Правда Бориса

-Пропиши еще про гонения духовные, что устроил нам Годунов.

-Обожди, матушка,- оборвал её Шуйский. Вечно княгиня лезет куда ее не просят. И чего сейчас притащилась, без нее бы не обошлись? Но с другой стороны- чем более народу против Бориса выступит, тем лучше.-Ну ка зачти, Иван, что ужо получилось.

Дьяк откашлялся, придвинул к своим подслеповатым, желтым как у кота глазам, бумагу: "Государь наш и царь всея Руси и...Федор Иванович. Челом бьют тебе холопы твои верные на веки вечные князья...так...и чины посадские, и боярские и епископы и торговый люд.... Доносим тебе о жутком злодействе боярина Бориса Федоровича Годунова, что посмел дерзновенно поднять на тебя руку...Отправил эрцгерцогу Австрийскому Фердинанду письмо, где требует прислать царице Ирине Федоровне мужа взаместо тебя...А тебя и вовсе не почитает, ты мол слаб и немощен и скоро помрешь... А еще удумал злодейство и того хлеще, и отправил письмо королеве Елизавете, где от твоего светлого имени просит прислать тебе тоже новую жену..."

-Погоди,- толкнул в плечо дьяка Татев.- Мы же сами будем просить государя взять себе в жены бабу здоровую, которая бы наследника родила, а получается Бориска нас в том уже опередил.

-Да, но он же отправил послание и Фердинанду!-воскликнула княгиня Татева.- Ты, Иван, не понимаешь дела и не суйся.

"Токмо еще семейных сор здесь не хватало",- ухмыльнулся Шуйский.

-Ничего он нас не опередил,-сказал князь вслух. -А совершил злодейство. Разве государь его об том просил?

Все притихли, задумались, в том числе и Шуйский. Сказал и язык прикусил, а может, и в самом деле просил, кто знает? А с письмом Фердинанду какая-то хитрость. Но отступать теперь уже поздно.

-Где то письмо к эрцгерцогу, о котором мы тут сказываем?-спросил архиепископ Пушкин.- Ты говорил, Иван Петрович, что твои люди его сюда доставят.

Шуйский прислушался. За забором пока не слышно было стука копыт, но он был уверен, что его человек его не подведет. Все сделает так, как договаривались и скоро письмо будет здесь. Сели писать бумагу на имя государя заранее, чтобы утром уже собрать Боярскую думу, пригласить на нее вождей земских и посадских. Царь Федор Иванович вроде как болен, но пусть тогда родовитые люди и решают что с Борисом Годуновым делать. И вообще как дальше быть.

-Не волнуйся, Варлаам,- ответил архиепископу Шуйский.- Все будет как я обещал. Продолжаем, пиши, дьяк: "Посему челом бьем, чтоб ты отстранил от себя вора Бориса Годунова и предал его суровому наказанию. А еще слезно просим тебя, государь, ради чадородия принять второй брак, а свою первую царицу отпустить во иноческий чин". Ну, кажется так.

-Так, Иван Петрович,-кивнул митрополит Дионисий.- Нет более сил проказы Борискины терпеть, а еще более ждать, когда Ирина народит. Хватит!-ударил он посохом об пол так, что княгиня Марфа Ивановна аж подскочила.-Как там Мстиславские в монастыре, Ирина еще жива?

-Тебе, святейший, виднее, что в твоей епархии творится,- ухмыльнулся Шуйский.- Токмо ты напрасно все на Ирину Мстиславскую уповаешь, другие жены царю найдутся.

-Из твого семейства?-приподнял брови митрополит.

-А хоть бы и из моего,-принял вызов Шуйский.-Мы никак тоже Рюриковичи.

-Седьмая вода на киселе, подул и нет ее.

-Ты, Дионисий, говори да не заговаривайся. Наш род ближе к великому князю Новгородскому, нежели какой другой. Наши корни от самого Олега Вещего, что хазар с полянами из Киева прогнал и вотчину князей русских в нём устроил.

-Будет вам! Как сойдутся, так словно собаки с цепи спущенные,- нахмурилась княгиня.- Главное, Годуновых безродных из Кремля выгнать. А жену мы государю подберем. Может, и в самом деле ему с английской королевой породниться?

Все опять замолчали, раздумывая над этим и над тем что Годунов-то на самом деле прав, предлагая Елизавете найти жену Федору. Но только ему-то какая от того выгода? Под себя яму что ль копает? Непонятно.

На дворе залаяли собаки. Кто-то что-то крикнул, холопы принялись отворять ворота. Шуйский подошел к низенькому окошку, но разглядеть через мутное стекло да еще в ночи, ему ничего не удалось. Но он знал кто это.

Вскоре в избу ввалился улыбающийся Федор Лопухин. Увидев знатное общество, сорвал шапку, поклонился.

-Ну как, где?!- нетерпеливо спросил князь.

-У меня,-похлопал себя по груди, не переставая широко улыбаться Лопухин. Вынул свертки, протянул Ивану Петровичу.- Одно письмо Елизавете, якобы от государя Федора Ивановича, другое австрийскому Фердинанду от Годунова.

-Молодец!- приобнял князь Лопухина. Начал было разворачивать одно из посланий, но Федор его остановил:

-Не знаю точно, какое писано пропадающими чернилами. Забыл. Развернешь и вскоре ничего нет. Один раз токмо прочесть можно.

Бояре закашлялись, торговые зачесались, кто-то засопел.

-И что же теперь делать?-спросил Дионисий.

-Ничего неблазного, светлейший. Откроем сии послания завтра в Боярской думе. Все убедятся, что Бориска вор, и того хватит. А там пущай словеса с бумаги пропадают. -Молодец,-похвалил он Лопухина еще раз.- Все ли гладко прошло?

-Гладко.- Федор провел ребром ладони по горлу.- И ахнуть не успели.

Прошло действительно все гладко. Когда ночью в тверском кабаке вроде бы все перепились до неузнаваемости, стрельцы что сопровождали Кашку и Лопухина, спокойно связали стрельцов, что были приданы Губову и Захарьину. Федор во хмелю перед этим кричал, что он Иуда, что купил его, как последнего божевольника за "тридцать сребреников" князь Шуйский. Бросил полученный от него перед отъездом рубль в стенку, плакал на плече сначала у Губова, потом у Кашки. Говорил, что бросит проклятущий, злой мир и уйдет в монахи. Его утешал Федор Лопухин. А потом, когда Кашка, Губов и Захарьин уснули, Лопухин помогал стрельцам вязать их товарищей. Вместе с целовальником их заперли в чулане. Затем Федор спокойно обчистил Василия и Дмитрия, забрал нужные письма.

-Порешить их?-кивнул на спящих от вина и сонного зелья, щедро подсыпанного в кружки, один из стрельцов.

- Я тебе порешу,- показал кулак Лопухин.- Они мне живые надобны. Везите в Мытище, местный воевода предупрежден. Я же во весь опор в Москву.

В Грановитую палату набилось полно народу- и думные бояре, и земские, и думные дворяне и думные дьяки. Всего человек пятьдесят. Причем сидели не как обычно- бояре справа от трона, дворяне и земские- слева, а вперемешку. Гудели, ожидая такого, чего давно уже на Москве не было- потехи с разоблачением родовитого человека, да ни кого-нибудь, а самого брата царицы Ирины Бориса Годунова. Да, чрезмерной воли набрал себе "татарин" в последнее время, многие от него стонут, а ему хоть бы что. И царица...неведомо когда народит и родит ли вообще. А нужна ли пустая баба царю? Сам же государь шибко болен. А не отравили ли его злодеи, те же Годуновы? Ох, род проклятущий. Ежели бы Федор не любил Ирину всем сердцем, давно бы под корень их семейство следовало извести. И куда раньше смотрели!

Дворецкий призвал народ к тишине, постучав тяжелым посохом по начищенному до блеска каменному полу. Вперед вышел разодетый, как павлин Иван Петрович Шуйский- песцовая шуба до пят, накидка шелковая вся в жемчугах, шапка чуть ли ни маномахова . Его старческие глаза сверкали звездным блеском, кончик длинного носа от нетерпения подергивался. Он почесал лоб, поднял руку с двумя свертками.

-Вот!- помахал он ими.- Это доказательства низкого и подлого злодейства боярина Бориса Годунова. Его здесь нет, видно, боится. Но ничего, более никуда не денется и за все ответит.

Князь рассказал что написано в письмах Елизавете и Фердинанду. Бояре и дворяне заохали, заахали. Кто-то потребовал "немедля посадить Бориску на кол" или "сварить на торговой площади в кипятке, а мясо бросить собакам".

Двери палаты широко открылись, в них степенно, с высоко поднятой головой вошла царица Ирина Федоровна. Она опиралась на золоченый посох, шлейф ее длинного платья поддерживал карлик на кривых ножках. По левый локоть-дворецкий, по правую-ключник.