Страница 32 из 59
Я скала, статуя, движение, застывшее во времени. Лед, который ничего не чувствует.
Адам не отвечал, пока не съехал с дороги в старый подземный гараж. Здесь вроде бы начиналось какое-то подобие цивилизации, но темно, хоть глаз выколи. Я снова удивилась, как Адам ухитряется ориентироваться, но взгляд упал на маленький освещенный экран на приборной доске, и до меня доходит: у танка есть система ночного видения. Ну конечно!
Адам выключает мотор. Я едва различаю силуэт, но чувствую его руку на бедре. Другая рука, касаясь меня, поднимается вверх, к лицу. Тепло распространяется по телу, как горячая лава. Кончики пальцев рук и ног покалывает; мне приходится закусить губу, чтобы сдержать мучительную дрожь.
– Джульетта, – шепчет он совсем близко. Не знаю, почему я не испаряюсь в ничто, в небытие. – Мы с тобой всегда были против целого мира. Моя вина в том, что я слишком долго не решался что-то сделать.
– Нет, – мотаю головой. – Это не твоя вина.
– Моя. Я влюбился в тебя давным-давно, просто у меня не хватало мужества действовать.
– Потому что я могла тебя убить?
Адам тихо засмеялся.
– Я считал, что недостоин тебя.
На мгновение я становлюсь живым сгустком изумления.
– Что?!
Он касается кончиком носа моего и наклоняется, пряча лицо у меня на шее. Обматывает прядь моих волос вокруг пальцев. Я не могу, не могу, не могу дышать.
– Ты замечательная, – говорит он.
– Но мои руки…
– Никогда не делали ничего, чтобы кому-то навредить.
Я готова запротестовать, но он уточняет:
– Не делали намеренно. – Адам откидывается на спинку кресла. В темноте вижу, как он растирает шею. – Ты никогда не давала сдачи, – говорит он через секунду. – Я всегда недоумевал почему. Никогда не кричала, не сердилась, не говорила обидных слов. – Мы будто снова оказались в третьем, четвертом, пятом, шестом, седьмом, восьмом, девятом классе. – Черт, ты, должно быть, прочла уйму книг. – Я слышу, что, говоря это, он улыбается. Пауза. – Ты никому не докучала, но ежедневно становилась мишенью. Ты же могла дать отпор, проучить любого, если бы захотела!
– Я не хочу никому причинять боль, – говорю я едва слышным шепотом, не в силах прогнать воспоминание о восьмилетнем Адаме, лежащем на земле, избитом, брошенном, плачущем в грязи.
Люди много чего делают ради власти.
– Поэтому ты никогда не станешь той, кем тебя хочет видеть Уорнер.
Уставившись в точку в темноте, мучаю свой мозг сомнениями.
– Почему ты так уверен?
Его губы совсем близко к моим.
– Потому что тебя по-прежнему не тянет властвовать.
Прервав мой короткий вздох, Адам целует меня глубоко, сильно, ничего не боясь. Его руки поддерживают меня под спину и медленно опускают, пока я не оказываюсь почти в горизонтальном положении. Мне нет до этого дела. Голова касается сиденья, надо мной Адам, его руки сжимают мои ягодицы сквозь разодранное платье, и меня жжет желание столь нестерпимое, что я едва дышу. Он как горячая ванна, как тяжелое дыхание, как пять дней лета, спрессованные в пять пальцев, пишущих рассказы на моем теле. Я – тянущаяся к нему растерянная масса нервов, контролируемых единственным электрическим потоком, курсирующим по моему внутреннему контуру. Его запах штурмует мои чувства.
Его глаза.
Руки.
Грудь.
Губы у моего уха, когда он говорит:
– Мы, кстати, приехали. – Он дышит тяжелее, чем когда бежал со мной на руках. Его сердце колотится о мои ребра, голос похож на прерывистый шепот. – Пойдем внутрь, там безопаснее. – Но он не делает попытки встать.
С трудом понимаю, о чем говорит Адам, и киваю – голова мотнулась на шее, но тут же спохватываюсь, что он не видит меня. Я стараюсь вспомнить, как говорить, но все внимание занимают пальцы, бродящие по моим бедрам, и я не могу составить фразу. В абсолютной темноте, в невозможности видеть, что происходит, меня наполняет пьянящее приятное безрассудство.
– Хорошо, – выдавила я наконец.
Адам помогает мне сесть и прижимается лбом к моему лбу.
– Прости, мне трудно остановиться… – Его голос опасно отрывист, слова покалывают кожу.
Мои руки скользнули под его рубашку, и я ощутила, как он напрягся, сглотнув пересохшим горлом. Обвожу скульптурный рельеф его тела: гладкая кожа и сухие мышцы.
– А ты не останавливайся, – шепчу я.
Его сердце начинает биться так быстро, что я не отличаю его толчки от собственного пульса. Воздух между нами раскаляется до пяти тысяч градусов. Его пальцы у впадинки пониже живота терзают крошечный лоскуток ткани, символическое напоминание о приличиях.
– Джульетта…
– Адам?
Я вскидываю голову от удивления, страха, тревоги. Адам замирает. Я оглядываюсь по сторонам и, никого не видя, начинаю паниковать. Адам резко открыл люк и выпрыгнул, и тут же снова послышалось:
– Адам, это ты?
Какой-то мальчик.
– Джеймс!
Приглушенный звук столкновения двух тел. Два голоса слишком счастливы, чтобы тут таилась опасность.
– Не могу поверить, что это правда ты! Я, конечно, подумал, что это ты, потому что мне показалось – я что-то слышал, сперва решил – ничего, а потому подумал – схожу проверю на всякий случай, потому что окажись это ты… – Он замолчал. – А что ты тут делаешь?
– Домой приехал, – усмехается Адам.
– Правда? – тоненько вскрикивает Джеймс. – Насовсем?
– Да, – вздыхает Адам. – Чертовски рад тебя видеть.
– Я о тебе скучал, – вдруг как-то тихо говорит Джеймс.
Глубокий вздох.
– Я тоже, малыш. Я тоже.
– Так, ты что-нибудь ел? Бенни только что принесла мою упаковку с ужином, могу поделиться…
– Джеймс!
Мальчик замолкает.
– Да?
– Я кое с кем хочу тебя познакомить.
Ладони мгновенно вспотели, сердце бьется в горле. Слышу, как подходит Адам, но не понимаю, что он сунул голову в кабину, пока он не включает свет. Слабенькая аварийная лампочка освещает внутренность танка. Привыкнув к свету, вижу футах в пяти маленького мальчика с грязными светлыми волосами, круглолицего, с очень знакомыми голубыми глазами. Сосредоточенно сжав губы, он разглядывает меня.
Адам открывает дверь с моей стороны и помогает мне подняться, с трудом сдерживая улыбку. Меня поражает собственная нервозность. Я не знаю, почему волнуюсь, но, Боже, как я волнуюсь! Мальчик явно важен для Адама. Я не знаю почему, но этот момент кажется важным и мне. Я боюсь все испортить. Я пытаюсь скрыть прорехи на платье, расправить помявшуюся ткань, пригладить волосы. Бесполезно.
Бедный малыш будет в ужасе.
Адам подводит меня к мальчику. Джеймс на несколько дюймов ниже меня, но по его лицу я сразу понимаю, что он юн, чист и неискушен в жесткостях нашего мира. Мальчик радует глаз красотой невинности.
– Джеймс, это Джульетта. – Адам смотрит на меня. – Джульетта, это мой брат Джеймс.
Глава 31
Его брат.
Стараюсь унять нервную дрожь и улыбнуться мальчишке, изучающему жалкие обрывки ткани, едва прикрывающие мое тело. Почему я не знала, что у Адама есть брат? Как это я столько лет не знала?
Джеймс повернулся к Адаму:
– Это и есть Джульетта?
Я стою воплощением нонсенса, позабыв о манерах.
– Ты знаешь, кто я?
Джеймс, как пружинка, снова разворачивается ко мне:
– А то! Адам столько о тебе рассказывал!
Залившись краской, невольно бросаю взгляд на Адама. Он смотрит в пол и смущенно кашляет.
– Очень приятно познакомиться, – выдавливаю я.
Джеймс наклоняет голову набок.
– А ты всегда так одеваешься?
Мне захотелось провалиться сквозь землю.
– Эй, малыш! – перебил брата Адам. – Джульетта с нами поживет немного. Сбегай проверь, нигде на полу трусы твои не валяются?
На лице Джеймса мелькает выражение испуга, и он без долгих слов бросается в темноту.
Становится тихо. Тишина тянется так долго, что я теряю счет секундам. Слышно, как где-то далеко что-то капает.
Покусывая нижнюю губу, я стараюсь подобрать правильные слова – и не могу.