Танцы на снегу

Кувырок вышел в проход между деревянными скамьями. Это дерево давно забыло, что некогда было плотью живых существ — деревьев, — оно пропиталось запахом святости, утратило возраст, оно блестело, отполированное телами сидящих, и казалось, что его блеск идет изнутри. В тусклом свете, проникающем через цветные стекла витражей, Кувырок рассмотрел на полу медную плиту с рельефной человеческой фигурой. У человека была чешуя, как у рыбы, и странная остроконечная голова. В одной руке он держал меч, в другой щит. Ступив волосатыми пятками на плиту, Кувырок удивился, какая она холодная.

В церкви было много необычного и чудесного, но больше всего Кувырка поразил столб с перекладиной — на стене, над алтарем, покрытым бело-золотой тканью. Постепенно умному зайцу открылось назначение этого предмета. Это был столб-виселица, такой же, как тот, на который человек с трактора вешал кротов и грачей. Только на этом столбе висел, раскинув руки, человек. Кто-то прибил его руки и ноги к столбу большими гвоздями. В неярком звездном свете трудно было рассмотреть лицо, но Кувырку показалось, что он различает на нем муку и одновременно покой.

Заяц долго-долго смотрел на казненного. Что заставило людей схватить такого же, как они, человека и повесить на столбе? Там, в поле, животных вешали, чтобы отпугнуть остальных, заставить их понять, что поле — владение человека и туда не следует соваться. Трупы должны были напоминать зверям, что человек — царь мироздания. Может быть, этого человека тоже повесили в назидание остальным? На чье поле он зашел, чьим посевам угрожал? Кто были они, убийцы, гвоздями приколотившие его к столбу, чтобы утвердить свое господство в мире?

Кувырок так глубоко задумался, что у него голова пошла кругом. Наконец он оторвался от загадочного зрелища и стал обходить помещение, пока не нашел лестницу, ведущую на колокольню.

Он решил не подниматься до наступления дня — ведь в темноте все равно ничего не разглядишь. Лучше повременить до зари, а когда Убоище отправится на охоту, подняться по лестнице и в каком-нибудь укромном уголке ждать его возвращения.

В церкви, конечно, не было никакой еды, и Кувырок остался на всю ночь наедине со своим голодом. К утру он был еле жив, но заставил себя думать только о предстоящем деле.

Когда первые лучи солнца пронзили цветные стекла и разбросали яркие пятна по всему полу, Кувырок начал долгий подъем по винтовой лестнице. Прыгать со ступеньки на ступеньку было нелегко — хорошо, что в бойницы проникало немного света.

— Я тут один из всех зайцев на такое способен, — говорил он себе. — Я единственный не боюсь высоты. Кроме Торопыжки, конечно.

Он подбадривал себя, чтобы заглушить голод и страх, чтобы не думать раньше времени о том, что может ждать его наверху.

Прыгнув на последнюю ступеньку, он уперся в препятствие. До него не сразу дошло, что путь преграждает закрытая дверь. Он понимал, что надо попасть в помещение на вершине башни, лежащее за этой дверью. Что же делать? Неужели весь долгий путь он проделал напрасно и какой-то плоский кусок дерева обратит в ничто все усилия?

Он обнюхал дверь, зубами проверил дерево на прочность. Оказалось, что в одном месте край двери плотно прилегает к полу, и из-за этого сырость просочилась в старые буковые дощечки и размягчила их.

Кувырок начал грызть подгнившее крошащееся дерево. Грызть пришлось долго. Наконец образовалась дыра, достаточно крупная, чтобы попробовать протиснуться. Выплевывая изо рта изжеванные щепки, Кувырок полез в дыру. Надо торопиться — Убоище вот-вот могло вернуться. Хорош он будет, если застрянет! Чудище мгновенно сорвет с него, беспомощного, шкуру.

Наконец он протиснулся.

Внутри никого не было. У двери стоял мешок, наполненный костями. Какой-то человек собрал разбросанные кости и сложил в мешок, видимо, чтобы потом вынести. Было и другое свидетельство того, что в логове Убоища побывали люди: с большого колокола свисала новая веревка.

Заяц забился в самый темный угол у двери и стал ждать возвращения Убоища. Теперь, когда он был у цели, его страх как-то съежился, сжался в точку. И хотя сердце колотилось, а ноги порывались убежать подальше, он твердо решил держаться до конца.

Снаружи делалось все светлее. Внизу, в церкви, кто-то ходил. Хлопнула дверь.

А это что за звук? Взмахи крыльев.

Когда Убоище нападало, его полет был неслышен — оно скользило по воздуху, распластав крылья.

Но сейчас оно хлопало крыльями — властно, уверенно. Вот гигантская тень загородила окно.

Сразу стало темно.

С глухим ударом оно опустилось на подоконник, сложило крылья, зашаркало лапами по камню. Потом пересело на балку, поддерживающую колокол.

Это была птица — большая птица с хохлом на голове.

Кувырок съежился в углу, прижался изо всех сил к стене. Он словно в капкан попал — судорога страха сжала тело. Но заяц помнил, зачем тут находится. Он смотрел на Убоище во все глаза.

Хищник ел. Он раздирал на части чье-то тело — уже не разобрать было чье. Он держал в когтях ком кровавого мяса, рвал его громадным горбатым клювом.

Он был крапчато-серый, с гребнем на голове, с широкими черными полосами на хвосте. Когти и клюв напоминали орлиные, но сам он не был похож ни на одного орла, виденного Кувырком. Он был гораздо больше золотых орлов, что кружили над горными склонами, и никакого золота не было у него в окраске — он словно соткан был из теней. Страшные глаза — холодные и твердые, как драгоценные камни. Поистине чудовище, громадное и сильное. При необходимости оно могло бы убить человека.

Покончив с едой, отбросив в сторону кости и клочья шкуры, Убоище подозрительно огляделось.

У Кувырка остановилось сердце.

Птица почувствовала что-то неладное. Сначала она злобно клюнула новую веревку, идущую вниз от колокола. Потом спрыгнула на пол и стала медленно обходить комнату. Время от времени она останавливалась, склоняла голову набок, как бы прислушиваясь. Она шла не к зайцу, а в противоположную сторону. Вот она задержалась в темном дальнем углу. Кувырок слышал, как она бьет клювом во что-то твердое.

Что делать? Броситься бежать, надеясь, что он успеет протиснуться в дыру раньше, чем Убоище доберется до двери? Какой-то шанс на спасение был, но такая попытка требовала отчаянной храбрости.

Прежде чем Кувырок успел пошевелиться, громадная птица вернулась к окну и уселась на подоконнике, вертя головой. Она загородила своим большим телом оконный проем, и в комнате сразу потемнело.

Кувырок стал осторожно продвигаться между стеной и мешком с костями в сторону двери. Места было мало, мешок каждую минуту грозил опрокинуться.

Убоище сердито щелкнуло клювом. Кувырок испуганно вздрогнул. Железный клюв щелкнул еще несколько раз, а Кувырку казалось, будто щелкает в мозгу у чудовища, пытающегося понять, что же в его логове не в порядке.

Убоищу не сиделось на месте. Оно снова перебралось на балку, на этот раз повернувшись к окну. Кувырку сразу стало легче оттого, что враг смотрит в другую сторону.

Внизу, в церкви, ходили и говорили. Раздались звуки музыки — кто-то заиграл на органе. Кувырок сообразил, что сегодня седьмой день — день, в который люди не работают на полях, а идут в церковь. Скоро они начнут петь.

Чудовище как-то странно простонало — вернее, проскрежетало.

Кувырок снова замер.

Убоище негромко пело в лад органу, — как человек, только без слов. Оно ритмично покачивалось, издавая глухие утробные звуки.

Теперь или никогда, подумал Кувырок. Сейчас, когда чудище поглощено музыкой, можно незаметно подкрасться к двери и выскочить в дыру. Он сделал несколько осторожных шагов.

И тут музыка умолкла.

Кувырок сделал попытку вернуться в угол и задел мешок.

Мешок упал.

Кости с черепами разлетелись по всей комнате. Убоище изумленно уставилось на зайца. Оно издало гневный скрежет, вскочило на подоконник и собралось для броска.

Но в это мгновение настал конец света.