Правда Бориса

А от другой двери, с противоположной стороны, на цыпочках отошел Ванятка Губов. Он мышью проскользнул по темным коридорам палат, добрался до спальни жильцов, что находилась в подклете, юркнул под одеяло.

На следующий день подьячий Оська вроде бы напился сильно пьяным, упал с мостика через Банный ручей и сломал себе шею.

-Не успел рта-то открыть?- спросил Годунов Лопухина.

-Какое там. Как деньги получил, так глаз из штофа и не поднимал,- ответил Федор.

Из-за обильных дождей реки и ручейки в Москве расползлись по всему городу. Ловить рыбу можно было даже на Селянке, Лубянке и даже высокой Пресне. Иван Губов бегал рыбачить из Кремля за Охотные ряды, где на Неглинке торговали дичью и живой птицей. Здесь было спокойнее, чем за Харчевым и Обжорным рядами, особенно утром. Иногда удавалась побывать на реке и днем, в самую жару. Правда, тогда не клевало, но Ваня особо не расстраивался. Стягивал с себя всю одежду, залезал в Неглинку и блаженствовал в прохладной воде.

В последнее время с ним все чаще стал ходить на реку Федор Иванович. Ему тоже понравилось следить за крашенными поплавками из лебединых перьев и ждать когда их утащит под воду рыба. А когда это происходило, дергал ореховое удилище со всей силы. Да так что, если сидела на костяном крючке какая рыбка, она улетала аж до хибары цирюльника, что стояла в десяти саженях от берега.

Несмотря на более чем десятилетнию разницу в возрасте, Иван и Федор понимали друг друга с полуслова- радовались одному и тому же, печалились тоже. Ирина не очень одобряла их дружбу, но не одергивала мужа- Иван все же сын Василия Губова- близкого товарища и теперь сотника брата, а они сейчас делают одно дело. Это, в общем, и настораживало царицу- как бы мальчонка чего лишнего не сболтнул, ежели услышит от отца или во дворце то, чего ему не следовало слышать.

Сегодня Федор наловил больше бершей, чем Иван, чему очень радовался, подтрунивал приятеля:

- Неумелый ты, Ванятка, до рыбной ловли. Учись у меня. Ха-ха.

С тех пор, как Иван попал во дворец, он как-то сразу повзрослел. Перестал воспринимать остро, как когда-то с братом, свои неудачи. Но теперь ему было не до бершей. Он томился какими-то мыслями. Вдруг спросил:

-Скажи, Федор, а зачем тебе другая жена?

Государь чуть не выронил удочку:

-Что ты, Ванятка, к чему мне другая жена? Я Ирину свою очень люблю.

-Для чего же подпись свою под посланием королеве Елизавете поставил?

Федор запустил пойманную рыбку в ведерко, подошел к Ивану.

-Ты о чем?

Губов долго не знал с чего начать, а потом выложил все, что подслушал ночью у покоев царицы. Выслушав его внимательно, Федор заложил руки за голову, лег на траву, смотрел не отрываясь на поднимающееся над торговыми рядами солнце.

-Зачем ты там оказался?- строго спросил государь.

-Иконку отцову где-то днем потерял, ночью искал, чтоб никого не беспокоить.

-Дьяк, значит, писал чернилами, которых не видно...Хм. Знаю о таких. Их надобно потом к огню поднести, буквы и проступают. Но для чего? Помню, Ирина мне давала бумагу, что б я ее подписал и печать поставил. А они вона на неё...Зачем?! - вдруг крикнул Федор. - Заговор?!

Но тут же успокоился:

-Я верю своей Ирине. Мне более и верить некому. Все говорят, что я глупый, никчемный, к царствованию не пригодный. Может, и так, но для чего меня предавать? Нет более подлого воровства, нежели предательство... Все можно простить, но не измену. Я ж к ней всем сердцем прикипел. Предавший единожды, предаст и в другой раз. Ты говоришь, что второе письмо писал Годунов эрцгерцогу австрийскому с просьбой найти моей Ирине нового мужа...

Федор схватился за голову, перевернулся на живот, застонал. Иван видел, что ему больно не только душой, но и телом. Подошел, опустил на плечи руки.

-Обожди горевать, Федор Иванович. Не иначе это...какой-то хитрый план. Но не против тебя.

-Против кого же?- поднял красные, наполненные слезами глаза царь.

-Не знаю покуда, да и знать не могу.

Государь вскочил на ноги, сжал кулаки:

-Сейчас пойду и спрошу строго Ирину!

-Не надобно.

-Почему?

-Ну...,-замялся Иван.- Прежде следует поглядеть как далее дело обернется. Прикинься несведущим дурачком. Прости, государь. Ежели бы Борис Федорович Годунов с царицей задумали супротив тебя что-то скверное, то не стали бы писать послания всякими чудными чернилами. Зачем? Здесь хитрость, но и ты будь хитрее.

-Хм, дело говоришь. Но что же, сидеть сиднем как ни в чем не бывало и чего-то ждать?

-Нет. И ты должен сделать ход. Для начала...подмени письмо, что лежит в шкатулке царицы.

-Как так?

-Забери тихо, а положи другое. Поглядим что будет.

-Пустое?

-Мы...ты напишешь его такими же чернилами, которые проявляются у огня.

-Что же написать-то?

- Ну напиши короле Елизавете о своих планах что ли...Вон ты мне говорил, что собираешься Белый город из камня ставить вместо деревянного, новые селения на Дону и в Сибири городить. А лучше...Ты сказывал, что царица опять зачала и надобно бы бабку повивальную из Англии выписать. Вот и попроси об том королеву.

-Не возьму в толк для чего сия подмена, однако верно в том, что торопиться не следует.

-Эх, хорошо бы с братом Михаилом посоветоваться, но нельзя сор из дворца выносить. И с отцом нельзя, он ведь сотник у Годунова. Мало ли...

-А ежели и родич твой в заговоре?-спросил Федор.- Что ж и через отца своего переступишь?

-Ради тебя, Федор Иванович, переступлю.

-Хм. Мой родич Иван Васильевич как -то сказал Федьке Басманову: "Отца своего предал, предашь и царя".

-Не знаю, кто такой Басманов, но я тебе предан до конца дней своих, государь.

-Гляди!- крикнул царь.- У тебя клюет!

Оба бросились к удочке Ивана, на крючке которой оказался крупный, с черными плавниками и желтой горбатой спиной чебак.

Нужные чернила из сока брюквы, лука и молока, несколько листов французской бумаги Иван купил в немецкой слободе. Тем же вечером заперлись с Федором Ивановичем в темной комнатушке, при свече написали послание Елизавете. Как и предлагал Губов, царь просил королеву Елизавету прислать в Москву "опытную повивалку". У Ивана была хорошая память и обращение к королеве было таким же: "Любезная наша сестра, добрая королева королев великой Англии, Елизавета..."

Царь выводил буквы и по-детски радовался, видя как слова, высыхая, пропадают с листа прямо на глазах. Внизу листа поставил подпись, крепко приложился печаткой.

-А что с теми письмами...ну, в которых Годунов просит в мужья австрийского принца моей Ирине?

-Поглядим,- уклончиво ответил Иван. С этим же не медли. Вот тебе зелье сонное, там же на Болванке раздобыл.

Подложное письмо перевязали первой попавшейся красной лентой, та что была на оригинале куда-то делась.

Трапезничали Федор Иванович и Ирина Федоровна перед сном вместе, поэтому царю не составило особого труда подсыпать в чашу жене сонного порошка. Она быстро обмякла, сказалась как обычно на головную боль и велела Федору идти к себе. Царь послушался, велел попам и ключнику царицу и его сегодня не беспокоить, а сам вернулся через некоторое время в покои Ирины. Она спала поперек кровати, не сумев на ней как следует умоститься.

Федор снял с её шеи ключик, отворил шкатулку, вынул свернутое в трубочку и перевязанное лентой послание. Положил свое. Вернул на шею жену ключ, подложил ей под голову подушки.

-Эх, Ирина,- глядел государь на красивое, удивительно милое, но даже во сне строгое лицо царицы.- Ежели и ты супротив меня, то нет мне на этом свете места. Токмо тобой и живу, токмо тобой и дышу, токмо о тебе денно и нощно думаю. Радость моя, что же ты, стервь окаянная, задумала? Коль узнаю, что предала, живой в стену Новодевичьего монастыря замурую.

Федор потрогал несколько округлившийся живот Ирины.

-Выноси дитя, роди по-человечески, а то и верно придется просить Елизавету найти мне новую супружницу.