Тойво

Это можно было бы оставить на совести самих русских, но ведь нет: русским всегда было тесно на ограниченном пространстве. Недаром они в свое время захватили самую большую территорию. Успокоили свою плоть, но не успокоили душу, неся свои идеи по всему миру. Ведь ещё одна роковая особенность русской литературы это мессианство. Этим страдали все. И Гоголь с Лермонтовым. И Пушкин с его «самостоянием». И Гумилёв с его теорией пассионарности русского народа. И Достоевский вспомните его «народ-богоносец». И Тютчев, который уверял читателя, что у России «особенная стать». Это мессианство отводило русскому народу роль спасителя мира и конкретно спасителя западной цивилизации. Правда, от чего именно они собирались нас спасать, никто никогда не разъяснял. Всё это оставалось в области чего-то мистического и провиденциального.

Окей, вы избранный народ, тогда сидите себе тихо-мирно и гордитесь собой в пределах своего дома. Как евреи, знаем мы и таких избранных. Тут Бузек лукаво подмигнул аудитории. Раздались смешки, и что-то неуловимо гневное мелькнуло на лице сидящего рядом Дейва. Только сейчас Тойво стал догадываться про национальность соседа. И ведь точно: на общей планёрке в самом начале Дейва представили как специалиста из Израиля. А Бузек тем временем уже заканчивал.

– Но ведь история знает и другие примеры агрессивного поведения богоизбранных народов. Вспомните, чем кончил третий рейх в Германии? К сожалению, у русских короткая память, их существование всегда было цикличным, они наступали на одни и те же грабли. И история устала их учить, а попросту наказала, преподнеся урок всем остальным. Тут я приведу ещё одного русского писателя, Петра Чаадаева, который пророчески называл свою страну Некрополисом. Он полагал, что Россия существует лишь для того, чтобы преподать миру какой-то важный урок. И угадал: этим уроком стало само исчезновение России.

– Да пошел ты на – Изрек вдруг Дейв, так же вполголоса, что услышал его только Тойво. Что именно он сказал, осталось непонятным. Это прозвучало как русский язык, и первую часть Тойво разобрал, но концовка казалась незнакомой. Вероятно, Дейв ответил Бузеку что-то на его родном польском. Контекст и эмоция, впрочем, угадывались. Этот, кажется еврей, всё больше занимал внимание Тойво. И после окончания лекции он поинтересовался у Дейва впечатлениями. Тот, однако, упрятал поглубже свою эмоциональную бурьку и ответил сухо:

– Вашей группе достался отличный идеолог.

– Я сам впервые вижу Бузека в такой роли. И мне теперь понятно многое в его мотивации работать в проекте.

Было заметно, что Дейв не спешит выкладывать свои карты. Принимает Тойво за соратника Бузека.

– Удивительное дело. Всё же продолжил Тойво После услышанной лекции о русской литературе у меня не возникло желания почитать что-нибудь из этой самой литературы. Не только потому, что я не услышал новых имен или новых книг понятно, я и так славист а уже по тому, в каком контексте всё это преподносилось. Оказывается, это зло, эйце хура?

– Эйцехоре. Вы переврали слово, а господин Бузек переврал всё понятие целиком. Писатель Андреев вкладывал в него совершенно иной смысл, это изначальное зло, заложенное и дремлющее в каждом человеке, а не только в русских писателях. Точно так же Бузек исказил под свои нужды пушкинское слово «самостоянье».

– Это не было оговоркой? Признаться, я слышу такую формулировку впервые.

– И я тоже. Но успел подсмотреть в интернете и правда «самостоянье» упоминается Пушкиным на черновике к своему стихотворению. Потом поэт его всё-таки не использовал, но историкам удалось найти черновик. И Бузеку, надо признать его умение работать с первоисточниками, тоже попалось это словцо. Но посмотрите на контекст, вот. Дейв протянул свой планшет с найденным в интернете фрагментом. Тойво прочел:

Два чувства дивно близки нам

В них обретает сердце пищу

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века

По воле бога самого

Самостоянье человека,

Залог величия его.

– Ого! Любовь к родному пепелищу, ещё одно пророчество.

– Это так, и всё же обратите внимание на то, как употреблено слово «самостоянье». Бузек заподозрил тут наличие какой-то гордыни русского народа. Но очевидно же, что речь в целом о любом человеческом существе, о какой-то личностной характеристике человека. Что-то вроде воли.

– Довольно интересно, и все же Бузек в целом был прав про мессианство русских, вам не кажется?

– Этот фактор в литературе и в философии русских присутствует, но вовсе не как основной. И скорее у русских философов, нежели у писателей и поэтов. Кстати, Лермонтов, упомянутый в лекции, вообще, если разобраться не страдал ничем провиденциальным. Скорее, наоборот, с сожалением взирал на свой народ: «Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ».

Эту строчку Дейв впервые произнес на русском. Тойво отметил, что владение языком у коллеги на высоком уровне. И кажется, без акцента. Так же, как у Лены Вальдес. Аудитория почти опустела, они одни сидели на галёрке и Тойво тоже перешел на русский.

– Звучит высокомерно по отношению к своему народу. Хотя ведь Михаил Лермонтов имел нерусские корни?

– Это здесь ни при чём. Пушкин тоже был потомком негра. Но оба поэта на сто процентов были русскими людьми. Просто, как и все образованные, они были, что называется, между «рабами» и «господами». Это, знаете ли, извечное страдание русской интеллигенции. И в то же время, основа круговорота российских элит. В России всегда было три основных участника исторического процесса. Когда-то давно были цари и холопы, и особняком образованный класс духовенство. Затем при императорах духовенство скрестилось с властью, появились декабристы и шире социалисты. Они так же радели за угнетаемый народ. Затем социалисты победили, привели пролетариев к власти, но долго это не продержалось. Идеалистов-большевиков уничтожило то, что стало впоследствии номенклатурой, она продолжала жить за счет угнетаемого народа. Появилась прослойка диссидентов, она ширилась и превратилась в демократов. Эти освободили народ от гнета номенклатуры. Россия пошла по демократическому пути, но быстро образовалась новая элита и все остальное быдло. Вам знаком этот термин? Польский, кстати, означает скот. И снова проявились интеллигенты, только теперь они назывались либералами, старались образумить быдло.

– Тут можно было бы сказать «и так далее». Но этого «далее» у России так и не случилось.

– Верно. Но я хочу сказать, что самыми яркими представителями русской литературы всегда была как раз эта мимолётная прослойка переживающей за народ интеллигенции. Протопоп Аввакум при царях. Пушкин, Толстой и Достоевский при императорах. Солженицын, Бродский и Пастернак при генсеках. Акунин и Быков при президентах. Хотя эти, вероятно, вам неизвестны?

– Акунин есть то есть был в библиотеке нашей кафедры в Барслелоне. Но это были книги на английском. А я, честно говоря, предпочитал пользоваться в обучении и в работе всё-таки русскоязычными книгами.

– Ваша библиотека тоже переведена в Париж?

– Возможно, акунинские книги, как английские, сохранились. Я спрошу.

– Не надо. Дейв вдруг стал серьёзным. Хочу попросить вас кое о чем. Вы сможете вспомнить наверняка хоть одну книгу из барселонской библиотеки, если она окажется у вас в руках?

– Ну, некоторые издания были моими настольными книгами, я знаю все их особенности. А кое-где даже смогу найти свои пометки.

– Кто методиств вашей группе? Мадмуазель Кювье? Она же местная? Сможете попросить её принести из библиотеки какое-нибудь издание, привезенное из барселонской коллекции? Любое. Хочу кое-что проверить. Я забегу к вам на днях.

***

Тойво догадался о причинах этой просьбы. Дейв полагает, что книги могли не дойти до Парижа. То, что они покинули Барселонский университет известно, Вальдесы подтвердили это. Но дошли ли они до Новой Сорбонны? Он не задавался таким вопросом. Да и вообще в университет ли они направлялись?