Похищенный

— Да, есть, — сказала она. — У нас есть сын, но он еще маленький.

Она снова наклонила молочник над чашкой. Эмма удивилась. Почему-то она решила, что если у Антонии и есть дети, то теперь они уже совсем взрослые. Или подростки, по крайней мере. Антония выглядела слишком ухоженной и холеной, чтобы быть матерью маленького ребенка. Хотя, возможно, у нее есть няня. Но прежде чем она успела спросить, где сейчас ребенок, Антония поставила кувшинчик на стол и кивнула в сторону Риччи.

— Судя по тому, что вы сказали, что живете вдвоем, отца этого молодого человека поблизости не наблюдается?

— Нет, — ответила Эмма. — Мы расстались еще до рождения малыша.

— А семья вам помогает?

— У меня нет семьи. Мои родители умерли.

— Понимаю, — сочувственно протянула Антония. — Одна-одинешенька в целом свете.

Эмма помешала кофе ложечкой.

— Думаю, что с деньгами у вас туговато, — продолжала Антония, разглядывая обвисший, весь в затяжках свитер Эммы и ее выцветшие джинсы. — Ради всего святого, как же вы справляетесь?

— Ничего, нам хватает.

— Но ведь такие условия никак нельзя назвать подходящими для ребенка, вам не кажется? Ни семейной поддержки, ни денег. Я бы сказала, что это несправедливо по отношению к нему.

Эмма ощутила тягостную неловкость. Ей не хотелось говорить на эту тему. Она наклонилась, собираясь расстегнуть ремешки на коляске Риччи. Он вздрогнул и скривился. Эмма знала, что силой вырывает его из сна и что он будет недоволен, но ей хотелось разбудить его, чтобы сын снова принадлежал только ей одной.

— Ш-ш… — принялась успокаивать она его, расстегивая ремешки. Но он вцепился в них ручонками, не давая освободить пряжки.

— Он устал, — заметила Антония. — Может быть, лучше оставить его в покое?

— Рич, посмотри. — Эмма сочла за лучшее повернуться к столу. — Хочешь булочку? — И, чтобы унять предательскую дрожь в руках, принялась крошить булку на тарелку.

Обернувшись, она увидела, что Антония достала Риччи из коляски и усадила к себе на колени.

Эмма настолько растерялась, что не нашлась что сказать.

— Вы не должны позволять ему есть много сладостей, — заявила Антония. Риччи восседал у нее на коленях и тер кулачками глаза. — Ты со мной согласен, молодой человек?

Сердце бухало и гулко билось у Эммы в груди. Никуда я с ними не поеду, подумала она. Мы сейчас же уйдем отсюда.

— Послушайте! — воскликнула вдруг Антония. — Ваша губа опять кровоточит.

Эмма поспешно поднесла руку ко рту. Нижняя губа горела. Она отняла пальцы и увидела, что кончики их окрасились красным.

— О господи! — Лицо Антонии стало озабоченным. — Боюсь, что гигиенических салфеток у меня не осталось.

Эмма вскочила со скамьи, чтобы взять салфетки со стойки. Но там их не было. Мужчина, стоявший за стойкой, тоже исчез — вероятно, через дверь рядом с холодильным агрегатом, украшенную разноцветными пластмассовыми бусами.

— Эй! — обратилась Эмма к бусам. — Вы меня слышите?

До нее донесся голос Антонии:

— Может быть, вон там вы найдете то, что нужно.

Эмма обернулась. Антония показывала на проход между стойкой и стеной. За ним начинался узкий коридор, который вел к коричневой двери с надписью «Туалет».

Не говоря ни слова, Эмма бросилась к проходу и быстро зашагала по коридору. Сейчас она найдет салфетки, сотрет с лица кровь, заберет Риччи и уйдет. Подойдя вплотную к коричневой двери, она оглянулась. Ей была видна передняя часть забегаловки, до самых входных дверей. Риччи сидел на коленях у Антонии и по-прежнему тер глаза. Но тут он увидел мать, и личико его просветлело. Он улыбнулся так, что у Эммы защемило сердце, и протянул к ней ручонки.

— Ма… — пролепетал он.

Она едва не вернулась назад, к нему. Нерешительно переступила с ноги на ногу у двери. Но лицо и руки у нее были перепачканы кровью, и если только туалет соответствовал остальной части кафе, то она прекрасно понимала, в каком состоянии он находится. Ей не хотелось вести сюда Риччи, особенно если этого можно избежать. В Антонии было нечто странное и даже неприятное — какое-то непонятное высокомерие и превосходство, которое совсем не нравилось Эмме, — но до сих пор она умело обращалась с Риччи, особенно в те несколько минут, что провела с ним наедине, когда они сошли с поезда. Так что в ее обществе Риччи ничего не грозило. Тем более что это всего лишь на несколько секунд…

Эмма улыбнулась сыну.

— Я быстро! — крикнула она.

Затем открыла дверь туалета и вошла внутрь.

В лицо ударила волна таких запахов, что она обрадовалась, что оставила Риччи в зале кафе. Туалет представлял собой небольшую комнатку без окон с крошечной растрескавшейся раковиной у стены. Вентилятор над ней не работал, он был забит комками чего-то черного. Какое отвратительное место! Эмма с радостью увела бы Риччи отсюда немедленно, даже если бы это означало, что с ужином придется изрядно подождать. Она взглянула на себя в зеркало над раковиной. Амальгама помутнела, и отражение расплывалось. Лицо ее гротескно кривилось, но все-таки она разглядела, что губа распухла и из нее сочилась кровь, перепачкавшая щеку и подбородок. Вид у Эммы был просто ужасный.

В металлической коробке она заметила большой рулон туалетной бумаги и протянула к нему руку, стараясь не смотреть на унитаз. Отмотав немножко бумаги, она оторвала ее. Скорее всего, рулон был грязным, но сейчас это ее не заботило. Намочив бумагу под тоненькой струйкой, бежавшей из крана, она принялась вытирать лицо. Вот так. Уже лучше. Она швырнула скомканный клочок бумаги в мусорную корзину под раковиной и оторвала новую полоску. Эту она приложила к губе, крепко прижав ее на несколько секунд, чтобы остановить кровотечение. Но когда она отняла бумагу, та прилипла к губе и оторвала кусочек кожи, отчего кровь потекла еще сильнее. Эмма нетерпеливо вздохнула. Понадобилось еще две полоски туалетной бумаги, прежде чем кровотечение наконец остановилось. Последний раз прикоснуться к подбородку и сполоснуть пальцы. Готово. Она не стала терять времени и искать, чем бы можно было вытереть руки.

Выйдя из туалета, Эмма была слишком занята тем, чтобы полной грудью вдохнуть свежего воздуха, так что прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла оценить происходящее. Она смотрела вдоль прохода, который вел в зал ресторанчика, — от двери было видно большую часть столиков. Она видела окно с выцветшей и отслаивающейся надписью красной краской «У мистера Бапа». Но возле него, там, где она ожидала увидеть Риччи с раскрасневшимся, заспанным личиком и Антонию со светлыми волосами, уложенными в модную прическу, никого не было. Там зиял провал. Столик у окна был пуст.

Беспокойство охватило Эмму не сразу. Они где-то поблизости. Она просто не видит их. Она прошла в зал и огляделась. В флуоресцентном свете ламп крышки столиков казались липкими и желтыми. Бородатый старик сидел с закрытыми глазами, как и раньше. За стойкой по-прежнему никого не было.

Растерявшись, Эмма замерла посреди зала. Что происходит? Случилось нечто такое, чего она пока не понимала. И тут до нее дошло. Они просто вышли наружу! Должно быть, приехал муж Антонии. Они накормили Риччи и снова усадили его в коляску. И сейчас наверняка ждут ее на улице.

Быстрым шагом она подошла к двери и распахнула ее. Обвела улицу взглядом, посмотрела сначала в один конец, потом в другой. По главной дороге сплошным потоком двигались автобусы и легковые автомобили. Некоторые магазины были еще открыты, и свет от рекламных вывесок блестел на мокром тротуаре. Из одной лавки доносилась громкая музыка, что-то незнакомое в восточном стиле. Повсюду взгляд Эммы натыкался на группы бородатых мужчин, некоторые из них носили круглые цветные шляпы и шапочки. И никаких следов женщины в отороченном мехом коротком пальто и с коляской!

В нескольких футах от нее начинался боковой переулок. Эмма бросилась туда и заглянула за угол. Ограждение вдоль тротуара, стоящие в ряд три автобуса. Многоквартирные дома, пивной бар.