Страница 16 из 146
Он начинает чувствовать все слишком остро, почти до боли, до дрожи, что-то назревает в нем, он пугается, уходит из леса и идет в деревню следом за возвращающимися дровосеками. Одно мгновение он пристально смотрит на солнце, так что глаза вспыхивают огнем, — солнце садится, сбрасывая на горизонте свои сверкающие одежды и рассеянные тут и там облачка.
Наконец он возвращается домой, голова его набита до отказа, он тушит лампу и долго-долго, прежде чем уснуть, с наслаждением перебирает в уме образы.
Они вновь послушно возникают в его памяти. Каждый образ, приходя в движение, пробуждает к жизни соседний, толпа их все прибывает, растет. Так вспугнутые куропатки рассыплются и сидят целый день поодиночке, а вечером, укрывшись от опасности, кричат и сзывают друг друга по колеям.
Лебедь
Он скользит по пруду, как белые салазки, от облачка к облачку. Он изголодался по перистым облакам, которые родятся на его глазах, движутся и исчезают в воде. Ему хочется облака. Он нацеливается клювом и вдруг погружает в воду свою шею, одетую в снега.
Потом шея его появляется из воды, как женская рука из рукава.
Ничего.
Он оглядывается: испуганные облака исчезли.
Он озадачен, но только на одну минуту, потому что облака тут же возвращаются, и вот там, где замирает дрожание воды, уже возникает новое облачко. Потихоньку лебедь подплывает на своей пуховой подушке и приближается к нему…
Он утомлен погоней за неверными отблесками, и, быть может, он умрет, жертва иллюзий, так и не поймав ни кусочка облака.
…Но нет!
Каждый раз, когда он погружает голову в воду, он копается в тине и вытаскивает червяка.
И, как гусь, жиреет.
Сверчок
Наступает час, когда, устав от беготни, сверчок-работяга возвращается с прогулки и заботливо наводит порядок у себя в доме.
Прежде всего он расчищает узкие дорожки, проложенные в песке.
Он подпиливает корень высокой травинки, которая его раздражает. Собирает опилки и сметает их с порога своего жилья.
Он отдыхает.
Затем он заводит свои крошечные часики.
Заводит бесконечно. Уж не испортились ли они? Потом он отдыхает немножко.
Он входит к себе и запирает за собой дверь.
Он долго поворачивает ключ в хрупком замке. И прислушивается.
Вокруг все спокойно.
Но он не считает себя в полной безопасности.
И, как будто по скрежещущей цепочке, он спускается глубоко в землю.
Ничего больше не слышно.
В умолкшей деревне тополя вытягиваются в воздухе, как пальцы, и показывают на луну.
Олень
Едва я вступил на лесную просеку, как на другом краю появился он.
Сначала мне показалось, что идет какое-то страшное существо и несет горшок цветов.
Потом я различил маленькое карликовое деревцо с разросшимися ветвями и без листьев.
Наконец показался весь олень, и мы оба остановились.
Я сказал ему:
— Подойди ко мне, не бойся. Ружье у меня так, для виду, чтобы не отставать от серьезных людей. Я никогда им не пользуюсь и пули оставляю в ящике.
Олень слушал и обнюхивал каждое мое слово. Когда я замолчал, он больше не колебался: ноги его задвигались, как стебли, которые сплетает и расплетает дыхание ветра. Он удирал.
— Какая жалость! — крикнул ему я. — А ведь я мечтал, что мы пойдем вместе и я буду кормить тебя из рук травами, которые ты любишь, а ты, выступая, как на прогулке, ты бы понес мое ружье на развилинах своих рогов.
Осел
Все ему безразлично. Каждое утро, по-чиновничьи мелко и дробно перебирая ногами, он тащит повозку почтальона Жако, который развозит по деревням сделанные накануне в городе заказы — пряности, хлеб, мясо, газеты, а то и письмо.
После окончания казенного турне Жако с ослом трудятся для себя. Повозка превращается в телегу. Они вместе ездят на виноградники, в лес, по картошку.
Здесь они грузят овощи, там свеженарезанные метелки, тут еще что-нибудь, смотря по сезону.
Жако монотонно, без выражения тянет, словно храпит во сне: «Но-о! Но-о!» Время от времени осел останавливается: то ли его прельстил чертополох, то ли просто о чем-то задумался. Тогда Жако обхватывает его за шею и толкает вперед. Если осел заупрямится, Жако покусывает ему ухо.
Завтракают они обычно в придорожной канаве, Жако довольствуется луковицей с горбушкой хлеба, а осел выбирает себе что повкуснее.
Возвращаются они уже в сумерках. Их тени лениво переползают со ствола на ствол.
Но тут озерцо тишины, поглотившей дремотные предметы, вдруг взрывается, гладь его взбаламучивается.
Какой же это хозяйке вздумалось в ночную пору тащить из колодца ведро воды, налегая на ржавую, пронзительно скрипящую лебедку?
Это осел, уже подходя к дому, пробует на всю округу мощь своего голоса и ревет до хрипоты, что ему на все наплевать, наплевать на все.
Мурашка и куропатка
Однажды мурашка упала в колею, где застоялась дождевая вода, и чуть не потонула, но тут куропатка, утолявшая по соседству жажду, подхватила ее клювиком и спасла ей жизнь.
— Я вам отслужу, — пообещала мурашка.
— Времена Лафонтена прошли, — скептически присвистнула куропатка. — Не то чтобы я сомневалась в вашей признательности, но как же вы ухитритесь укусить за пятку охотника, когда он в меня прицелится! Охотники нынче босиком не ходят.
Мурашка не стала тратить сил на дальнейшие споры и побежала догонять своих сестриц, маршировавших друг за дружкой по дороге и похожих на черные жемчужинки, которые нижут на нитку.
А ведь охотник и впрямь был неподалеку. Тут он заметил куропатку, возившуюся в соломе и что-то там выклевывавшую. Он поднялся, хотел было прицелиться, но по его правой руке пошли мурашки. Он даже ружье вскинуть не мог. Рука бессильно упала, ну а куропатка не стала ждать, пока мурашки пройдут.
Жаворонок
Еще ни разу я не видел жаворонка, и напрасно я подымаюсь до зари. Жаворонок, в отличие от всех прочих птиц, не живет на земле.
Сегодня с самого утра я обшариваю все кочки и прошлогоднюю траву.
Над колючими изгородями перепархивают стайки сереньких воробьев и свежеокрашенных щеглов.
Сорока в своем парадном мундире делает смотр деревьям.
Перепел пролетает так низко над люцерной, что прокладывает, как по шнурку, прямую своего полета.
Вслед за пастухом, который вяжет искуснее любой женщины, шагают неотличимо похожие друг на друга овечки.
И все это пронизано светом такой новизны, что улыбаешься даже при виде ворона, хотя встреча с ним — уж на что мрачная примета.
Последуйте моему примеру — прислушайтесь хорошенько.
Слышите, где-то очень высоко в небе кто-то толчет в золотой чаше кусочки хрусталя?
Кто скажет, где же поет жаворонок? Если я смотрю ввысь, солнце жжет мне глаза.
Значит, так мне и не суждено его увидеть.
Жаворонок живет в небе, это единственная небесная птица, чье пенье нисходит до нас.
Семья деревьев
Я встретился с ними, перейдя выжженную солнцем поляну.
Они не живут у края дороги из-за шума. Они поселились среди невозделанных полей у ручья, о котором знают одни только птицы.
Издали кажется, что они стоят сплошной стеной. Но когда я подхожу, стволы расступаются. Они сдержанно приветствуют меня. Я могу под ними отдохнуть, освежиться, но я догадываюсь, что они за мной наблюдают и опасаются меня.
Они живут семьей: постарше в середине, а маленькие, у которых вот-вот должны появиться первые листочки, разбежались повсюду, но никто не отходит далеко.
Они умирают медленно, и умершие продолжают стоять, пока не упадут, рассыпавшись в прах.
Они касаются друг друга своими ветвями, чтобы удостовериться, все ли здесь, как это делают слепые; они гневно раскачиваются, когда подует ветер, готовый их свалить. Но между ними не бывает ссор, они ласково шепчутся друг с другом.