Страница 8 из 136
— Я все время переживаю, — снова начал отец негромко, — постоянно волнуюсь за тебя. Ты совсем измучилась, похудела! Дочка! Прости меня, я виноват! Из-за моей болезни у тебя столько бед! Доченька… Деваки моя родная… — простонал он.
В это время в дом внезапно не вошла, а мощно ворвалась, как порыв муссона, мачеха.
— Хватит! Расхныкался! Мне тоже все надоело! — прокричала она, прервав беседу дочери с отцом, внеся в атмосферу любви, чистоты и исповедальности смуту, беспокойство, страх и тревогу, словно нечистый дух.
Широкоплечая, высокая с округлым полным лицом и круглыми глазами, мачеха, уперев руки в бока, подошла к больному и исхудавшему супругу. Ее коричневое ситцевое сари обдало беднягу волной кухонных запахов и разгоряченного женского тела.
Родом она была из Бенгалии. В народе считалось, что бенгальцы отличаются экспансивным, неуравновешенным характером. Есть даже пословица: «Горячилась, подобно бенгалке…» И это был тот самый случай.
— Даже рису купить не на что! — принялась она укорять супруга и Деваки. — Живем из-за тебя впроголодь! Ты принесла деньги? — резко, со злобой спросила она, повернувшись к падчерице.
— Вот двадцать пять рупий! — тихо и покорно ответила Деваки и протянула ей деньги.
Мачеха схватила их широкой мясистой ладонью и стала пересчитывать.
«В который раз их сегодня пересчитывают!» — с горечью в сердце подумала Деваки.
— Двадцать пять рупий! Нечего сказать! Много! — с иронией заметила хозяйка дома и, покосившись на тумбочку, бросила с завистью и упреком:
— Своему отцу она лекарств накупит, фруктов! На, угощайся, мой дорогой папочка!.. А мне?..
Она, округлив и без того круглые, как блюдца, глаза, придвинулась к Деваки и, размахивая руками, продолжала свою никчемную тираду:
— А мне что? Что придется? Выкручивайся, мол, как хочешь? Ходи на рынок, готовь, убирай в комнате! Все я, везде я?! Нет покоя ни днем, ни ночью. А тут суют какие-то двадцать пять рупий!..
Красное и без того, хитрое и недоброжелательное лицо мачехи от злости покраснело еще сильнее.
«Нет преграды, равной преграде невежества», — подумала Деваки.
— Хватит сидеть! — рявкнула мачеха на падчерицу. — Я за тебя пол мыть не буду, не думай, я лучше твоего отца наведу порядок в доме!
— Мама! Не волнуйтесь! Вам вредно волноваться. Я вымою пол, — с достоинством и спокойно ответила Деваки.
— Давай, давай! — повелительно и самодовольно повторила мачеха и добавила вслед уходящей падчерице:
— И постирай все белье!
Она стремительно подошла к тумбочке, схватила яблоко и стала с жадностью есть его.
По бледности лица старика и выступившим на нем красным пятнам, частому миганию век было видно, что он страшно переживает несправедливость, ханжество и алчность своей супруги. Но что делать? Он прикован к постели. Избавить его от этого кошмара может только смерть.
«Не радует луна мучимого холодом, не радует солнце мучимого зноем, не радует жену муж, иссушенный старостью или болезнью».
— Это не жизнь, а каторга! — ворчала супруга, пережевывая яблоко и брызгая соком во все стороны. — Сколько работы! С ума сойти! — заключила она голосом Мегеры.
Слова жены язвили и без того больное сердце старика. Она не могла простить ему болезнь, словно это была его прихоть. Упрекала его за дочь, которую он любит. Животная ревность мучила ее. Причиной всех своих трудностей она считала своего мужа — больного и ненужного теперь ей человека.
«Нет в ней главного: сострадания и понимания… А где нет понимания и справедливости, там нет и счастья!»— с горечью подумал супруг и попытался приподняться. Но, едва оторвав голову от подушки, потерял сознание.
На следующий день утром, как обычно, Ананд и Раджа трудились в офисе. Они отвечали на непрерывные звонки. Давали сводки.
— Наконец-то шерсть отправлена. Она в Момбасе, в порту, — сказал Ананд, — иначе бы дядя, не моргнув глазом, снял с меня шкуру, как с антилопы.
— Ананд, — расслабившись, обратился к нему Раджа, — что это? — Он вынул из кармана светлого пиджака серебряный браслет и, лукаво улыбаясь, представил его пред ясные очи своего друга.
Ананд рассеянно посмотрел на браслет. Встал из-за стола и сел на диван.
— Это не что иное, как любовная улика, мой дорогой дружище. Я отогнал в мастерскую твою машину и вдруг вижу, что рядом с сиденьем, в уголке, лежит эта прелестная вещица, кем-то потерянная! — Раджа сделал акцент на слове «кем-то». — Ты меня знаешь, я соображаю мгновенно!
— Нет, нет, Раджа, ты ошибаешься! — озабоченно возразил Ананд.
Но было видно, что думает он о другом. Эта фотография и намерение дядюшки женить его, как говорится, «с места в карьер», не давали ему покоя. Случайная встреча с девушкой, которая невзначай повредила лобовое стекло его машины, подсказала ему, что выбрать себе в жены девушку он должен сам. Чувства, заросшие сорняком будней, забытые в каждодневной суете, дали о себе знать благодаря именно этой встрече. И если день назад он еще колебался, разумеется, из боязни перед дядей, то сейчас он искал предлог, как «обойти» дядю на этом крутом повороте его судьбы, его жизни. И он решил посоветоваться с Раджем, который продолжал начатую тему:
— Мы же с тобой друзья с детства. Вместе пошли в школу, потом вместе учились в колледже. Я знаю тебя не хуже, чем самого себя, понятно?
— Да, я тебе доверяю полностью! — машинально ответил ему Ананд и поднялся с дивана.
С минуту походив по кабинету, застланному толстым зеленым ковром, он внимательно посмотрел на Раджу и неуверенно произнес:
— Мне нужен твой совет.
— Нет ничего легче, чем давать советы. Валяй!
— Я показывал тебе фотографию?
— Да.
— Взгляни еще раз.
— Что смотреть, Ананд! Слава Богу, она ведь не масайка с бритой головой и в юбке из шкуры столь любимой тобой антилопы.
— Опять ты за свое! Твоя болтливость когда-нибудь сведет меня с ума!
— Ну, ладно, ладно. Уж и пошутить нельзя! Сухарь ты, Ананд. Хотя нет! Этот браслет проливает свет на таинственные резервы чувств, которыми ты обладаешь! — снова не удержался Раджа.
Он взял фотографию, протянутую ему другом, и вновь посмотрел на нее.
— Боже! Ананд! Прелестная пташка! Браслет ее?
— Да отвяжись ты со своим браслетом! Речь идет о моей судьбе. Жизнь моя, можно сказать, решается, а ты…
Друзья уселись на диван.
— Она в Найроби. Дядя выбрал ее мне в жены. Я ведь тебе уже говорил.
— А!.. Так это та фотография! — воскликнул Раджа. — А я-то думал, что это обладательница потерянного браслета!
Ананд терял терпение. Он взглянул угрожающе на друга и, отвернувшись от него, уставился на озеро Дал, изображенное на фотообоях. Спустя минуту он успокоился и продолжил тему:
— Представляешь, он уже и к свадьбе готовится!
— Вот это ход! Поздравляю!
— Но с чем? Мне это не по душе! Повторяю: я первый раз вижу ее — и сразу свадьба! — Ананд заметался по кабинету, как лев в клетке. — Разве так делают?! — искренне возмущался он и, словно разговаривая сам с собой, анализировал обстоятельства, которые незаметно загнали его в тупик:
— Верно! Дяде я обязан многим: он меня вырастил, обеспечил мне карьеру, заботился обо мне… Но тут он неправ! — твердо заявил Ананд и посмотрел на Раджу так, словно впервые увидел его. — Представь себе на минуту: тебя неизвестно на ком женят, а потом ты будешь мучиться всю жизнь. Разве так можно?!
Раджа сочувственно посмотрел на друга, и ему стало искренне жаль его. Он тоже встал и прошелся.
— Да, я с тобой полностью согласен… Но положись на мою дружбу. Я знаю, что надо сказать дяде! Позвоню ему и все объясню! — твердо заявил он, решительно направляясь к телефону цвета слоновой кости, стоявшему на невысокой тумбе красного сандала.
— Постой! — всполошился Ананд. — Что ты хочешь делать? Безумец!
— Звонить! — спокойно ответил друг и сослуживец.
— С ума сошел!
— А что? — в недоумении спросил тот.