Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 23

Джордж знал – решись он отправиться и повидать собственных детей, назад ему вернуться не позволят из-за патогенных факторов, которых он может принести с собой. Новые бактерии, загрязнение. А у правительства будет причина разлучить его с детьми-инопланетянами, сказав миру, что теперь он представляет для них потенциальную угрозу, а не защиту.

Если эта причина покажется неубедительной, они найдут другую. Если он оставит свой пост, все на этом закончится.

Джордж часто спрашивал себя, почему он тогда сказал на камеру то, что сказал. Он никогда не интересовался политикой, не верил ни в никакие теории заговора. По крайней мере, до того как все это началось. В местных органах самоуправления не состоял. Новостей не смотрел. И тем не менее его обвинительная речь прозвучала так, словно он написал ее заранее. И это сделало Джорджа мировой знаменитостью – смелого, бескорыстного защитника маленьких пришельцев.

Но это же стало причиной его одиночества.

Шлюз открылся. Как Джордж и ожидал, внутри стоял охранник в защитном костюме.

Джордж знал, что дети ему обрадуются. Прильнут к нему, как всегда, и станут задавать вопросы на языке, который он не понимал. Несколько слов, которые он выучил, были не способны к передаче мало-мальски сложных мыслей. Но ему не нужно было в совершенстве владеть языком инопланетян, чтобы понять, что хотят знать эти малыши. А они хотели знать, когда же они отправятся домой. Беда же была в том, что это и был их дом. И они его уже никогда не покинут. А если Джордж останется верен своему слову, не покинет его и он.

Джордж вошел, и дверь шлюза закрылась за ним.

Сара Ланган[6]

Сара Ланган – автор романов «The Keeper» и «The Missing». Роман «Audrey’s Door» в 2009 году получил премию Стокера. Рассказы публиковались во множестве журналов и сборников. Сейчас работает над постапокалиптической серией для подростков Kids и двумя романами: «Empty Houses», навеянным «Сумеречной зоной», и «My Father’s Host», навеянным «Гамлетом». Ее книги переведены на десяток языков, по одной снимается фильм. Дважды лауреат премии Брэма Стокера, премии Американской ассоциации библиотек и др.

Прототип

Приказ о моем переводе пришел на девять месяцев раньше, чем нужно, и мне это совсем не нравится.

– Можно мне еще задержаться, – прошу я.

Радио молчит.

Поэтому мы с Рексом пакуем мои лучшие прототипы, консервируем лабораторию и ждем. Рекс слишком много лижется, но во всех прочих отношениях он – отличный пес. Из всех собак, живших у меня, лучше его была только одна.

Через несколько часов над горизонтом пустыни появляется мачта песчаного корабля. Я придерживаю Рекса. В последнее время он явно сдает: гадит не там, где надо, съедает только половину того, что я даю, не сразу отзывается на свое имя. Я пока смотрю на это сквозь пальцы – так же как стараюсь не замечать проплешин на его черепе.

Корабль все ближе. Все восемьдесят футов высотой, забранный в майлар, он несет на себе Треугольник Каниша, символ Тихоокеанской колонии. С палубы мне машет водитель класса «С». На нем современный песчаный костюм с клееными швами, гораздо более качественный, чем предполагает его низкий ранг. Похоже, колония процветает.

Я склоняюсь к Рексу, беру его двумя пальцами за нижнюю челюсть и поворачиваю голову вбок на девяносто градусов. Только вчера я прочищал его дыхательный аппарат; поэтому Рекс и не издает при выдохе этих лающих звуков, которыми так знамениты собаки.

– Там, в городе, – говорю я, – никто не уважает прошлого. Никто не знает, откуда мы пришли. Мы с тобой не такие, Рекс. Мы совсем из другого теста.

Рекс прихватывает зубами мой большой палец, я склоняюсь к его мокрому носу.

– Ты думаешь, все будет хорошо?

Рекс кивает. Люди думают, я сошел с ума, но я знаю, что он меня понимает.

Корабль причаливает к шлюзу моей лаборатории. Мы с Рексом идем по чистому, защищенному от попадания песка коридору и поднимаемся на борт корабля. Корпус корабля забран в пористый пластик с отверстиями шириной в десять микрон, способный выдерживать достаточно сильный ветер. Отличный корабль для коротких путешествий, но долго в нем не протянешь.

– Отличная машина для Невады, – говорю я.

Водитель пожимает плечами и отправляется. Этот класс «С» – полудурки в буквальном смысле. Выполняют приказы и ничего более. Мой водитель недостаток навыков общения компенсирует жутким внешним видом. Многие из нас превращают свои костюмы во что-то очень личное. Этот же намеренно носит лоснящийся черный, с единственной литерой «С» на левой стороне груди. Выглядит как нефтяная пленка на воде, почему-то принявшая форму человека.

Мы направляемся к широкой дюне и взбираемся на нее, форсируя движимый ветром двигатель; спускаемся же по инерции, повинуясь силе тяжести. Песок фонтанами летит из-по шипованных колес. Мало-помалу песчаная пыль проникает внутрь корабля.

– Все хорошо, – говорю я. Но мы оба знаем, что это не так.

Через милю перед нами открывается кратер, который когда-то был озером Мид, крупнейшим в США искусственным резервуаром пресной воды. Я видел фотографии этого озера, индиго-голубого, с мягкими очертаниями берегов. Я всегда вспоминаю эти картинки, когда здесь проезжаю. А интересно, в те времена люди удивлялись тому, что смогли обуздать природу? Или принимали все как должное?

Вся эта зона раньше принадлежала американским ВВС. К северу и востоку отсюда испытывались ядерные бомбы. Подземные тоннели здесь все еще радиоактивны. Для лаборатории я выбрал заброшенную военную базу, потому что она далеко от города и потому что начальство мне позволило это. Здесь сохранились ангары, а в некоторых по-прежнему стоят самолеты. Мы с Рексом любим вместе сидеть в старом «Би-2», выглядывая из кабины поверх его острого носа. Мы воображаем, будто летим.

Все свое время я провожу тестируя в лаборатории легкие и изящные костюмы для поверхности. Это требует креативных навыков уровня класса «А». Если бы я не соответствовал этим высоким критериям, меня давно бы комиссовали. Я давно перешагнул границу пенсионного возраста. Вероятно, в колонии я самый старый.

Мои костюмы должны защищать от песка, но одновременно быть достаточно пористыми, чтобы дышать. Ведь песчинка может достигать размера всего одного микрометра – всего на двадцать процентов крупнее, чем атом кислорода. Так что для ошибок у меня не очень много пространства. Если я плохо сработаю, у носящего мой костюм окажется пораженным мозг. Но я лучший дизайнер в колонии, почему мне и разрешено жить отшельником. Правда, каждые несколько лет меня переводят в город, где я инспектирую массовое производство. Но как раздражают меня люди? Жестокие условия, в которых они живут, ожесточили и их. Я же не хочу становиться жестоким. Возьмите Рекса: животные презирают людей. Но какой смысл жить в этом мире, еслим мы не можем защитить тех, кто слабее нас?

Рекс лижет башмак водителя, затянутый в майлар. Так он дает понять парню, что не представляет для него угрозы и уважает субординацию. Потом ложится и покашливает, прочищая дыхательный аппарат.

– Держите животное поближе к себе, – предупреждает водитель. – Почему он без костюма?

Чем нынче наполняют мозги этим из класса «С»?

– Собаки не могут носить костюмы. Кожа у них слишком пористая, и они могут задохнуться, – отвечаю я.

И продолжаю:

– Как мне вас звать?

– Никак, – отвечает он.

– Я буду звать вас Линдой, – говорю я.

– Я же мужского пола.

Класс! Прогресс!

– Тогда я стану звать вас Лайнусом Полингом. Это дважды Нобелевский лауреат. Он любил витамин «С», поэтому я буду искать для вас концентрат лимонного сока.

Лайнус презрительно ухмыляется. Я вижу это сквозь его плотно натянутый на тело песчаный костюм. Я смеюсь и решаю, что стану подначивать его всю дорогу. По крайней мере один из нас получит удовольствие от поездки.

6

© Пер. В. Миловидова, 2017.