Танцы на снегу

БО-О-ОМ!!! БУ-У-М!!!

Оглушающий, ослепляющий звук наполнил пространство колокольни, вторгся в мозг Кувырка, выгнал оттуда все мысли. Башня сотрясалась от оглушительного звона. Кувырку казалось, что голова вот-вот слетит у него с плеч. Звук придавил его к полу, навалился ужасной тяжестью, грозя расплющить.

Большой колокол грянул снова.

БУ-У-УМ!

Убоище вылетело в окно.

Кувырок вернулся к жизни. Он мгновенно подбежал к двери, протиснулся в дыру и начал спускаться по винтовой лестнице. Он продвигался медленно — спуск по ступенькам дается зайцам гораздо труднее подъема. Страшный звон продолжал сотрясать колокольню, но Кувырку было уже все равно. Он хотел только одного — добраться до земли и бежать к своим любимым плоским полям.

Примерно на середине спуска, сделав очередной виток, он влетел прямо в руки человеку. Для того эта встреча была столь же неожиданной, но он все-таки успел машинально схватить зайца за уши. Кувырок, отчаянно дергая лапами, повис в воздухе.

Человек заглянул ему в глаза и восторженно захохотал.

Глава двадцать шестая

Когда зазвонил колокол, Буббе показалось, что у него в голове что-то взорвалось. Он бросился прочь не раздумывая, как бросился бы от охотников с ружьями. Он вылетел из окна, думая только о том, чтобы избавиться от ужасного звука. Речь шла о сохранении рассудка, и Бубба мгновенно забыл о зайце и прочих пустяках. Башня перестала быть его гнездом — она стала вместилищем ужасного человеческого орудия с голосом, вселяющим ужас даже в него, кто сам был ужасен.

Взлетевшего Буббу заметили несколько прихожан, стоящих на гравиевой дорожке. Потом его заслонили деревья. Он попался на глаза людям второй раз на этой неделе — когда на башню приходили и ему пришлось вылететь днем, его увидели могильщики. Пора было убираться отсюда, искать новое, безопасное пристанище. В этой башне жить больше нельзя — в любой момент металлическое существо может заполнить ему голову ужасным звоном. К тому же люди видели его, узнали, где он живет. Они могут устроить ему ловушку.

— Прощай, Башня.

— Прощай, Бубба. Желаю тебе поскорее найти приют и убежище от врагов.

Описав в небе круг, Бубба прямиком полетел к перешейку, соединяющему остров с большой землей. Дальше к югу он знал на берегу одно место, куда уже летал с острова. Внизу мелькали поля, потом показалась зеленая вода, потом снова земля. Летел он долго, но наконец добрался, куда хотел. Мать, бывало, брал его сюда. Здесь тоже стояла башня. Та, которую он покинул, была в сечении квадратной, а эта круглой.

Это была полуразрушенная оборонительная башня. Она стояла на невысокой скале, нависающей над морем[3], и Буббе нравилось, что она удалена от земли. Правда, эта башня пониже, чем та, церковная, зато люди бывают здесь редко или вообще никогда — с земли трудно подобраться, с востока лежит океан, с запада тянутся болота. В соответствии с оборонительным назначением башни вход в нее был затруднен — единственная дверь располагалась на тройной высоте человеческого роста, практически посередине. Главная опасность грозила от рыбаков и натуралистов, наблюдающих за птицами, — эти, невзирая на неудобства и опасности, пробирались куда угодно. Но поскольку Бубба не собирался отказываться от внушенной матерью привычки вылетать только в сумерках, он мог надеяться, что его не заметят.

На болоте водились птицы, что сулило внести некоторое разнообразие в его кроличье-заячий рацион, — утки, цапли, чайки, чернозобики и многие другие. Он предпочитал небольших жирных зверьков, но на худой конец мог прокормиться и птицами. Приближалась зима, а с ней в изобилии появятся крупные, упитанные гуси — налетят с севера перезимовать и подкормиться на болотах. Они будут прибывать тысячами, не ожидая найти здесь хищника размера и силы Буббы — он сможет подстерегать их в облаках и хватать на лету. А когда придет весна, можно летать подальше от берега за ягнятами и телятами. Опасно — зато он посчитается с людьми.

Бубба твердо решил выследить и убить мелкого зайца. Было что-то очень странное в этом существе. Оно явилось неизвестно откуда и научило его любимую пищу прятаться. Оно привыкло смотреть в небо, оно вовремя заметило Буббу и укрылось в кроличьей норе. Оно, наконец, явилось к нему домой по каким-то своим загадочным причинам. Не замышляло ли оно сразиться с Буббой, отомстить за нанесенный сородичам урон?

Такую наглость нельзя оставлять без наказания. Бубба считал, что заяц виновен и в том, что ему, Буббе, пришлось покинуть свой дом, — именно он стал причиной того ужасного звука, от которого мозг Буббы сжался внутри черепа в агонии. Звук повторялся, он бил по голове снова и снова, башня сотрясалась от фундамента до вершины, и мертвецы, лежащие под землей в узких ящиках, должно быть, пробудились от векового сна и забились головами о крышки гробов, пытаясь подняться.

Ясно одно: заяц этот не простой. Бубба вернулся в воспоминаниях к тому полузабытому времени, когда он только родился, к влажному лесу, из которого его забрал мать. Там, в девственном лесу, охотились дикари, владеющие луками, духовыми трубками с ядовитыми шипами — и колдовством. Может быть, эти дикие охотники преследуют его. Может быть, враги Буббы послали волшебного зайца, чтобы убить его. Да, в хитрости им не откажешь — будь это крупный кот или свирепая гигантская собака, Бубба сразу насторожился бы. А враги послали всего-навсего зайца, который был даже мельче остальных. На самом деле он, конечно, несравненно сильнее всех себе подобных. Бубба понял, что для победы над зайцем понадобятся вся его хитрость и осторожность.

Бубба раскинул крылья и позволил попутному ветру донести себя до башни. Он немного посидел на каменном выступе, потом через пролом в стене влетел во внутреннее помещение. Там царила приятная, успокоительная темнота. Бубба собрал какие-то тряпки и ветки, валяющиеся на полу, соорудил себе примитивное гнездо и устроился на нем отдохнуть в ожидании вечера.

— Здравствуй, новая башня. Я буду здесь жить.

— Добро пожаловать, Бубба.

Бубба задремал. Во сне ожили туманные образы наследственной памяти, коренящиеся в далеком прошлом, в жизни многих поколений его предков. Предки жили в зеленом сумраке леса, строили гнезда в ветвях исполинских деревьев и почти никогда не вылетали в открытое небо, как приходилось делать Буббе. Их жизнь проходила под лесным пологом, где среди влажной листвы неумолчно жужжали бесчисленные насекомые. Всюду кишела жизнь — и на земле, и в воздухе, и на деревьях. Из подземных источников текли реки с черной водой. Временами они широко разливались и затопляли обширные пространства.

Предки Буббы царили в лесу, властвовали над мириадами зверей и птиц, названий большинства которых Бубба не знал. Предки питались какими-то похожими на людей волосатыми тварями, скачущими с ветки на ветку. Одни были очень юркими, другие медлительными. Водились там и странные птицы с яркими перьями, хохолками и длинными твердыми клювами — этих птиц предки тоже ели. В памяти Буббы остался запах влажного бессолнечного мира — здесь всегда было жарко, и дожди низвергались с неба подобно водопадам, с грохотом колотя по восковым листьям. В лесу жили змеи толщиной с человеческое туловище, в реках водились страшные создания с громадной зубастой пастью.

Мать забрал Буббу из этого мира малым, еще не оперившимся птенцом и улетел с ним на железной птице. Бубба смутно припоминал, что его везли в ящике, а здесь, на новом месте, мать выпустил его и накормил накрошенными бараньими почками и печенкой.

Когда Бубба просыпался от этих снов, ему всегда бывало не по себе. Не потому, что хотелось вернуться в диковинный зеленый мир, — дело было не в том, где он находится, причина беспокойства лежала глубже. Он не был счастлив наедине с собой. Но он и не грустил. У него был приют, пищи хватало, небо принадлежало ему одному. Иногда он залетал в какой-нибудь местный лесок и там, в зеленом полумраке между ветвей, пытался наяву воскресить свои воспоминания.

3

Речь о так называемой башне-мартелло. Такие башни строились в начале XIX века на юго-восточном побережье Англии в связи с угрозой наполеоновского вторжения. (Прим. перев.)