Мастер Лабиринта

Мама, как и я, застыла, обхватив себя руками за плечи, но смотрела не на звёзды, а в пол. За спиной прямого Андрея, Лиан, как ангел-хранитель, обняла моего брата за талию. Отец запрокинул голову вверх. Его напряжение передавалось нам, переходило в нас. Даже боль в шее и нытье в коленях. Пульс отдавался в горле - громко и медленно.

Ещё одно красивое, но скучное рыбослужение: отец проецирует картинку, украденную или купленную его людьми, на стены и потолок храма - как на полотно. Его сознание автоматически достраивает её до целостности, наши - усиливают и помогают удерживать, а слепок общих квалиа передаётся по цепи дальше - до рецептора Рыбы. Если место верное - устройство храма зафиксирует отклик и оборвёт соединение: чтобы Рыба не явилась к нам в дом.

Риск пренебрежимо мал.

Тонкое назойливое чувство: как будто холодные пальцы трогают поясницу. Хотелось прижаться лопатками к стене, чтобы стереть невидимое касание, или обернуться, чтобы убедиться: никто не напрягает лапы для прыжка

Пятнышки галактик неуловимо сместились. Меня накрыло мучительное ощущение складывающейся картинки. Так бывает, когда просыпаешься в незнакомом месте. Сначала не знаешь где ты. Потом - знаешь.

Я понял, где я.

Это место, которое рисовали монахи. Которое завершил я, прежде чем случился выброс. Немного с другой стороны, и только небо, без планеты - но Рыба увидит, что это ТО, и найдёт ещё один общий, помимо рисунка, элемент. Меня. Я был там, я сейчас здесь. Она тоже сейчас явится.

Я метнулся к отцу и сорвал с него повязку джаута. Металлическая застёжка раскрылась, хлестнув его по уху - а меня по пальцам.

Отец качнулся, дезориентированный потерей контакта. Я отскочил, и он промахнулся, хватая меня за плечо.

Звёздное пространство вокруг нас потускнело и покрылось белыми и розовыми разводами.

- Ты...! - Тяжёлый хриплый выдох. Лирнов вытянул вперёд руку, ладонью вверх. Требуя, чтобы я отдал джаут. - Немедленно.

Я попятился. Обмотал джаутом запястье и спрятал руку за спину.

В ушах гудел пульс, тело заливал густой парализующий ужас. Я отступал от Лирнова.

- Ольгерд, перестань, что ты делаешь...? - мама.

Джаут был противно тёплый, согретый кожей отца.

Нужно что-то сказать. Нужно что-то сказать, чтобы он не понял, что я знаю, чтобы не понял, почему я прервал. Чтобы он не понял, где я был.

- Нет. Меня достало. - Лепет из непослушного горла. - Хватит с меня ваших поисков.

- Вернулся на своё место! Повязку мне. Быстро! - От крика Лирнова задрожал пол. Или мои колени. Он шагнул за мной, с вытянутой рукой - уверенный, что я подчинюсь.

Я пятился к двери. Лирнов взял в сторону, чтобы обойти меня и не дать выскочить из храма. Он в два раза тяжелее, и у него руки длиннее.

Может быть, я не прав, может быть, ничего не случится... Я бы был даже рад, если бы Рыба влезла ему в голову, и выела мозги. Но здесь мама.

Нельзя, чтобы он продолжал.

- Где мои работы?! - Держа руки за спиной, я ощупью искал контакты на ленте джаута. - Куда вы дели мои рисунки?

Андрей двинулся с противоположной стороны, зеркально отцу - они окружали меня.

- Олег, ты в себе? - Зло спросил брат. И, совсем иначе, почти мольба: - Хватит.

Отец и Андрей замерли, когда я наконец нащупал крюкообразные выступы на ленте.

- Сколько ваша разведка над этим работала? Полгода? - Я подцепил контакт ногтем. Он меня убьёт, если это я сделаю. Лирнов меня убьёт. - Я три месяца над Золушкой работал! Где моя картина?!

- Если ты сейчас... - Прорычал Лиров.

- Почему? Чем я вам мешаю? Я не вторгаюсь в ваши дела, я не общаюсь с журналистами, я не участвую НИ В ЧЁМ. Почему вы уродуете мою жизнь?!

Пальцы вспотели и ноготь соскользнул. Я зацепил ещё раз - для страховки. Я боялся дёрнуть, боялся испортить джаут. Он дороже отцу, чем мы все. Крохотный крюк сам выпал мне в ладонь. Я бросил его на пол и наступил - как на насекомое.

- Потому что ты неблагодарный выродок! - Шея Лирнова, а затем лицо, налились багровым. - Мелкий неблагодарный выродок, которому важнее мазня, чем выполнение обязательств. Обязательств, перед семьёй! Что ты, я тебя спрашиваю, полезного сделал? Где результат?! Я не собираюсь терпеть, я говорил тебе!

Пятясь, я сорвал микроприсоску и раздавил ещё одну микросхему. Чем больше я уничтожу - тем дольше будут восстанавливать прибор.

- Вместо учёбы, дрочишь на порнографию! Ты извращённый выродок, которого я не потерплю...!

- Что? - Стена толкнула меня в спину, и я прижался к ней.

- ...как рыбий смерд! Хочешь жить как раб? Пожалуйста. Но прежде я тебя в отделе этики сгною. Ты, позорище! Отдай джаут - и чтоб я тебя не видел!

- Порнография?

- Не строй из себя идиота. Хватит с меня. Каракули твои с непристойностями! Что, мало тебе мать денег даёт? На дворец не хватает? Педофилия дорого стоит?

У меня есть наброски обнажённых женщин и мужчин, срисованные из альбомов. Но не детей. Только... Золушка бежит сквозь лес, её одежда изорвана, и ей лет четырнадцать. Надо ли быть взрослым, чтобы быть педофилом?

Я нашёл ещё два контакта и сломал их пальцами.

- Вы можете меня разрезать на части. Как Рыбу. - Вытолкнул я слова из сжатого спазмом горла. - Я никогда не буду работать на Экосферу.

Лирнов раздул покрасневшие ноздри, но вместо того, чтобы опять орать, сказал негромко:

- Хорошая идея. Разделать тебя и узнать, какая часть в твоей голове лишняя.

Сердце замерло на секунду, перепуганное ещё больше, чем я. Он серьёзно. Он может приказать найти в моём мозге то, что делает меня не таким, каким я ему нужен. Вырезать. Встроить. Исправить.

Может быть, к этому всё и шло? Я бы ослеп - полностью или на цвета. Я был бы в отчаянии. И мне бы предложили «выход»: не Лирнов лично - мама, или Андрей, или врач. Возможность больше не хотеть, не мучиться. Стать полезным и счастливым.

- Я никогда не буду на тебя работать. - Запретная фамильярность застряла в горле, слова я скорее выкашлял, чем сказал.

Контакт джаута, который я ломал, впился мне под ноготь.

- Я лучше умру. - Сказал я.

- Ольгерд, перестань. - Это Андрей. Он такой же, как все. Послушный сын и преданный работник.

- Олег, перестань! - мама.

Я обернулся. Отвёл взгляд от отца и врага. И задохнулся от отвращения.

Яркие огромные образы сменяли друг друга на стенах храма, кружа в тошнотворном калейдоске.

Доктор Девидофф склонилась над серым телом, разложенным на столе - словно для четвертования. Она провела ладонью от паха трупа и до горла, открывая конверт плоти. Развернула кожу, раскрыла влажную мокрую плоть. Голова мертвеца упала в сторону. Моя голова. Мой острый подбородок, мои глаза, закатившиеся вверх. Образ лопнул красным и чёрным, и ошмётками плоти, словно рванула спрятанная в трупе бомба. Из алой пульсации проступили ряды голов с зашитыми глазами и ртами. Бесконечные полки колб, мумий, черепов, минеральных друзов и увеличительных стёкол.

Мама закашлялась и опустилась на одно колено. Лиана обняла её сзади, поддерживая. Маму рвало.

Лирнов расплылся в злой улыбке победителя.

- Нет. - Отец схватил меня за голову и развернул в сторону женщин. - Смотри, что ты наделал!

Мамино воздушное платье покрылось брызгами. Волосы свесились, пачкаясь, и пряча лицо. Её сотрясали спазмы, хотя, кажется, рвать было уже нечем.

Я схватил Лирнова за запястья, пытаясь освободиться. В спине вспыхнула жжением растянутая мышцы - отец готов свернуть мне шею, но не отпустить.

На стенах храма, словно в дурном фильме тянулись и тянулись вереницы мёртвых голов. Затем провалились назад, в тёмную бесконечность. Я обрадовался было, что сломал джаут и он прекратил считывать образы из моей головы.

Лиана, спроецированная на стену, была как настоящая. Только голая. Она стояла прямо, остановив на нас спокойный ореховый взгляд. Рыжие веснушки покрывали не только её лицо, но плечи, и грудь, и бедра. Словно кто-то брызнул краской на все её тело. Круги сосков, рёбра, выступающие под грудью, рыжие волосы в паху.