Страница 2 из 9
Сантехник. Везде, наверно, такое. Везде, наверно, живут, сами не знают зачем.
Мстислав Романович. Это сложный вопрос.
Сантехник. Вы меня извините… Извините?
Мстислав Романович. Да?
Сантехник. Вам ведь тяжко приходится, а? Только вы меня извините.
Мстислав Романович. Что ж извинять… По-всякому.
Сантехник. Здесь надо иметь волю. Я уважаю… Только я бы не смог. (Пауза. Вздыхает.)
Мстислав Романович (медленно). Имею я право на то, чтобы меня не жалели?
Сантехник. А я и не жалею. Если всех жалеть, то жалости не хватит.
Мстислав Романович читает.
Сантехник. Да-а… А вот еще вопросик. Вам никогда не хочется, ну, бабу?
Мстислав Романович. Мне хочется, чтобы вы ушли.
Сантехник. Вы обиделись, что ли? Я же сказал – извините. Вас не поймешь. Пошел я.
Уходит. Замок защелкивается.
Через какое-то время входит Мария Романовна.
Мария Романовна. Жарко сегодня… Что случилось?
Мстислав Романович. Ничего.
Мария Романовна. Мне-то ты мог бы не говорить…
Мстислав Романович. Я же сказал – ни-че-го. Ничего не случилось. Женя придет через полчаса.
Мария Романовна. Она всё купила?
Мстислав Романович. Всё.
Мария Романовна уходит на кухню. Мстислав Романович читает. Входит Толоконников. Идет на кухню.
Мария Романовна. Ты машину отпустил?
Толоконников. Да.
Мария Романовна. Я хотела торт купить…
Толоконников. Надо было позвонить. Женька где?
Мария Романовна. Скоро вернется.
Толоконников. Я ей перстень купил. Посмотри.
Мария Романовна (смотрит). Что за камень?
Толоконников. Аметист. Как, ничего?
Мария Романовна. Очень красивый.
Толоконников проходит в комнату, молча смотрит на Мстислава Романовича. Тот поднимает голову.
Мстислав Романович. С работы?
Толоконников. Угу.
Мстислав Романович продолжает читать, затем снова поднимает голову.
Мстислав Романович. Что?
Толоконников. Да так, мелочи. Книжку купил?
Мстислав Романович. Н-да… купил-то купил…
Толоконников. Интересная?
Мстислав Романович. Да, конечно.
В дверях появляется Женя, ее не замечают во время всего разговора.
Толоконников. Дорогая?
Мстислав Романович. Тридцать рублей.
Толоконников. Ух ты! Пара туфель. Как называется?
Мстислав Романович. «Западно-европейская поэзия в русских переводах».
Толоконников. Ну и как? Польза есть?
Мстислав Романович (тихо). Зачем так…
Толоконников. А затем! Не жалко мне этих тридцати рублей, черт с ними. Мне непонятно! Непонятно! Смешно! Тебе полста лет, жизнь кончается, а ты как… дитя природы. Да занимайся ты своими стихами! Ради бога! Я понимаю, марки там, медали, монеты… но ты же вбил в свою седую голову, что это серьезно, что это профессия!
Мстислав Романович. Ничего я…
Толоконников. Нет, вбил! Где тебя напечатали за двадцать лет? В журнале «Костер»? Еще где? Или ты думаешь, когда-то поймут, когда-то оценят и будут приходить с корзинами цветов. Черта с два! Тесно стало, понимаешь ты? тесно. И если у тебя нет локтя друга, то надо иметь свой жесткий локоть. (Мгновенно остывает.) Ну ладно, накричали тут, наорали, как на планерке. Дай-ка посмотреть эту чековую книжку. (Листает.) А все равно лучше нашего Пушкина нет. Нет?
Мстислав Романович. В общем…
Толоконников. А Пушкин – вон он, десятитомник. Читай хоть до дыр. (Берет газету, садится на диван. Читают.)
Женя входит в кухню, садится на табурет. Пауза.
Женя. Разве так можно, мам? (Пауза.) Почему при мне никогда нет такого? Значит, он всегда кричит на него? А потом играют в шахматы. А дядя шахматы не любит, я знаю. Нет, ни от кого не зависеть, ни от кого! Никогда!
Мария Романовна. Так не бывает.
Женя. А у меня будет. Ни-ког-да! Мясо мельче режь. Я дядю больше, чем вас, люблю. Может, он единственный великий человек из всех, кого я знаю.
Мария Романовна. Он самый несчастный.
Женя. Это одно и то же. Мы не успеваем. Давай, я тебе помогу.
Режут, варят. Звонок.
Женя. Ну вот, я говорила.
Входит Тереза с коробкой конфет и цветами.
Тереза (слегка картавит). Здра-авствуйте. Я не опоздала? Поздравляю, Женечка! (Пробует поцеловать ее, та отстраняется.)
Женя. Что за нежности телячьи. Проходи. Там папа и дядя.
Тереза входит в комнату.
Тереза. Здра-авствуйте!
Толоконников. Здравствуй, Тереза. Ты все хорошеешь.
Тереза. Спасибо, Петр Иванович.
Толоконников. Хорошеешь. (С удовольствием смотрит на нее.) Как… птица небесная.
Тереза. У меня голоса нет.
Толоконников. Всё у тебя есть.
Тереза. А что вы читаете, Мстислав Романович?
Мстислав Романович. Стихи.
Тереза. Стихи хорошо на ночь читать.
Мстислав Романович. Почему на ночь?
Толоконников. Чтобы быстрее заснуть.
Тереза (смеется). Нет, не потому.
Толоконников. А почему?
Тереза. Я не знаю. Не могу объяснить. Наверное, вместо молитвы.
Мстислав Романович. Это ты хорошо сказала. Вместо молитвы.
Тереза. Нет, я не то хотела сказать. Они как-то… уводят.
Толоконников. Не надо, Тереза, чтобы уводили. Нельзя расслабляться, а то ничего не успеешь в жизни. Засыпать нужно с мыслями о завтрашнем дне. Знаешь, как строится здание? Что такое, кажется, кирпич? Когда ты его берешь в руки, он тяжелый, а его надо еще поднять, уложить в раствор, и не просто уложить, а со смыслом. И если ты будешь думать каждый раз – ну что такое кирпич по сравнению со всем домом, по сравнению с планетой? Да ничего. И на второй кирпич у тебя сил не хватит.
Тереза. Птичка по зернышку клюет, так?
Толоконников. Это из другой оперы. Но примерно так.
Звонок. Женя открывает. Входит Борис Гончаров с букетом в целлофане и пакетом.
Гончаров (прокашлявшись). Дорогая Женя!
Женя. Ты что? Тсс…
Гончаров (полушепотом). Дорогая Женя, в день, когда тебе исполняется двадцать лет, прими от меня, перво-наперво, этот букет, а также пакет, в котором ничего интересного нет!.. Все, приехали. (Целует ее в губы.)
Женя. Спасибо. Там пока трое. Ты четвертый.
Гончаров. Может, я лучше на кухне с женщинами покалякаю?
Женя. Там тоже есть женщина.
Гончаров. Кто?
Женя. Тереза.
Гончаров. А, эта хорошенькая тютюшка?
Женя. Ты неправ.
Гончаров. Но она же хорошенькая.
Женя. Она не тютюшка.
Гончаров. Тютюшка.
Женя. Не спорь. Ты ее не знаешь.