Обреченность (ЛП)

Не глядя на нас, он спускается по лестнице, передает девочку в руки людей, врывающихся в главный вход «Холла», сопровождая требованием:

— Выметайтесь на хер из этой адской бездны.

Мы продолжаем перемещаться, в глазах тревога, готовые к нападению. Когда мы достигаем верхнего этажа и комнат, занимаемых Алеком, вида перед нами достаточно, чтобы вывернулся даже мой закаленный желудок.

Части тел молодых и старых людей валяются, как мусор на полу. Кровь покрывает каждую поверхность, превращая воздух в непригодный для дыхания с густым медно-красным вкусом. Те, кто избит и подвергались смертельным пыткам, едва живы, они забились в углы или лежат, привязанные к столам и скамьям.

Но здесь нет никакого Алека и нет никакой армии.

Все следы дьявола пропали.

Группам отданы приказы, чтобы разорвать на части «Крэйвен Холл» и принести мне старого короля — живым или мертвым.

Я хотел бы быть тем, кто вырвет его сердце из груди, но вид слёз матери, держащей безжизненное тело её ребенка, изменили меня.

Я просто хочу его мёртвым.

Я могу осуществить свою месть с его остывшим телом.

33

Я жду в темноте.

Чёрная гробница скрытого алькова давит на меня. Никакой шум не просачивается через землю, чтобы дать мне хоть какой-то намек на то, что происходит надо мной.

Я выключила фонарик на то случай, если кто-то ещё наткнётся на этот проход.

Всё, что я могу видеть, — чернота; всё, что могу слышать, — ужасное биение моего сердца.

Я не могу сказать, как долго стою здесь. Коул велел мне ждать не больше тридцати минут, но всё же оставил меня без возможности узнать время.

Моё тело томится в бездействии. Мой слух в состоянии повышенной готовности — просто ожидая любого звука, который сообщит мне, что мой муж возвращается за мной.

«Мой муж».

Чуждое понятие, каким оно было для меня всего несколько дней назад. Я ожидала быть использованной, подвергнутой надругательству и брошенной мужчиной, которого мой отец хотел сделать своим наследником. Мне никогда и не снилось всё, что произошло, начиная со дня нашего бракосочетания.

Мой разум устремляется назад к толпе, которая наблюдала за нами, жаждала видеть Коула Хантера, пожирающего свою новую добычу.

«Сколько дней прошло с тех пор, как я наблюдала, как он убил человека куском замороженного мяса? Сколько дней прошло с тех пор, как он снял с меня свадебное платье и угрожал надругаться надо мной?»

В этой безмолвной тьме я не могу точно сказать.

Ощущается, как будто прошли недели, возможно, даже месяцы, несмотря на то, что это всего лишь дни.

В моей неволе с ним я обрела свободу.

Заклеймив меня, он освободил меня.

Моё тело дрожит, всегда жаждущее его прикосновений. Ему ещё предстоит наполнить меня, и теперь я достаточно сильна, чтобы принять то, что я хочу этого. То, что я хочу его.

Он — Тьма.

У меня нет заблуждений относительно мужчины, которого я жажду. Никаких ожиданий любви и романтики. Наполненных солнцем пикников в парке или прогулок, взявшись за руки, босиком по какому-нибудь тропическому берегу.

Я знаю, что я посвящу себя тьме, желая его. Я знаю, что отравлю свою душу, приняв всё, что он сделал и кто он есть, но впервые в своей жизни я приветствую это. Я приветствую его тени, приглашая их затмить любой свет, что я несу внутри себя. Не заботясь о том, что при этом я буду навсегда разрушена.

В суженном сознании — защита.

В тьме — сила.

А в подчинении — власть.

Коул наделяет меня всеми этими дарами и даже больше.

Тихий звук проникает в мои размышления.

Суматоха шагов по каменному полу.

Ближе.

Всё ближе.

Это — Коул, это должен быть он.

Или, возможно, это Люк или даже Грим.

«Должна ли я включить свет и указать им путь?»

«Нет. Подожди. Подожди знака, что это — друг, а не враг».

Я использую свой дар и увижу их, прежде чем они даже подойдут ко мне.

Та вещь с аурами, и мне не нужен свет, чтобы увидеть цвета души человека. Это почти так же, как будто они освещены изнутри, цвета, видимые в воде или темноте.

Черный и красный начинают слабо циркулировать вокруг моих ног. Цвета, формирующиеся в плотные облака при приближении шагов.

Я узнаю эти цвета где угодно. Они могут принадлежать только одному человеку.

Прежде чем мой мозг понимает это, моё тело реагирует, работая от постоянной потребности в присутствии моего мужа.

Я выхожу из алькова прямо навстречу приближающимся шагам.

Наши глаза встречаются в свете экрана его мобильного телефона, который он использует, как фонарик.

Мои разноцветные глаза, голубой и зеленый, сталкиваются с его бездонными — цвета океана. Они настолько тёмные, что кажутся практически чёрными в полумраке этого подземного лаза.

Его мгновенное потрясение от моего внезапного появления сменяется злой усмешкой. Улыбка, которая преобразовывает лицо моего отца в гримасу зла, с которым я никогда не сталкивалась раньше. Никогда за всю мою жизнь я не видела в полной мере его недоброжелательность, запечатленную на его чертах так открыто. Это как маска. Только сейчас я вижу его истинное лицо. Маска безразличия с толикой жестокости, которую он прежде носил, была показной. Это мужчина, чья кровь бежит по моим венам. Это мужчина, который украл единственного человека, когда-либо любившего меня, лишив жизни. И судя по сильному блеску в его глазах, я должна стать его следующей жертвой.

— Дочь моя. Что за приятный сюрприз — найти тебя здесь. Прячущуюся в грязи и ожидающую своего мужа, покушающегося на мою голову, — гнусная усмешка на его лице превращается во что-то даже ещё более зловещее.

Я делаю шаг назад, моё тело ударяется о грубую каменную стену с глухим стуком, от чего он хихикает.

— О, Фей. Разве ты не выучила до сих пор, что тебе не убежать от меня, единственный путь уйти — если я выброшу тебя прочь, откажусь от тебя как от мусора, точно так же, как я сделал с твоей сладкой, сладкой мамочкой.

— Уезжай, беги пока ты можешь, прежде чем Коул придёт за мной. Тебе удалось незначительно обойти его, так зачем рисковать из-за меня. Как ты и сказал, я — мусор. Я бесполезна, — мои слова сильны, но мой голос слаб. Алек трясет своей головой, издеваясь над моей фальшивой храбростью, заставляя меня сильнее отпрянуть назад, избегая его прикосновения.

Он шагает вперед, вспышка металла в другой его руке высвечивается экраном телефона.

— О, Фей. Именно тут ты и не права. Ты всегда имела определенную цену, а сейчас ты — бесценна, — ещё один шаг вперед, и я вижу это. Его пистолет. Направленный прямо в меня — его единственного ребенка.

— Сам факт того, что он привел тебя с собой, показывает твою ценность, — он позволяет своим глазам скользнуть по моему телу, и я дрожу — движение слишком интимное между отцом и дочерью.

— Стоишь передо мной без единой отметки на своей бледной коже, и это говорит мне всё, что я должен знать. Ты — ребенок своей матери, дочь. Она однажды совратила животное, и, как оказалось, ты сумела сделать то же самое.

Он прижимает дуло своего пистолета между моими грудями.

— Это делает тебе бесценной. Теперь будь хорошей девочкой, сопроводи своего отца к выходу. Мы продолжим поездку, ты и я, и так как мой единственный компаньон, я могу пообещать тебе приятное времяпрепровождение.

Он потерял это. Последний клочок своей человечности, если у него она когда-то и была, она исчезла. Его глаза наполнены обещанием пыток и боли.

Он водит кончиком своего пистолета над выпуклостью моей левой груди, постоянно сокращая круги до того, как жестко не толкает в нежную плоть моего соска, вынуждая меня вскрикнуть от боли.

— А сейчас, тихо, Фей. Не беспокойся о том, что грядет, просто выведи нас отсюда, прежде чем я раскрашу эти стены твоей кровью и оставляю твой симпатичный труп, в качестве прощального подарка твоему дорогому мужу.