подобные привилегии с младых зим, с тех самых пор, как доказала принцессе свою верность и преданность и стала официальной советницей матриарх. Но многие поговаривали, что эта целеустремленная девушка, прекрасный воин и стратег, добилась бы не меньших результатов в своей карьере, не будь она подругой правительницы.

Едва стопы посла воли Атланты коснулись гладких булыжников площади, от дворцовых ворот отделились две женские фигуры Пантер, которые помогли Латиме взойти на возвышение колесницы, после чего поднялись сами, заняв место за ее плечами. Лучезарная сжала ладонями золоченый выступ и улыбнулась благосклонной улыбкой. Тотчас же над колесницей взметнулись лепестки астропеусов, застывая в темных волосах Латимы белоснежными и алыми бликами. Колесница пришла в движение, устремившись к порту — путь был близким, поэтому лошади шли рысцой, позволяя верной помощнице королевы отвечать на приветствия и принимать красиво оформленные букеты из цветов, которые являлись символами империи.