Золотые ослы

– Если женщина замечает это состояние, то она смущается и может уйти?

– Если женщина замечает нечто подобное, то она воспринимает это как покушение на ее честь или как нечто нехорошее.

– Нехорошее? – удивился Хаха. – И все женщины так себя ведут?

– Не все… Воспитанные и интеллигентные ведут себя именно так. Иначе вести себя стыдно.

– Стыдно? Опять это слово… Что значит стыдно?

– Это ощущение дискомфорта, смущение. Ты не чувствовал ничего такого? Никакого неудобства?

– Нет. Когда она со мной заговорила, я что-то почувствовал. Но мне не было стыдно и не было неудобно. Мне было приятно. Очень приятно! Я не понимаю, почему мне должно быть стыдно, если мне хорошо и приятно?

– Потому что это не порядочно. Так не принято. Если у тебя что-то возникает подобное, то это нужно скрывать… Кроме того, есть правила морали и главные христианские заповеди: не убий, не укради, не прелюбодействуй…

– Что такое «не прелюбодействуй»?

– Это когда у тебя есть пара, есть женщина и ты не хранишь ей верность.

– Значит, когда у меня есть пара женщин, то это уже вот это самое… Прелюбодеяние… Но у меня нет пары женщин. У меня нет вообще пары.

– Зато у нее есть пара.

– Есть! Странно, я об этом не подумал… Как ты думаешь, Елена Львовна могла бы стать моей парой?

– Нет. У нее есть муж, Петр Петрович.

– Он есть, но он мне не конкурент… Она мне уделяет больше внимания, чем ему. Я ей нравлюсь.

– Если ты будешь за ней ухаживать и склонять ее к близости, это и будет прелюбодеяние. Это грех. За это может наказать Бог.

– Как он это сделает? Мне кажется, мы подходим друг другу…

– Не знаю, – рассердился Веня, понимая, что не может повернуть течение мыслей Хаха в правильном направлении. – Кроме того, за подобное на Руси мужикам-искусителям всегда били морду.

– Я смогу за себя постоять. Копытом, копытом… И мордой об забор.

– Тогда… – растерялся Веня. – Тогда тебя просто сдадут на мясо.

– Меня на мясо? Как это можно? Я же разумное существо…

– Ты осел. Упрямый осел, который не слушает, что ему говорят.

– Я не осел. Ослы травоядные. А я люблю мясо и хлеб. Я, конечно, ем цветы. Но в этом есть что-то сакральное, мистическое, тонкая связь с прошлым. Может быть, в этом заключается моя индивидуальность.

– Это также нехорошо, как издавать громкие неприличные звуки. Что ты себе иногда позволяешь.

Хаха замер и прислушался к себе. В животе у него заурчало.

– Это тоже неприличные звуки? – спросил он.

– Я о других звуках говорю.

– Вы с Гешей тоже это делаете. Я иногда улавливаю ваши вонючие шалости.

– Да, но ты акцентируешь на этом внимание. Ты делаешь это громко и как бы говоришь: «Вы слышите? У меня, кажется, неплохо это получается?» Культурные люди, если это и делают, то скрытно и отходят, чтобы не быть навязчивым со своими запахами. Насиловать других своей вонью неприлично и стыдно. Если это случается непреднамеренно, то люди обычно говорят «извините».

– Как жалко, что ты часто повторяешь – стыдно, стыдно… Мне это не нравится, – сказал Хаха и громко выпустил из себя воздух.

– Вот то, о чем я говорил. Ты должен контролировать себя. Почему ты не сделал это при Елене Львовне?

– При ней мне не хотелось, – откровенно сознался Хаха. – Я думаю, она бы меня поняла. Она бы не сказала мне, что я делаю стыдное. Потому что…

– Почему?

– Потому что я красивый…

– Красивый?.. Ты считаешь себя красивым?

– Да. Каждый красив настолько, насколько он себя таковым ощущает.

– Она простила бы тебя, потому что ты осел. Ослам обычно не делают замечания. Это бесполезно.

– Я не осел… Я меняюсь в лучшую сторону. Я становлюсь красивее и красивее… У меня даже череп меняется в лучшую сторону.

Веня посмотрел на осла и у него мурашки пошли по телу. Хаха действительно менялся.

– Теперь оставь меня… Мне нужно обо всем этом как следует подумать, – тихо бормотал Хаха.

Веня отошел от него и снова посмотрел внимательно. Его шерсть исчезала по всему телу. Тело менялось. Передние ноги уменьшились. Хвост отсыхал. Череп терял удлиненность.

– Я не хочу, чтобы женщины от меня уходили… – размышлял Хаха. – С этим нужно что-то делать. И, кажется, я знаю, что… Вениамин!.. Вениамин!..

– Что? – ответил Веня, собираясь уйти.

– Мне нужны штаны…

В этот момент Хаха снова издал громкий звук.

– Извините… Я, кажется, снова это сделал. Оно как-то само получилось. Это обычно происходит серией. И поэтому я лучше отойду… – сказал Хаха и отошел подальше от Вени.

Веня с трудом скрыл улыбку.

– Осел бы не извинился и не отошел… А я это сделал. Так как насчет штанов?

– Что-нибудь придумаем, – сказал Веня и сдержал смех. – Мне нужно идти.

– Оставляешь меня одного? – грустно и с досадой спросил Хаха.

– Да, – сказал Веня и взял в руки белый пакет. Ему показалось, что пакет изменил форму.

– Куда ты уносишь эту сумку? Это разве не мне?

– Нет, не тебе.

– Лучше бы ты оставил ее здесь…

– Почему я должен оставлять пакет здесь?

– Так будет лучше.

– Кому?

– Мне и всем остальным, – неопределенно сказал Хаха.

Вене некогда было с ним дискутировать. Он взял сумку и, держа ее перед собой пошел из слоновника.

Веня с сумкой в руках подошел к обезьяннику и остановился, наблюдая за Верой. Вера была в легком чуть прозрачном платье. На руках у нее сидела маленькая обезьянка. Вера кормила ее из ложечки.

– Ты с ней, как с дочкой… – улыбнулся Веня.

– Она такая умница, – сказала с улыбкой Вера. – Это наша Машенька. Ей всего несколько месяцев.

– Машенька? – удивился Веня и подумал: «Обезьянку назвали, как ма. Давние знакомые и подруги звали его мать Машей, Машенькой… И вот еще одна Маша».

Машенька сразу понравилась Вене.

– Тебя можно отвлечь? – спросил он у Веры.

– Сейчас, – ответила Вера и позвала. – Антонина Викторовна, возьмите Машу… Витамины и лекарства я ей уже дала…

Из служебного помещения вышла Антонина Викторовна, дородная пожилая женщина. Веня с ней поздоровался. Вера передала ей Машу.

– Пусть она побудет пока одна… Не пускайте ее к матери. Представляешь, – повернулась Вера к Вене. – Ее папа Джон рвался в клетку к ее матери Лиане. Мы его пустили. И он стал отгонять от матери Машу… Обошелся с ней слишком грубо. А она еще слабенькая…

– Вера, я поздравляю тебя с днем рождения. Желаю тебе счастья. И дарю тебе эту розу, как самое дорогое. Это цветок моей любви. Поливай его, ухаживай за ним. Думай, что это я сам в горшочке. Вот тебе открытка поставь ее рядом с цветком.

Веня все медлили, наконец, раскрыл в руках сумку и увидел обглоданный куст розы. Он не понимал, что произошло.

Они с Верой смотрели на объеденную розу и молчали. Вера взяла из его рук открытку и прочитала:

«Это цветок моей любви. Пусть он станет цветком нашей любви. Я вынул из себя сердце и закопал его в этом горшочке. И выросла эта роза. Теперь я дарю ее тебе. Посмотри как она прекрасна!

Веня».

– Это невыносимо, – сказал Веня. – Это была прекрасивая роза. Я знаю, кто это сделал. И сейчас пойду и… Я не знаю, что я с ним сделаю.

– Не нужно, Веня…

– Не уходи, пожалуйста, никуда. Дождись меня…

– Веня я тебя прошу, не нужно…

Веня вернулся в слоновник. Хаха, склонился над книгами и читал. Когда он вошел его зад как-то неуместно заерзал.

– Хаха!

– Да.

– Кто это сделал? – спросил Веня и показал обглоданную розу.

– Я… Я… Я…

– Эту розу я хотел подарить Вере.

– Ты же сказал, что это сюрприз… Сюрприз для меня.

– Сюрприз, но не для тебя. С чего ты взял, что для тебя?

– Я был уверен, что роза для меня.

– Почему ты был так уверен, что роза для тебя?

– Я просил тебе купить мне розы. И подумал, что ты купил их для меня. Потому что мне, чтобы стать человеком, нужно есть именно розы. Ты же не хотел бы лишить меня будущего?