Тойво

ТОЙВО

Так вот: назови мне последнее число.

То есть? Я… я не понимаю: какое последнее?

Ну последнее, верхнее, самое большое…

Но это же нелепо. Раз число чисел бесконечно, какое же ты хочешь последнее?

Евгений Замятин. «Мы»

1.

Я финн произнес, наконец, Тойво, когда пограничник уже слишком затянул свою театральную паузу с поднятой бровью. Тот поднял вторую бровь, ещё раз заглянул в паспорт на фотографию светловолосого гражданина Испании Тойво Саволайнена. Посмотрел на соседку по купе, как бы желая удостовериться в услышанном, вернул паспорт и вышел. Соседка промолчала, как молчала всю дорогу от Парижа. И лишь, когда закрылась дверь, её словно откупорили. Типичная испанка-мама. За сорок лет, красится в модный рыжий молодится. Хорошо одетая, аккуратная, на шее шарф петлей на французский манер, даже весьма симпатичная. Но, как и все эмоциональные испанцы, если уж начнет говорить, то выскажет все что думает.

– Знаете, я ещё помню те времена, когда здесь вообще не было пограничного контроля. Шенгенское соглашение, слышали про такое? Едешь из Испании во Францию и даже не понимаешь, в какой момент оказываешься в другой стране. Эти горы везде одинаковы.

Тойво молчал, но вежливо смотрел на соседку.

– Святая Мария, все эти границы вернули для тотального контроля. Они охотятся за русскими, это понятно. Каждый блондин под подозрением.

Здесь она выразительно приподняла взгляд на шевелюру Тойво, но быстро отвела глаза в окно. Боится. Она, наверное, и сама всю дорогу думала, что едет с русским. Слово «финн» её успокоило, но не полностью. Мало ли кто эти финны. Может, вроде украинцев.

Тойво вовсе не был блондином. Испанка сказала rubio, это некое обобщающее слово, как и у американцев на все светлые оттенки есть термин blond. Но его цвет волос был не белым, и, пожалуй, даже не светлым. Он был русым. Тойво знал такое слово из русского языка. По всей видимости, у русских этот цвет волос был самым распространенным. Хотя Тойво встречал русых во многих местах. Забавно: если сейчас начать объяснять это попутчице, она запаникует? Испанка, впрочем, сама продолжила русскую тему. Да так, что Тойво вздрогнул от неожиданности.

– А вы знаете, что эти места когда-то изначально были заселены русскими? Французская провинция Руссильон имеет название от русских поселений в древние века. Как и итальянская Венеция. Это подтвержденный факт. Тут она осеклась. Хотя сейчас это неважно.

– Вы имеете в виду славянские племена, а не русских? Заговорил, наконец, Тойво. Про то, что Венеция была основана венедами, то есть славянами, я слышал. Но то, что они дошли до Каталонии не знал. Простите, но откуда вам это известно?

– Не помню, где-то читала. Ушла от ответа ответила испанка. И достав свой телефон, спросила уже безучастно. Вы едете до Барселоны?

– Да. Сказал Тойво. Он выждал несколько секунд и понял, что соседка намеренно погрузилась в свой гаджет. Продолжения разговора не будет. Проверка документов кончилась, поезд снова двинулся, но теперь уже по родной Испании.

Эта остановка, этот разговор с новой силой раздули костер затухающих размышлений Тойво. Странное совпадение. Ведь всю дорогу до этого он, аспирант кафедры славистики Университета Барселоны вспоминал и анализировал свой необычный блиц-визит в Париж. Его пригласили в группу букморфинга известного парижского слависта, профессора Луи Эганбюри. Тойво никогда не занимался подобным и не ожидал, что Эганбюри интересуется букморфингом. Слишком глупое и поверхностное занятие. Модное течение, которым мир переболеет и, скорее всего, забудет через несколько лет. Букморфинг это переписывание уже известных книг. Как в кинематографе римейк уже известного фильма. Но если римейк фильма предусматривает хотя бы новее прочтение сценария, то есть неизменного текста, то букморфинг подразумевает переделку именно текста. Первоисточника. Чаще всего шедевра мировой литературы. Это повелось лет пять назад. Начали, кажется, американцы. Переделанные «Гроздья гнева» Стейнбека имели оглушительный успех. Тойво читал это творение от малоизвестного автора. Косметические правки в начале и переиначенная концовка в стиле хэппи-энд, как и любят в Голливуде. Совершенно другая книга, нелепость. Как если бы статуе Венеры Милосской снесли голову и поставили другую. От Статуи свободы, например. Но это на личный вкус Тойво, критики же были в восторге. Вслед за тем букморферы расплодились по всему миру и стали безжалостно коверкать романы, повести и рассказы. Маркес стал более динамичным. Эдгар Аллан По более позитивным. Бальзак современным. Хемингуэй юмористичным. Твена, наоборот, напичкали чьими-то философскими измышлениями. Сказки Гофмана наполнили какими-то мультяшными персонажами. Даже старик Дон Кихот теперь по новому сюжету превратился в успешного банкира.

Литературной ценности такие мутанты, по мнению Тойво не представляли. Но удивительное дело, издательства легко соглашались печатать подобное творчество. Книги из серии букморфинга продавались в магазинам на одних полках с оригиналами. Только рядом с названием обычно ставилась пометка «NE», new edition. Авторы не выпячивались на обложке, а прятались внутри книги. Чаще всего работала именно группа авторов. Видимо, собирать уродливых франкенштейнов веселее вдвоем-втроем. Как известно, при групповом изнасиловании чувство личной ответственности растворяется.

***

Вот и Тойво предложили поучаствовать в таком групповом преступлении. Профессор Эганбюри, по отзывам очень жизнерадостный и легкий в общении человек, при знакомстве с Тойво, напротив, был серьёзен и прагматичен. Он принял привет от руководителя барселонской кафедры, учителя Тойво, профессора Вальдеса. И лишь на это мгновение в глазах француза проскочило что-то вроде блеска оттертой от пыли бутылки Малаги, столь любимой на фуршетах после научных саммитов. Но подавив в себе воспоминания об Испании и коллеге Вальдесе, Эганбюри деловито ввел Тойво в курс дела. Парню предлагалось войти в группу авторов, которые займутся букморфингом книг русских писателей. Эту категорию литераторы ранее почему-то не трогали, за исключением Анны Карениной, для которой сочинили очередной идиотский хеппи-энд. По новому сюжету Алексей Каренин ранил на дуэли Вронского. Анне сказали, что он убит и та, поплакав с неделю, вернулась к мужу. В финальной сцене, видимо, чтобы сохранить железнодорожную тему, счастливое семейство уезжает на поезде в Варшаву.

Эганбюри объяснил, что русские книги не трогают как раз из-за сложного языка, который в последние годы стал исчезать. Равно как и сами книги, по решению ЮНЕКСО стали превращаться в памятники культуры и теперь их редкие экземпляры отыскиваются и свозятся в крупнейшие библиотеки и университеты. Барселонская кафедра в своё время как раз и стала одним из таких центров. Сюда свозили книги русских писателей или на русском языке со всей Испании. Выделили даже отдельное помещение в библиотеке университета. Оно стало одним из любимых мест Тойво, он любил читать на оригинале и ценил именно классические бумажные книги.

За эту любовь Тойво и выделили, как признался господин Эганбюри. И теперь просили о его помощи. В Париже формируется редакционная коллегия из таких же славистов со всей Европы, которым предстоит заняться букморфингом русской литературы. На это выделен грант Евросоюза в целях сохранения и популяризации стремительно исчезающей русской культуры. Заплатят за работу хорошо. Тойво в свои 25 лет, никогда столько не зарабатывал. И конечно, этот проект укорит продвижение к докторской степени.

– Но я вовсе не писатель! Пытался возразить он французу. На что тот аргументировано объяснил, что Тойво нужен не столько как писатель, сколько как славист и переводчик. Специалист по языку и по первоисточникам. От него и не требуется писать книгу, в группе с Тойво будут работать профессиональные филологи и копирайтеры. Формировать сюжет будут в основном они. Ему лишь потребуется облечь предложения в правильные русские конструкции. Хотя, со временем, вы втянетесь и сами захотите развить свои таланты. Попробуйте, кстати на Набокове, с него мы и начнем работу. Предложите новую сюжетную линию, допустим, в «Защите Лужина». Проект большой, грант рассчитан на три года, но, поверьте, это только начало. Впереди нас ждут Пушкин, Толстой, Достоевский, Тургенев, Чехов и все остальные известные вам великаны.