Золотые ослы

– Эльвира, я хочу освежиться. Принеси мне кофе с мороженым.

– Хорошо, – послышалось в ответ.

– Грандиозно! Это грандиозно! – сказал Имелов. – Нам обязательно нужно войти к нему в доверие,

– Это нам как два пальца, – сказал Мудрило и лихо принялся откручивать пластмассовую пробку, которая не откручивалась.

– Не дергай. Дай я открою, – протянул руку за бутылью Пробивной, отхлебнув «кока-колы».

– Я сам! Мне это как два пальца… – пояснил Мудрило.

Он тряхнул бутылью и, поворачивая пробку, дернул за нее. Пробка отскочила и бутыль зафантанировала, поливая все вокруг квасом, работая словно огнетушитель на пожаре. Мудрило попытался закрыть горлышко пальцем, но струя, вырываясь с разных сторон, продолжала бить из-под пальца. Через считанные секунды все в кабинете вокруг Мудрилы имело плачевный вид. У Имелова квас капал с носа, стекал по щеке на костюм. Пробивному квас намочил грудь и забрызгал нижнюю часть лица. Мудриле досталось больше всех.

– Тьфу, – сплюнул квас с губ Имелов и стер каплю с кончика носа. – Наглядный пример квасного патриотизма? Нет, чтобы сок открыть. Так нет. Мудрило взялся за квас и явно перемудрил, – выдал каламбур Имелов и полез в карман за платком.

– Как два пальца, говоришь? – спросил Пробивной, вытирая со лба влагу.

– Только вы не ругайтесь, – сказал растерянно Мудрило. – У меня сегодня день рождения.

– Тогда с днем рождения тебя! – сказал Имелов с улыбкой экзекутора в благостном настроении, который еще не придумал казнь для провинившегося.

Сейчас настроение ему было испортить очень сложно. В дверь постучали и в кабинет с подносом вошла Эльвира.

– Альберт Геннадиевич, освежающее, как просили. Кофе с мороженым, – сказала она.

– Спасибо. Я уже освежился… – сказал Имелов, вытирая платком лицо. – Эльвик, через двадцать минут мне машину к подъезду. Я поеду на встречу. Я больше никого не задерживаю.

Он встал с кресла, подошел к стене и исчез за ней на глазах. В стене находилась замаскированная дверь в соседнюю комнату. Там у Имелова находились личные апартаменты. Альберт Геннадиевич переодевался в другой костюм и думал о директоре зоопарка. План действий сложился в его голове почти окончательно. Оставалось при личной встрече произвести должное впечатление на профессора. Хотя, если уж его помощников приняли в зоопарке за важных персон, то его гения торжества мысли и предприимчивости просто должны будут носить на руках по всему зоопарку, как рабы носят на носилках с балдахином своего султана.

Глава пятая

Веня и Вера

У каждого человека есть свои особые неподражаемые отношения с главным негасимым светильником земли. И у каждого может возникнуть мысль, что солнце светит именно для него. В этом заключается и некий эгоизм человека, как особи, и его законное право на исключительность. У Вени тоже были особые отношения со светилом. Весной солнце активно начинало будить его на работу. Рано утром оно в млечной дымке появлялось над пятиэтажками, озорно показывало красную макушку, словно ребенок, который играл в прятки. Затем поднималось выше, купаясь в легкой серовато-голубой дымке, зависало над домами и прятало одну щеку за двенадцатиэтажной башней. Через некоторое время показывало другую щеку с другой стороны двенадцатиэтажной башни и, поднимаясь еще выше, раскалялось до золотисто-белого цвета, переставало прятаться и открыто поливало комнату светом. Веня просыпался, когда солнце начинало светить в окно искоса, и в полусне уползал от него по подушке вверх или в сторону. Но солнце перемещалось за ним, находило и беспощадно поливало ярким светом, не давая спать. Веня отворачивался к стене, натягивал на голову одеяло. Но ему становилось жарко. Он откидывал в сторону одеяло и тогда солнце безжалостно поливало его светом, брызгаясь золотистыми лучами. Оно будто смеялось над ним. Веня сначала сердился, а потом беспомощно начинал улыбаться. В начале июня солнце начало его будить еще раньше. Он ворочался, сонный вставал, закрывал окно плотной шторой. Но солнце все равно светило в комнату, пробиваясь через плотный материал, просвещая нитяную структуру и делало занавеску тонкой на просвет.

В этот день ма поднялась раньше и сама зашторила окно, чтобы солнце его не будило раньше времени. Он слышал, как она гремела на кухне посудой и знал, что через некоторое время ма обязательно заглянет в комнату и скажет: «Веня, пора вставать, просыпайся…»

– Веня, пора… – послышалось рядом. – Завтрак готов.

– Угу… – сказал Веня, давая понять, что он контролирует ситуацию.

Ему было приятно лежать, сознавая, что тебя любят и о тебе заботятся, что завтрак готов и ма ждет его за столом на кухне. Сегодня после работы у него намечалось свидание с Верой, о которой Веня пока не говорил ма. Она ревновала его ко всем девушкам с одной стороны, не хотела никому отдавать, с другой стороны ей хотелось внуков. И эти два желания боролись в ней с переменным успехом каждого. Веня лишний раз не хотел ее волновать, потому что машина скорой помощи и так часто приезжала к их дому. И когда он видел ее у подъезда, сердце вздрагивало, сжималось и заставляло торопиться домой.

Ма приготовила ему блины, которые промасленные с растекшимся сливочным маслом стопочкой возвышались на тарелке. Сидела рядом в платочке и смотрела, как он ест блины с медом и запивает их чаем. Она несколько лет как вышла на пенсию по инвалидности.

– И что там ваш осел? – спросила она. – Говорит?

– Говорит. Как выпил зелья Ивана Ивановича, так и говорит. Хаха, просим, не выходи из слоновника. А он говорит, что его нельзя лишить свободы самовыражения и уходит есть цветы на центральную клумбу.

– Если мне немного выпить, может голова болеть не будет…

– Возможно, но не исключено, что вырастет хвост, – улыбнулся Веня.

– Иногда так болит, что я б наверно и на хвост согласилась бы иметь. Ходила бы и помахивала им.

Веня улыбнулся и кивнул.

– Посмотрим, что из этого всего получится… У меня сегодня после работы с Гешей одно дело. Так что я попозже приду, – сказал Веня и отвел глаза в сторону. Врать матери он никогда не умел. И чтобы ма не заметила его смущение продолжил. – Вчера, представляешь, первый инцидент произошел. Я увидел такую картину. Стоит парень упитанный такой и за обе щеки ест пирог. К нему сзади подходит Хаха, сует морду прямо к лицу и говорит: «Дай укусить!» Тот чуть не упал, рот открыл и сказать ничего не может. Хаха зубами забрал у него из рук пирог и стал есть.

– Может, он голодный?

– Наверняка. То мы с Гешей что-нибудь купим, то Вера из обезьянника что-то принесет, то от слонов что достанется, то посетители покормят.

Перед уходом ма сунула ему в руки пакет.

– Что это?

– Передай это от меня твоему Хаха, – сказала она. – Там хлеб и сыр.

Веня улыбнулся, прижался губами к мягкой щеке ма, которая символизировала тепло, заботу и все родное, что он оставлял дома.

– Забыла тебе сказать. Аркаша Вездесущев вчера вечером звонил. О вас спрашивал. Я его к нам в гости пригласила. Он сказал, некогда, работы много, закрутился.

– Всем некогда, – улыбнулся Веня. – Ладно… – махнул он рукой.

Ажурная легкость весны с прозрачностью молодой листвой проходила, уступая зрелости лета. Цвет листьев на деревьях стал сочнее. Их зелень сомкнулась, образовывая пышный непроницаемый природный декор, дающий густую тень. Веня поднял голову. Ма на балконе из-за листвы не было видно. Он пошел, огибая сквер перед домом к остановке. Ждать пришлось минут десять. Он почти верно все рассчитал. Когда подъехал очередной автобус, он увидел в дверях Гешу, который стоял на ступеньках и звал войти.

– Не… – засмеялся Веня – Погода хорошая. Лучше пешком прогуляемся…

Геша вышел.

До метро «Динамо» оставалось ехать две остановки. За двенадцать минут можно было дойти пешком переулками между домами. Между пышными кронами тополей они увидели на балконе ма. Она махала им рукой. Они тоже помахали ей и пошли к метро.