Страница 146 из 146
— Дорогие друзья и сограждане! В смутное время, которое мы переживаем, я счел своим долгом дать разрешение на происходящее сейчас собрание для того, чтобы вот эти молодые люди (и он широким жестом указал на парней в синих рубашках) получили возможность изложить перед вами единственный способ выйти из того тяжкого положения, в которое нас поставило наше бездарное и преступное правительство… Да, уважаемые сограждане, слушающие меня, знайте, что на Францию, любимую нашу родину, надвигаются беды со всех сторон. Еще минута слабости, и Франция станет добычей внешних или же внутренних своих врагов. Я сознательно говорю — «внутренних врагов», ибо над нашей родиной, над нашими семьями уже витает призрак гражданской войны. Неужели же мы ничего не сделаем, для того чтобы предотвратить ее?
Граждане Ноллака безмолвствовали и лишь кивками головы одобряли красноречие своего мэра.
— Предоставляю слово господину Бондье, — сказал мэр.
Человек, сидевший рядом с ним, поднялся, и слушатели замерли, затаили дыхание.
— Шестого февраля в Париже перед зданием палаты пролилась кровь французов. Некоторые из наших сторонников погибли, пытаясь спасти страну, вытащить нас из грязи, избавить от позора. Их жертва не должна оказаться напрасной, господа. Парламентский строй прогнил! Освободите место для людей честных и порядочных! Людей сильных и чистых, — для тех, кто прежде всего любит свою родину! Вот к чему я призываю вас.
Затем оратор коротко прошелся насчет капиталистов и спекулянтов, стремящихся любой ценой округлить свои капиталы, и долго громил социалистов и коммунистов, «оплачиваемых из-за границы»…
— Они хотят привлечь на свою сторону людей честных, но озлобленных и слепых. Вот в чем самая большая опасность для нас, французов! В некоторых странах уже поняли суть дела. Такие люди, как Муссолини и Гитлер, — скажем это смело, отбросив всякую предвзятость, — раз и навсегда покончили с опасностью гражданской войны, с шайками революционеров, которые стремятся посеять среди нас раздоры и ужас. Эти два человека значительно сократили безработицу в своих странах. «Каким способом?» — спросите вы меня. Да очень простым: они поставили работу предприятий под контроль государства, тогда как у нас, во Франции, заводы закрывают. Кроме того, они организовали общественные работы. Мелким торговцам и ремесленникам, пострадавшим из-за кризиса, они давали всякие льготы, — словом, они заботились о благосостоянии всех и каждого!..
Когда он кончил, поднялся его сосед, пожилой и, по-видимому, болезненный человек с ленточкой ордена Почетного легиона в петлице пиджака. Он начал более спокойно, но все же горько упрекал французов в недостатке у них гражданских чувств и в равнодушии перед лицом опасности.
— Германия и ее глава угрожают нам, господа! (Он почему-то избегал произносить имя Гитлера.) Я молю, я заклинаю вас, во имя трех моих сыновей, павших на поле битвы, — будьте бдительны, подумайте о своих собственных сыновьях, поспешите сплотиться для защиты родины, своей духовной матери. Да здравствует Франция, наша отчизна, прекраснейшая из всех стран!..
Голос оратора дрожал от волнения, а лицо выражало грусть и озабоченность.
Молодые люди, расположившиеся у подножия эстрады, грянули «Марсельезу», подняв руку «римским жестом», а поскольку некоторые из собравшихся не встали со скамей, синерубашечники заорали:
— Встать! Шапки долой!
После краткой паузы мэр, обменявшись несколькими фразами с приезжими господами, опять взял слово:
— Дорогие сограждане и друзья! Я полагаю, что мне теперь остается только…
Чей-то сильный голос прервал его:
— Не давайте этим людям морочить вам головы! Все их слова — сплошная ложь, ложь грубая и преступная! Они хотят привести нас к фашизму… к фашизму…
И, махая своей длинной рукой, к эстраде бросился школьный учитель Сангье. Минута всеобщего изумления, и он уже на эстраде и отбивается там от молодцов в синих рубашках.
— Не слушайте их! Фашисты утопили в крови пролетариата все гражданские свободы. Они вовсе не уменьшили безработицу, а принесли с собой еще большую нищету! А вот эти господа заявились к нам, чтобы использовать к своей выгоде вашу беду. Не от таких людей вы можете ждать спасения. У них нет ничего общего с вами, — с мелкими лавочниками, у которых торговля захирела, с ремесленниками, которые не могут заработать себе на жизнь, с рабочими, которые лишились работы. Нет, эти господа не в состоянии понять вас и вовсе не желают вам помочь!
Внизу, у эстрады, поднялся шум, раздались крики:
— Да он сумасшедший!
— Большевик!
— Изменник!
Но этому сумбурному хору не удавалось заглушить голос Сангье:
— Ложь, будто в Германии люди живут хорошо. Неправда, что они…
Мэр и господин с орденской ленточкой схватили учителя за плечи и принялись подталкивать к ступенькам лестницы.
— Вы что, спятили? — зашипел разъяренный мэр. — Ну, Сангье, погодите, это вам даром не пройдет!
— Гоните его прочь! Это агент Москвы!
— Не мешайте! Пусть говорит! Разберемся!
— Долой его, этого большевика!
— Пусть говорит, не трогайте!
— Убрать его! Убрать! — требовал господин с орденской ленточкой.
Какой-то прыщавый верзила, следивший за смельчаком угрожающим взглядом, взмахнул своей палкой с железным наконечником и обрушил ее на голову Сангье. Взметнулись еще две палки и ударили его. Он зашатался и рухнул поперек стола, поставленного для ораторов, опрокинув графин с водой.
— Убили его! Убили! — закричали в толпе: железный наконечник палки сорвал лоскут кожи с головы Сангье, и из раны обильно текла кровь.
— На помощь! — заплакала какая-то женщина.
— Вон тот, долговязый, первым ударил. Могу в свидетели пойти! — послышался зычный голос.
— Держите их, в синих рубашках которые! Не выпускайте! Надо их как следует вздрючить! — негодовал столяр, перекрывая своим зычным басом разноголосую сумятицу.
Но синие рубашки уже помчались к автобусам. На эстраде, возле бесчувственного тела, остались только двое: мэр и господин с орденской ленточкой.
— Это ничего! Ничего!.. — бормотали они, обрызгивая Сангье водой. — Он сейчас очнется!.. И в конце концов поделом ему, сам нарвался!
— Недурно для начала! — сказал сапожник, поднимая лежавшего в обмороке Сангье.
Через день Сангье, немного бледный, с подштопанной и забинтованной головой, составлял послание:
«Город Руайе. Областной Комитет борьбы против фашизма и войны».
— Ты им хорошенько растолкуй, что для нас очень важен вопрос о мелких торговцах и ремесленниках, — сказал человек, сидевший на постели Сангье. — Потом насчет кооперативов напиши. В России теперь лавочников нет, сплошь кооперация. Согласен. Но мы еще должны считаться с мелкими торговцами!
Столяр прервал его:
— Оставь, не мешай человеку. Он больше тебя знает, что к чему.
— Ну, понятно. А все-таки одна голова — хорошо, а много голов — лучше, особенно если одну-то голову уже щелканули… — И молодой слесарь подмигнул почтальону, протянувшему учителю промокательную бумагу.
— Нет, слушай, ты, главное, вот что им скажи: мы, мол, теперь знаем, чего нам ждать от этих, в синих рубашках, — убеждал сапожник. — Они прислужники фашизма и живо это нам показали, — мы видели их за работой.
— А может, лучше ничего не говорить насчет головы? — нерешительно сказал человек, сидевший на постели. — Пожалуй, ребята забоятся и не приедут.
Сангье кротко улыбнулся:
— Приедут, можешь не беспокоиться. Обязательно приедут!..