Похищенный

На нее неожиданно навалилась невероятная усталость. Оживление, охватившее ее, ушло без следа. Это было нелепо. «Бержерак» может вообще ничего не значить. Или, наоборот, мог означать что угодно. Кличку собаки Антонии. Название духов. Каковы шансы, что одно-единственное услышанное слово может изменить ход расследования? С таким же успехом можно бросить монетку со скалы и надеяться, спустившись на пляж, найти ее в песке. У Эммы снова закружилась голова, стены и мебель пустились вокруг нее в пляс. Она надеялась, что Рейф не станет докучать ей и скоро уйдет.

Но он, похоже, уходить пока что не собирался.

— Вы ели сегодня что-нибудь? — внезапно спросил он.

Не дожидаясь ответа, он направился в кухню.

— Прошу прощения… — Эмма последовала за ним. — Прошу прощения, но что вы собираетесь делать?

Рейф открыл дверцу холодильника, и оттуда ударила сложная смесь запахов. На нижних полках теснились йогурты и баночки с детским питанием. На средней лежали два почерневших банана рядом с позеленевшими кусочками хлеба. На верхней стоял пластиковый контейнер с молоком. Его содержимое давно превратилось в желтую комковатую массу.

— Негусто тут у вас, — заметил Рейф и закрыл холодильник. — Вот что я вам скажу… — продолжал он. — Я сейчас сяду на велосипед, заеду в пару магазинов и куплю кое-что из продуктов. А когда вернусь, то приготовлю вам что-нибудь поесть.

— Можете не беспокоиться. — Эмма отрицательно покачала головой. — Я не голодна.

— Мне нетрудно, — настаивал Рейф. — Кроме того, мне нравится готовить. Где ваши ключи?

Эмма обхватила себя руками, плотнее закутавшись в наброшенный на плечи свитер, и повернулась к Рейфу.

— Я могу задать вам один вопрос? Чего именно вы добиваетесь? — полюбопытствовала она.

— Я хочу накормить вас. — В голосе Рейфа звучало удивление. — Судя по вашему виду, последний раз вы нормально ели неизвестно когда.

— А почему это вас беспокоит? — упорствовала Эмма. — Ведь вы меня совсем не знаете. Несколько дней назад вы даже не подозревали о моем существовании. Почему же вы продолжаете приходить сюда? — Она опасливо прищурилась. — Или вы надеетесь, что в знак благодарности я стану заниматься с вами сексом? Ищете дармовую подстилку? В этом все дело?

— Прошу прощения…

— Давайте-ка я вам расскажу, — перебила его Эмма, — кто я такая на самом деле. А потом посмотрим, останется ли у вас желание… приготовить мне обед.

Последние слова сопровождались злобной усмешкой. Она прекрасно понимала, на какого рода обед он рассчитывает. На лице Рейфа было потрясенное и обиженное выражение. Ну что же, тем лучше. Пора ему узнать, что она из себя представляет. И после этого она избавится от его присутствия. Он вылетит отсюда с такой же скоростью, как и все остальные.

— Пару недель назад, — начала Эмма, — еще до того как Риччи похитили, я пришла на прием к своему врачу и сказала ей, что ненавижу его.

— Вы что?

— Вы прекрасно меня слышите! Я сказала врачу, что ненавижу Риччи.

Рейф промолчал.

— Я сказала ей, что жалею о том, что он вообще появился на свет, — зло выпалила Эмма. Неужели и на это он ничего не ответит? — Я сказала ей, что надеюсь, что Риччи умрет.

Слово «умрет» оцарапало горло, как наждачная бумага. Оно не хотело слетать с ее губ. Несмотря на гнев и вызывающее поведение, Эмму передернуло от отвращения, которое она испытывала к самой себе. И снова она мысленно перенеслась в кабинет доктора Стэнфорд. Шипение газа в обогревателе. Запах ног. Риччи в свитерке со слоненком на груди рядом с ней в коляске. Он плачет и не может остановиться…

Эмма прижала руку к груди. Она не могла сделать вдох и задыхалась. В горле застрял комок, он рвался наружу и грозил разорвать ей гортань.

Она корчилась от боли и отвращения.

Достаточно. Хватит. Не говори ему больше ничего.

— Мой собственный сын… — сказала она грубым, напряженным, хриплым голосом, когда снова обрела способность говорить. — Вот какая я жалкая сука-психопатка! А вы, похоже, решили, что раз я попала в затруднительное положение, то можно прийти сюда когда вздумается, приготовить мне обед, и я упаду в ваши объятия, буду с вами трахаться, и никто ничего не узнает. Ведь именно для этого вы здесь, да? Иначе зачем так утруждаться ради человека, которого вы толком и не знаете?

Наконец-то она добилась своего! Рейф разозлился. Он расправил плечи, приподнял брови, взглянул налево, потом направо и со свистом втянул воздух. Рот его округлился. Казалось, вот-вот он гневно бросит: «Действительно, что я делаю в твоем обществе, ты, жалкая сука-психопатка?» — и выскочит из квартиры.

Но он этого не сказал. Выдохнув, он расслабился и выдержал паузу, прежде чем заговорить.

— Причина, по которой я нахожусь здесь, — негромко сказал он, — заключается в том, что мне небезразлично, что будет с Риччи. И другой причины нет. Я не знаю Риччи, я никогда его не видел, но я был там в тот день, когда его похитили. Я мог сделать что-нибудь. Я должен был сделать что-нибудь. Последние несколько дней я только об этом и думаю. И не могу простить себя за то, что не помешал случившемуся.

Голос его дрожал, лицо раскраснелось, руки были скрещены на груди.

— Теперь о том, что вы заявили врачу… Я не знаю, почему вы так сказали, но уверен, что в тот момент вы пребывали в чудовищном нервном напряжении. Под давлением обстоятельств люди часто говорят вещи, которых на самом деле не имеют в виду и о которых потом сожалеют.

У Эммы перехватило горло. Она не могла произнести ни слова.

— Если я кажусь вам назойливым, если вы хотите, чтобы я ушел и оставил вас в покое, просто скажите мне об этом, и больше я вас не побеспокою.

Головокружение снова вернулось, и еще сильнее прежнего. Эмма сделала неловкий шаг назад и почувствовала, как наткнулась на что-то. Раздался грохот, это столик ударился о стену. Телефон соскользнул с него, с глухим стуком приземлившись на ковре. Эмма беспомощно покачнулась.

— Я все время думаю о нем… — прошептала она, обхватив голову руками. — Я не могу отогнать от себя эти мысли. Мне кажется, я схожу с ума. Каждый раз, каждый раз, когда я делаю что-нибудь, ложусь в кровать, выпиваю стакан воды или чашку кофе, я думаю о том, как я могу заниматься такими обыденными вещами, как я могу чувствовать себя уютно, когда в эту самую минуту Риччи может страдать!

— Вы не должны так думать. Вы не можете знать…

— Его наказывают из-за меня! — выкрикнула Эмма сквозь слезы. — Я плохо заботилась о нем. Это был не просто несчастный случай. Этого не случилось бы ни с кем другим. Вы знаете, как я разговаривала с доктором Стэнфорд, слышали, что я сказала… слышали…

Она прижала кулаки к глазам, чтобы не разреветься окончательно.

Какой-то шорох рядом. Движение. Рейф присел на корточки, и его лицо оказалось прямо перед ней.

— Послушайте меня, — сказал он. — Вы найдете его. И вернете обратно.

— Прекратите утешать меня! — всхлипнула Эмма. — Это все бессмысленно. Никто не знает, где он и что с ним происходит. Вы не знаете этого. Не знаете!

— Вы сказали полиции, что вам показалось, будто Антония умеет обращаться с детьми, — сказал Рейф. — Вы сказали, что она знает, как держать малыша на руках. Как сажать его в детскую коляску. Мне думается, она похитила Риччи для себя, он был нужен ей. Не для того чтобы причинить ему вред, а чтобы вырастить как собственного сына.

— Вы не можете знать этого наверняка. Вы даже не знаете, действительно ли это она похитила его.

— Вы должны знать это. И вы должны так думать. С Риччи все будет в порядке.

Взгляд его необычных, отливающих золотом глаз встретился с ее глазами. Он был спокоен и тверд, этот взгляд. Если Рейф и лгал, то получалось это у него чертовски убедительно.

Рейф поднялся на ноги, подал Эмме руку и помог ей встать. А потом указал на ванную комнату.

— Я скоро вернусь, — сказал он.

Ключи торчали в замке двери. Он взял их и ушел.