Страница 33 из 68
— Не думаю, что он мог так поступить.
— Не знаю, милая. Такая жизнь не для всех.
О да, я поняла намек.
— Ладно, дядя Боб. Спасибо. Держи меня в курсе, если что узнаешь.
— Без проблем. Ты дома?
Я поморгала.
— Да.
— Хорошо. Никуда не выходи. Я буду примерно через час.
— Ла-а-адненько.
Повесив трубку, я уже собралась спросить Сливу, то бишь Ребекку Тафт, заглядывала ли она к брату домой, как вдруг она выпалила:
— Я скоро вернусь, — и исчезла.
Вот черт. Ее сосредоточенность длится еще меньше, чем моя. То есть детектива из нее точно не выйдет. Может, попробовать вызвать…
— Я вернулась!
От неожиданности я подскочила до потолка Развалюхи.
— Мне нужна была расческа. — Повертев перед глазами нечто, напоминающее использованную зубочистку, Слива протянула: — Фу-у! — и опять испарилась.
Так называемый «отпуск» Дэвида Тафта всерьез меня беспокоил. Зачем ему вот так уходить с работы? И почему Слива не может его найти?
У службы в правоохранительных органах имеется целый ряд побочных эффектов, и среди них — самоубийства. А вдруг Тафт и правда перегорел? Вдруг он сделал или увидел что-то такое, чего не должен был делать или видеть? Вдруг его уже нет?
Подъехав к светофору на красный, я опустила голову и призвала Тафта:
— Дэвид Тафт.
Если он погиб и остался на земле, то появится или рядом, или у меня на коленях, или на капоте. Мне подойдет любой вариант. Однако брат Сливы не появился.
К сожалению, это вовсе не значило, что он жив. Он мог отправиться на небеса сразу после смерти, а оттуда вызывать людей я не умею. По крайней мере точно не знаю как. Ангел клянется, что мне и такое по зубам, но я никогда не пробовала.
Когда позвонила Куки, мне до офиса оставалась всего пара кварталов.
На звонок я ответила просто и изящно:
— Привет, Кук.
— Привет, солнце. В общем, за нее внесли залог, и сейчас она у родителей.
— Рада за нее. Там, наверное, хорошо. Родители помогут успокоиться и разложить мысли по полочкам. А о ком мы говорим?
— О Веронике Айзом, — усмехнулась подруга. — О той, которую обвиняют в убийстве…
— Ну да, точно. — Ребус Тафта совсем перепутал мне мозги.
— Они живут в трейлер-парке Зеленая Долина.
— Супер. Скинь мне адресок. Загляну туда.
— Не вопрос. Почему Роберт думает, что ты дома?
— А он так думает? Странно.
— Чарли, — угрожающе процедила Куки, — я не стану ради тебя врать мужу.
— Это еще почему? Я же ради тебя вру!
— Верно, но ты любишь врать. Для тебя этот как вызов самой себе. Видимо, потому, что врать ты совершенно не умеешь.
— Ну надо же! Меня пинают все, кому не лень.
— Будь осторожна, — добавила Куки, хотя в ее голосе слышались скорее нотки веселья, чем беспокойства.
— Ничего не обещаю.
Повесив трубку, я развернулась прямо на дороге, чтобы не пропустить ближайший переулок, и поехала на поиски Вероники Айзом, надеясь, что она со мной поговорит.
Двадцать минут и половину мокко латте спустя я добралась до Зеленой Долины, расположившейся у Четвертого шоссе. Родители Вероники жили в ухоженном трейлере зеленого, как авокадо, цвета, при виде которого мне резко захотелось гуакамоле. Кроме того, недалеко от парка находился ресторанчик «Эль Бруно», из которого даже сюда сочились аппетитные запахи жаркого и чили, наполняя мой рот предвкушением и слюной. В основном, конечно, слюной.
Пока я шла по дорожке к дому Айзомов, в животе урчало. Я постучала в металлическую дверь и стала ждать. Из трейлера доносились негромкие звуки телевизора, однако мне никто не открыл, пока я не постучала еще трижды. Причем открывшего пожилого мужчину нисколько не обрадовала моя настойчивость. Он раздраженно распахнул дверь.
— Мистер Айзом? — спросила я, молясь, чтобы он не захлопнул дверь сразу же и дал мне хотя бы несколько секунд.
Мужчина смерил меня сердитым взглядом из-под кустистых бровей. На нем была выцветшая синяя рабочая рубашка с эмблемой «Автомастер». Значит, он был механиком. Что ж, я легко нахожу общий язык с механиками. Да и вообще с мужчинами.
— Простите за беспокойство, но, может быть (и это очень большое «может быть), я смогу помочь вашей дочери.
Внимание я привлекла, но не такое, на какое рассчитывала.
— Если моей дочери и нужна помощь, то только с тем, чтобы согласиться на предложение прокурора и подписать чистосердечное признание. С этим вы можете помочь?
У меня упало сердце. Очевидно, этот человек, как и все остальные в городе, считал, что его дочь убила собственного ребенка. Или так, или он попросту не верит, что они могут выиграть дело. Видимо, придется попотеть.
— Мистер Айзом, она здесь?
Он снова сердито уставился на меня, и я отчетливо ощутила, как от него исходит презрение. Нутро подсказывало, что дочери он помогает исключительно из чувства родительского долга, но сердце этого мужчины разбито. Мне ли не знать, каково это.
— Меня зовут Шарлотта Дэвидсон. Я частный детектив. Мне кажется, что дело, над которым я сейчас работаю, напрямую связано с делом вашей дочери. И я абсолютно уверена, мистер Айзом, что она невиновна в том, в чем ее обвиняют.
— Что же вас так убедило? — поинтересовался он, но лишь для того, чтобы доказать мою неправоту. Ни на секунду он не поверил, что его дочь может оказаться невиновной.
— Те же люди, которые якобы представляли агентство по усыновлению и забрали вашу внучку, похитили моего мужа, когда он был еще младенцем. И еще как минимум одного мальчика.
Мистер Айзом выпрямился, но по-прежнему придерживал сетчатую дверь, давая понять, что в дом меня не впустит.
— Не было никакого агентства.
— Было, — возразила я, — и у меня имеются доказательства.
Никаких доказательств у меня не было, по крайней мере физических, но ему об этом знать необязательно.
Несколько секунд он обдумывал мои слова, а потом крикнул:
— Рони!
У двери появилась женщина, которая явно только что вышла из душа.
— Эта женщина с потрохами купилась на твои россказни. Вы прекрасно проведете время.
Ладно, сойдет и так.
— Я Чарли Дэвидсон, — сказала я, пока отец Вероники не обсыпал меня очередной дозой сарказма, — и я знаю, что вы не лжете.
Женщина превратилась в статую. Мистер Айзом ушел, и сетчатая дверь едва не захлопнулась, но Вероника пришла в себя и приоткрыла ее шире.
— Заходите.
У Вероники были длинные темные волосы, свисавшие по плечам мокрыми прядями, глаза цвета бурбона и роскошная фигура. До нашей встречи она сушила волосы и снова стала сжимать концы мокрых локонов влажным полотенцем.
Поднявшись по шатким ступенькам крыльца, я вошла в маленький трейлер, где повсюду были разбросаны игрушки.
— Игрушки моего племянника. Моя мать взяла его с собой в магазин, — объяснила беспорядок Вероника, пнула несколько игрушек, чтобы не мешали, и предложила мне сесть. — Хотите чего-нибудь выпить?
Вела она себя весьма вежливо, но сердце в ее груди стучало, как военный барабан. Руки, державшие полотенце, тряслись. И было что-то неестественное в каждом ее движении. Двигалась Вероника резко и нервно, словно ее частично парализовало от мощного эликсира надежды и страха.
— Нет, спасибо. Все в порядке.
Присев, она отложила полотенце, сжала на коленях руки и стала ждать. Нет, она не ждала, а надеялась, молилась, умоляла.
— Вероника, вы помните, как выглядели люди, которые связались с вами много лет назад?
— Что вы знаете о деле? — внезапно спросила она, явно ничего не понимая. — Вы работаете с моим адвокатом?
— Нет. Прошу прощения, нужно было сразу все объяснить. Я частный детектив. Работаю над делом, которое связано с вашим.
Красивые брови сдвинулись.
— Как именно связано?
— Не могу сказать. Конфиденциальность и все такое. Но могу сказать, что знаю, кто с вами связался и почему.
Вероника опустила голову:
— Я жила на улице с новорожденным ребенком на руках. Вот почему они на меня вышли.