Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 23

Волны песка ударяют по корпусу корабля. Мы увеличиваем скорость. Я перестаю улыбаться. В воздухе ощущается электричество – приближается буря. Беда. Нужно было остаться дома и наплевать на приказ. Черт бы побрал этих начальников.

Надеюсь, нам повезет. Может быть, я выкарабкаюсь?

Нам не везет. К вечеру ветер достигает скорости в пятьдесят узлов. Ураган. Из ушей Рекса я выковыриваю кучи песка, а потом укрываю его с головой плотной марлей. Он мне вполне доверяет, а потому сидит спокойно.

– Не кусай марлю, – говорю я. – Она медицинская. Хорошая, хорошая собачка!

Вокруг кромешная темнота, и видны только носовые навигационные огни. Поднявшийся с поверхности песок блокирует обзор. Сверкают молнии, но разряды длятся недолго. И вдруг небо раскалывается вспышкой и мощным грохотом. С дюжину песчаных вихрей взметнулись над равниной, каждый три фута в ширину и шесть футов в высоту, но чудовищной разрушительной силы.

Один из них направляется прямо на нос нашего корабля. Я толкаю Рекса вниз и накрываю его своим телом.

Бах!

Волна песка пробивает пластик. Рекс пытается выпрыгнуть, но я привязываю его к креслу веревкой. Он пытается вырваться, веревка затягивается на его горле, из которого вырывается хриплый лай.

– Нам необходимо укрытие, – говорю я.

Лайнус включает двигатель на полную мощность, но корабль не прибавляет скорости, а только стонет и скрежещет. Мы тащимся вперед еще с полмили, делая все возможное, чтобы избежать столкновения с песчаными вихрями. Корабль уже не плывет, а ползет как червь. Сердце Рекса бьется в два раза быстрее обычного. К его лаю начинает примешиваться скрежещущий звук шестеренок, в которые попал песок и которые утратили способность поворачиваться синхронно.

– Остановите корабль, – говорю я.

Лайнус не обращает на меня никакого внимания. Он получил приказ, а класс «С» не способен к абстрактному мышлению.

– Возле Красного Камня есть станция, –  говорю я. – Где-то в ста метрах к востоку. Если вы не остановитесь, я выпрыгиваю.

– Собака существо несущественное, – отвечает Лайнус.

Я отвязываю Рекса, встаю и пытаюсь сообразить, как мне прыгнуть с ним на руках, да еще не повредив ни себя, ни его. В этот момент Лайнус дергает за рулевое колесо и бросает якорь.

– Отлично, – говорит он.

Спускает и закрепляет паруса, хватает сумку с моими прототипами и выпрыгивает.

Мы с Рексом выпрыгиваем за ним.

Мы тащимся по каньону, образованному двумя рядами небоскребов. Ветер здесь гораздо сильнее и острее. Мы идем согнувшись под углом восемьдесят градусов. Песок бьет в нас с такой силой, что суставы хрустят от напряжения. Я крепко прижимаю скулящего Рекса, касаясь губами его теплой свалявшейся шерсти. Вокруг нас дома высотой до тысячи футов, с пустыми окнами и разбитыми неоновыми надписями, которые когда-то зазывали людей:

– Азартные игры! Стриптиз! Лас-Вегас!

Я видел фотографии. Здесь даже были американские горки.

Сигнал показывает, где вход в укрытие. Оно отмечено тремя оранжевыми треугольниками, которые располагаются кругом, словно разрезанный пирог из тыквы. Мы с Лайнусом поднимаем люк. Он входит первым, я иду следом с Рексом на руках. Поскольку руки у меня заняты, закрыть люк уже не могу и зову на помощь Лайнуса, но этот ублюдок уже спустился на два пролета лестницы.

– Все хорошо, мой мальчик, все хорошо, – говорю я Рексу.

Тот отзывается лаем. Новый звук, звук пощелкивания, означает, что его левое легкое заблокировано. От звук болью отдается в моем позвоночнике.

– Не уходи, мой мальчик, – говорю я. – Мы прорвемся.

Рекс смотрит на меня мудрым усталым взглядом и прижимается к моей груди, словно говоря: «Все нормально, приятель, как скажешь. Только, прошу тебя, чуть-чуть помоги мне».

Мерцающие огни, забранные в пластиковые плафоны, способные противостоять песку, освещают мне дорогу на второй и третий этаж, где меня поджидает Лайнус. Мы забрались достаточно глубоко, и теперь издаваемые нами сигналы не проходят до адресата.

Старые туннели, подобные этому, покрывают большую часть земного шара. Люди спрятались в них, когда планета столкнулась с астероидом Апория. План туннелей был повсеместно универсальным: узкий вход, который вел вниз на несколько сотен или даже тысяч футов, а затем вместительная база с туннелями, которые отходили от нее, словно корни от дерева. Корни к минимуму сводили последствия катастрофы. Люди надеялись, что Верхний воздух лет через десять очистится, но, чтобы выжить наверняка, взяли с собой запасов на двадцать лет. Но воздух так и не очистился. Ни через двадцать, ни через сто лет.

Что мы только не делали, чтобы выжить! Как хорошо, что никто не удосужился фотографировать.

Мы спускаемся на самый низ. С трудом читаемые знаки указывают на входы в темные тоннели. Их одиннадцать, девятью из которых можно пользоваться. Оставшиеся два нуждаются в чистке. Укрытие не такое глубокое, как я ожидал – не более двухсот футов. Наверное, проникнуть глубже не позволил гранит.

По всей стене – граффити:

– Долой киборгов!

– Майк + Дори = любовь!

– К черту всех, входящих сюда. Буквально.

– Хитин – для плебеев!

– Ты шла по тоннелю

С человеком, которого я люблю

Это хайку.

Мы с Лайнусом снимаем костюмы и вытряхиваем песок, потом надеваем вновь. Материал тонкий, но крепкий; когда костюм надеваешь, он облегает тело как жидкая краска. Жаль, что Рекс не может такой носить. Я склоняюсь над ним и поглаживаю его вздымающееся брюхо. Он слишком устал, чтобы стоять, но кожа у него розовая, значит, кислород он получает.

– Вы знаете, когда это место очистили от выживших? – спрашиваю я Лайнуса. Наши порты уже не подключены друг к другу, поэтому я вынужден пользоваться речью.

– А его и не очищали, – говорит Лайнус. Горло его, как видно, тоже забито песком.

– Не стоит усилий, – продолжает он. – Они тут все поражены радиацией. Генетические отклонения. Мозги класса «F». Сами вымрут.

Значит, несколько выживших все еще могут здесь болтаться.

Смотрю на потолок. Там – старый рисунок города с центральной улицей и штрихами намеченными фигурами людей, которые приветственно машут руками рядом со старомодными ранчо. Я помню дизайнера – Фрэнк Ллойд Райт. Ярко сияет словно запеченное в кляре бело-желтой солнце. Какой же это был удивительный мир!

Я вспоминаю музыканта – Луи Армстронга. Он пел радостные песни, хотя сам был далеко не радостен и счастлив.

Я вычищаю песок Рексу из ушей. Носа стараюсь не касаться – в тех местах, где органическая ткань соприкасается с металлом респираторного тракта, идет кровь.

Мощный порыв ветра врывается в туннель через люк, а вместе с ним – песчаный вихрь. Бешено вращающееся чудовище мчится на меня и сбивает с ног. Ошеломленный, с закрытыми глазами, я считаю до трех. Как только понимаю, что заживо похоронен под кучей песка, начинаю откапываться, а откопавшись, принимаюсь бешено копать вглубь. И вот я чувствую его. Рекс!

– Помогите мне, Лайнус! – кричу я.

– Нет, это же просто собака.

– Черт бы тебя побрал!

Ползу наверх по туннелю сам. На ступеньках кучи песка. Ползу наверх, хватаю край металлического люка и, преодолевая боль в суставах и помогая себе головой, закрываю его.

Клик! И визг ветра превращается в шепот.

Возвращаюсь к Рексу и нахожу его, почти мертвого, на куче песка. Лайнуса же нигде не видно.

– Ничего, мой мальчик, – говорю я собаке. – Держись.

Тяну за арматуру, которая тянется вдоль стены туннеля, и, натянув, отпускаю. Ударившись об исписанную граффити стену, она издает звук, который эхом отдает через весь туннель. Но Лайнус, эта скотина, не возвращается. Может, он испугался. А может, песок забился ему в мозги и он сошел с ума.

Ненавижу класс «С».