Страница 26 из 136
Треугольник крупных птиц медленно перерезал ослепительный диск Луны и уплыл в океан лунного света, перемешанного со звездами. Картина была настолько впечатляющей, что Ананд и Деваки потом часто вспоминали эту ночь в Симле.
Утром молодые супруги отправились в ресторан, чтобы позавтракать и выпить кофе. Они уже привыкли к тому, что их появление в общественном месте или на улице вызывало любопытство и восхищение окружающих.
Ананд был одет в легкое шелковое ширвани, Деваки — в белое сари из тончайшей хлопчатобумажной ткани из деревни Чандери.
Прежде чем отправиться в Сринагар — восточную Венецию, — молодая пара решила совершить прогулку по Симле.
Излюбленное место прогулок в Симле — Джаку-хилл, гора, возвышающаяся над городом. По тропинкам, проложенным по лесистому склону, они вместе с многочисленными туристами наконец-то добрались до вершины. Прошло не больше часа. На вершине горы расположен храм, в котором стоит изображение бога Ханумана-священной обезьяны.
— По преданию, — начал экскурсовод, когда его окружили путешественники, — бог Рама, как написано в «Рамаяне», сражаясь на Цейлоне против короля демонов Раваны, послал верного Ханумана в Гималаи за целебными травами, которые были нужны для лечения брата Рамы — Лакшмана. Хануман не знал, какие именно травы нужны лекарю, и, схватив всю гору, водрузил ее на плечи и пустился в обратный путь. Вскоре он утомился, поставил гору на землю и сел отдохнуть. Место его отдыха и есть Джаку-хилл, где построен храм Ханумана.
Воздух был хрустально чист и напоен свежестью, исходящей от окружающего леса — слегка разогретая хвоя придавала ему целебный запах хвойной смолы. Лазурное небо сияло над заснеженными вершинами Гималаев.
По совету администратора отеля, узнавшего о намерении молодой четы отправиться на Джаку-хилл, Деваки предусмотрительно запаслась орешками. Внезапно ее окружили обезьяны, спрыгнувшие с развесистых ветвей платанов и кустарников. Деваки, отступая, бросала им пригоршни орехов. Обезьяны хватали их, кричали, дрались и вновь мчались к ней. Один крупный самец повис на корзинке, отгоняя остальное стадо мохнатой лапой и гортанно вскрикивая. С испугу Деваки бросила корзинку в кусты, и там началась настоящая свалка и драка. Молодой парень с пучком длинных волос на макушке обритой головы — чоти бросил на дорогу пригоршню орехов, в надежде отвлечь часть обезьян от пожертвованной корзинки. Но с деревьев, как чудовищные плоды, посыпались в большом количестве другие потомки Ханумана.
— Ты не ранена? — спросил Ананд, прижимая испуганную жену.
— Да нет! Они только на вид нахальные и дерзкие, а на самом деле они очень острожные и…
— Хитрые, — смеясь, добавил Ананд.
— Хитрость у них на грани простоты.
— Да, насколько может быть хитра природа, — задумчиво подчеркнул Ананд. — Хитрость как таковая в природе не существует. Существует лишь защита. Самая простая защита уйти, сбежать, скрыться от опасности…
Они стали медленно спускаться вниз, где был виден раскинувшийся ярусами город. По склонам гор сбегали плоскими ступенями террасные поля.
— Каким же трудолюбием нужно обладать, — заметила Деваки, — чтобы вручную превратить склон горы в систему взаимосвязанных террас и террасок и укрепить их стенки камнями, чтобы дождевые потоки не размыли и не унесли урожай.
Она умолкла. Ананд не ответил. Он смотрел на проходивших по дороге носильщиков — данди и местных кули. Незанятые носильщики сидели на земле, играли в карты и курили, смеялись. Их нехитрое снаряжение — клеенчатые кресла да глубокие полуцилиндрические корзины для переноски грузов — лежало около них на земле. Но вот два невысоких парня, коренастых и смуглых, взвалили на спины по корзине, полной каменного угля, а третий — огромный тюк весом килограммов в сто двадцать.
Привязав к грузу широкую ременную петлю, они надели ее на лоб и, согнувшись под углом почти девяносто градусов, начали мерно, ровным шагом подниматься в гору.
— Это главный заработок горцев, — негромко заметил Ананд.
— Они веселые и выносливые, — сказала Деваки.
— Да, им надо зарабатывать на жизнь, на богов, на жрецов, на налоги, на свадьбы подросших детей… — Обрати внимание на икры их ног, — кивнув головой в сторону носильщиков, сказал Ананд, — они так сильно развиты, что диву даешься…
— А мы с тобой пока наслаждаемся жизнью, — тихо, с виноватыми нотками в голосе произнесла Деваки.
— Что ж, всему свое время! — спокойно ответил на ее слова Ананд. — Счастье, милая, не бывает продолжительным, но об этом не стоит говорить. Зачем добавлять в бочку меда ложку дегтя? — с этими словами он взял жену за руку и они направились к утопающему в зелени белому зданию отеля.
— Во всей Индии так, Деваки, — сказал Ананд, чтобы закрыть «социальную тему», — труд, так труд, радость, так радость. Века смирения, тысячелетняя покорность судьбе, вера в бога создали в народе спокойное отношение к происходящему с ним в частной жизни. Европейцы этому удивляются. А спокойствие и жизнерадостность есть как бы новое детство, вернувшееся к народу, пройдя витки мудрости, страданий и бесконечной борьбы.
— В этом случае человек всегда ближе к Богу! — сказала Деваки.
— Разумеется, ведь во всех религиях мира порицается уныние, отчаяние, зависть, гордыня. Все это отдаляет от Бога, неугодно ни природе, ни жизни… Хотя рассуждать легко, а практически порой трудно справляться с собой, — добавил он.
Швейцар отеля в ливрее открыл перед прекрасной парой широкие стеклянные двери. Ананд дал ему на чай. Тот поклонился, поглаживая себя по густой бороде.
Рано утром следующего дня Ананд и Деваки покинули Симлу. Легкая «тойота» с открытым верхом несла их в город красоты — Сринагар…
Император Акбар был маленьким толстяком, но имя свое, в переводе с арабского означающее «великий», стремился оправдать каждым поступком. Он построил пятиэтажный дворец Пандж-Махал для своих многочисленных жен, которые рожали ему одних девочек. Печалило Великого Могола, что не было у него сыновей. Но однажды у двух деревень Фатехпур и Сикри, недалеко от Дели, поведал он об этой печали мулле Салиму. Он сотворил великую многочасовую молитву. Аллах услышал его; красавица Джодх Бан, индусская жена Акбара, понесла, и у императора родился сын. Назвал он его в честь шейха-провидца Салимом. Он согнал тысячи рабов, дабы построили они ему новую столицу в том месте, откуда дошла до Господа страстная молитва. Через несколько лет возникло чудо: дворцы из розово-красного песчаника, кружевная резьба, стройные колонны, арки, купола. В новой столице Фатехпур-Сикри император прожил около десяти лет.
Завоевав Кашмир, Великие Моголы высоко оценили Кашмирскую долину, раскинувшуюся между хребтом Пир-Панджал и Главным Гималайским хребтом. Река Джелам, когда-то вытекавшая из огромного озера, настолько углубила свое русло, что вода из озера вышла, в результате чего в русле этой реки образовалась Кашмирская долина. Остались только три прекрасных озера: Вулар, Анчар и Дал. На берегах этих озер навабы разбили сады, которые и ныне, спустя более чем три века, поражают своим великолепием.
Первый из них заложил император Акбар на западном берегу. Он называется Насим-Багх — Сад утренней свежести.
На восточном берегу, у подножия горы, по указу императора Джахангира в семнадцатом веке был разбит красивейший сад, поднимающийся рт воды в гору террасами, с фонтанами, мраморными павильонами, с поэтическим названием Шалимар-Багх — Сад любви.
Одни только эти названия говорят о красоте, роскоши и необыкновенном чувстве гармонии их создателей.
Столь же прекрасен и расположенный ближе к Сринагару сад Нишат-Багх — Сад удовольствия.
У каскада фонтанов, на лужайке рядом с белокаменной воздушной колоннадой, Викас и Ешода сели на широкую мраморную скамью.
— Я получил величайшее отдохновение и удовольствие в этом Саду удовольствий, — сказал Викас.
— Да, Великие Моголы обладали тончайшим вкусом, — заметила Ешода.