Премьер-министр (ЛП)

— Теперь я здесь.

— Нам нужно поговорить.

— Мы поговорим. Но давай разберемся с ситуацией, чтобы специалисты смогли подготавливать средства массовой информации для нашего ответа.

— Нашего ответа? — Удивление и облегчение распространяется по всему его лицу, оно просто ударяет меня в грудь.

Я сжимаю его руку, как только он берет в свою.

— Да.

— Прости меня за это дерьмо.

— Ты должен обратиться к своей стране.

— Это их не касается.

— Скажи им, что ты сожалеешь, что твоя девушка увидела видео пятнадцатилетней давности. Скажи, что тебе стыдно. Скажи, что ты забыл об этой пленке, с тех пор, когда учился на юрфаке, и даже если бы ты помнил о ней, ты все равно бы баллотировался на должность премьер-министра. Потому что один скелет в твоем шкафу — ничто. Все мы люди, и все совершаем ошибки. Но если ты не скажешь: «Да, это имеет последствия», то значит ты сознательно прячешься от этой «сенсации». Ты можешь честно сказать, что теперь более скептически подходишь к вопросу сохранения конфиденциальности. И сильно обеспокоен каким способом цифровые каналы используют личный контент.

Он скрежещет зубами, сжимая челюсть, рассматривая выражение на моем лице.

— Хорошо.

— Хорошо?

Он кивает.

— Я скажу. — Он переводит свое внимание на Стью. — Тебя устраивает?

Мой бывший босс кивает.

— Каждое слово.

— Тогда уходите и оставьте нас в покое.

50.

Элли

Все покидают библиотеку. Я слышу, как Стью всем говорит, что они могут уезжать. Стью обязательно вернется в ближайшее время, чтобы более подробно согласовать ведение пресс-конференции, но пока мы остаемся одни.

Кроме офицера охраны, стоящего у входной двери.

Гэвин останавливает меня, как только мы оказываемся в главном холле, готовые подняться наверх, и он указывает на полицейского, стоящего в фойе.

— Не могли бы вы подождать снаружи.

— Да, сэр.

Он не торопливо идет ко мне, где я поджидаю его на лестнице. На его лице явно читается сильное беспокойство, и мне вдруг приходит в голову (почему я не подумала об этом раньше, не знаю), что это еще не последнее потрясение, которое мне предстоит пережить за сегодняшний день.

— В чем дело? — спрашиваю я, мой вопрос эхом раздается в тишине большого, слишком огромного дома.

Он встает передо мной, его руки скользят мне в волосы, накрывая своими губами. Его поцелуй клеймит. Моя.

Я цепляюсь за него, и он поднимает меня вверх, крепко удерживая перед собой. Я обертываю ноги вокруг его талии, мы поднимаемся на второй этаж, он не опускает меня на пол, пока не оказываемся в его спальне. Он опускает меня в глубокое кресло, а не на кровать.

Он пододвигает ногой пуфик, стоящий напротив другого кресла, и садится прямо передо мной, широко расставив ноги, зажав мои колени.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать. Мне следовало рассказать тебе об этом несколько месяцев назад.

— О чем? — Не знаю, сколько еще смогу выдержать. Нет, это неправда. Я достаточно сильная, поэтому в состоянии выдержать любой взрыв. Но я не хочу. Не хочу быть одной. Не хочу быть одной и выслушивать от мужчины, готового обрушить на меня очередную бомбу, когда я пришла к нему, чтобы скрыться с ним в его убежище, в его объятиях.

— Через неделю, как ты пришла... после того дня в офисе со Стью, я полетел в Ванкувер. Макс доставил мне женщину. — Он смотрит прямо на меня, непоколебимо, я понимаю, что услышу не совсем приятный рассказ. Ледяной страх снова пронзает меня.

«Серьезно? О чем, мать твою, ты думал?!» Но я этого не говорю, я ничего не говорю, потому что чувствую, что будет продолжение. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать ни слова, используя каждую частичку своей силы воли.

— Она ждала меня у него дома, Макс ушел. И в конце концов, я тоже. Я поехал туда, и начал стимулировать ее. В ту ночь я ездил с Тимом на машине. А потом вернулся сюда. Я вернулся к тебе, хотя у нас и не могли быть отношения. Но возможно, в какой-то момент это может просочиться наружу. Я хотел бы, чтобы ты услышала это от меня. Если бы я имел мысль, что что-то похожее может появиться на общественности, я бы сказал тебе все гораздо раньше. Про видео... и про все.

— Что еще? — мой голос звучит напряженно, меня начинает бить озноб. — Давай выкладывай все. Мы никогда не говорили о нашем прошлом, потому что думали, что это — прошлое. Но для меня это оказывается работает несколько по-другому. Не думаю, что мне предоставят такую роскошь, как идти вместе с тобой по жизни, когда каждый дюйм твоей жизни будет изучаться под микроскопом — прошлое, настоящее, будущее. Да? Так что, что еще мне стоит знать?

Он даже не моргает.

— Я встречался с женщиной в течение двух лет, все закончилось в январе. Я считаю, что мы расстались друзьями. Пока я встречался с ней, я был верен ей, но наши свидания носили... периодический характер. Вполне возможно, что при сложившихся обстоятельствах, видя тебя и какие у нас отношения и из-за появившегося видео, у нее могут появиться вопросы.

Я пытаюсь подобрать правильное слово.

— Периодическими? Это значит случайными?

— Да, случайными и исключительно ванильными. — Он бледнеет. — Я встречался с ней, стараясь таким образом обезопасить себя. Себя, занимающего соответствующий пост и со своими политическими стремлениями. Я использовал ее, согласен, со стороны это выглядит не очень хорошо.

— Думаю, в данной ситуации она чувствует себя просто ужасно, зная, что бывший имел совершенно другие предпочтения в сексе, о чем она даже не догадывалась. — Я знаю, что он имеет в виду, что он не гордится сам собой, но он не единственная пострадавшая сторона, поэтому я не разрешаю себе огрызаться, по крайней мере, сегодня. И по-видимому мое терпение нескончаемое.

— Сколько у тебя было саб?

— На самом деле все не так. Эта женщина на видео точно не саба.

— А кто она?

— Ее зовут Валентайн ДеМаско… по крайней мере, тогда так звали. Она замужем, не знаю, сменила ли она фамилию. Я видел ее мимолетно на десятилетней встрече нашего юридического факультета пять лет назад. Она практикующий адвокат в Ванкувере и мать двоих детей. Мы встречались в течение полугода в институте. — Он медлит секунду, прежде чем добавить, — она имеет склонность к эксгибиционизму. Иногда мы записывали наши сессии, но всегда удаляли. Может, это видео она сохранила, потому что на нем нет секса? Не могу сказать.

— Ты разговаривал с ней сегодня?

Он отрицательно качает головой.

— Нет. Они не смогут ее вычислить, я предполагаю, что это не она слила видео. Может быть, оно уже было где-то на просторах Интернета и репортер случайно наткнулся на него. Может, оно было уже давно в инете и о нем вспомнили. — Он пожимает плечами. — Но я не собираюсь раскрывать ее личность, если смогу таким образом избавить ее от унижения.

— Ты только что сказал мне.

— Потому что это ты... — он вопросительно приподнимает брови. — Конечно, я сказал.

— Ты так уверен?

Он тянется к моим рукам, его пальцы теплые и сильные, сжимают мои.

— Да.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Внезапно для меня становится очень важным узнать все о нем.

— Саб? Ничего подобного. Никаких отношений.

Я вырываю руки из его ладони.

— Теперь кажется, будто ты избегаешь этого вопроса.

— Нет. На этот вопрос не так просто ответить.

— Сколько саб, Гэвин? Скольких женщин ты шлепал и называл плохой девочкой? Сколько женщин знают о твоей кинки стороне и могут сказать, что у них остались отметки премьер-министра? — Я вскрываю гноящуюся рану своими словами, и падаю обратно в кресло, но не говорю, что это последняя капля, ради всего святого.

Я чувствую некоторое успокоение, поскольку он явно смущен.

— В основном это были женщины в клубах.

— Секс-клубах?

— Частных, закрытых клубах.

— Как и фильм — частная съемка или как мы были втроем с твоим стажером и охранником?