Не уклоняюсь!

По данным Главной военной прокуратуры, общая исправность вертолётного парка армейской авиации Северо-Кавказского военного округа составляла менее 50%, боевых вертолётов – 53%, 80% вертолётов летает с агрегатами, у которых истекли сроки эксплуатации. «Независимая газета», 3-е ноября, 1999-го года.

По официальным данным за период с 1999 по 2004 год в чрезвычайных происшествиях погибло 235 человек (из них 56 членов экипажа и 179 пассажиров). Количество небоевых потерь неизвестно. Потеряно 63 летательных аппарата (29 Ми-8; 23 Ми-24; 2 Ми-26; 6 Су-25 и 3 Су-24).

Цитата

«Самая большая беда – морально и физически устаревает техника. В бедственном положении полки, вооружённые истребителями Су-27, – низка исправность по двигателям и выносной коробке агрегатов. Их нужно закупать. По окончании нынешних событий это станет приоритетной задачей». Главком ВВС РФ Анатолий Корнуков. «НВО», 19-е ноября 2000-го года.

– Вот, для всяких комиссий вертолёты завсегда находят… А для своих – шиш… – привычно ворчал Мишка Губайдуллин, щуря на солнце раскосые глаза. – Что, неверно я говорю? Видал, какие у них вертолёты? Современные, новенькие. А у нас – что? Гробы с пропеллерами. Чудо, что, вообще, ещё летают… Ну, чего молчишь-то, Шибанов? Что, неверно я говорю?

Это привычка у Мишки была – в конце каждого утверждения переспрашивать: «Что, неверно я говорю?» Хотя и понятно, что говорит верно: кто бы спорить стал… Часто Шибанов поддерживал Мишку в его праведном гневе на начальство, но в этот день отчего-то не хотелось ни обличать никого, разворачивая незаживающие раны, ни спорить, ни вести разговоры в пользу бедных, от которых никому ни теплее, ни холоднее не станет…

Наступала весна, и Шибанов, как всегда остро, почувствовал её ещё на подступах. Весной родился он сам. Весной родился и старший сын его, Славка, в честь отца названный. И жена, Ксюша, тоже – весенняя. Такая, вот, весенняя семья. Дочурка, правда, запоздала немного: в первых числах июня появился на свет. Но тоже ведь весна почти!

Весну Сергей любил с самого детства, любил, когда таял снег, любил, когда небо становилось высоким, ярким, а по нему кружили птицы, любил, как от обморока зимнего пробуждалось всё и дышало полной грудью. Никогда и ни с чем не спутать особенный весенний дух, всё нутро вдруг наполняющий и толкающий тебя ввысь так, что кажется: были бы крылья – взлетел. Так бывает ещё, когда влюблён человек… Весна – великая любовь природы, толика которой каждому сердцу живому достаётся…

Даже в этих чужих, от родного севера бесконечно далёких краях весну не узнать нельзя. Здесь она, правда, приходит гораздо раньше. Тут и теперь уже солнце согревает, и под лучами его меньше всего хочется думать о том, что вокруг – война… И подольше бы обмануться этой мирной почти тишиной!

О том, что будет военным, Сергей знал ещё класса со второго и никак только не мог определиться, в какой род войск податься: в авиацию или во флот. О сухопутных он и не помышлял. Не тянула земля Шибанова, тесно и пресно было на ней. В равной степени влекли его две стихии: вода и небо. Две весенние стихии! В детстве по весне было у Сергея с приятелями два любимых развлечения: запуск воздушного змея и отправка самодельных кораблей в плавание по ручьям и речушкам. И разрывался Шибанов: и по морям ходить мечталось, капитаном дальнего плавания быть, и небеса бороздить, в самую вышину подняться, где стрижи кружат!

В шестнадцать лет Шибанов первый раз прыгнул с парашютом. И ни малейшего страха не было у него, а лишь восторг, разом его переполнивший. А всё-таки манило ещё и море…

Однако, сама судьба положила конец борьбе моря и неба в душе Сергея. Оказалось, что страдает он морской болезнью. Таким образом, решилось всё само собой, и Шибанов поступил в лётное училище.

В небе Сергей купался, как иные в океане. Небо – весна! Небо – любовь! В небо Шибанов был буквально влюблён. И только Ксюша, которой сделал он предложение на второй день знакомства, как авиационный налёт совершая, могла это первенство неба над всем прочим оспорить, не приземляя мужа, а всей душой поднимаясь за ним в его синюю бесконечность…

С развалом Союза пришли трудные времена. Топлива не было, самолёты месяцами не поднимались в небо, лётчики увольнялись. Шибанов, хоть майора только в минувшем году получил, а уж давно молодых учил, которых с каждым годом меньше приходило в авиацию… А и тех, что приходили, как учить? На чём учить? Когда топлива – нет? Объяснял на словах, жестами показывал, макеты сооружал… И схватывали ведь! И, дорвавшись до самолётов, взлетали! Если бы видели западные коллеги, как на лётном поле, где разваливаются самолёты, без топлива и ремонта стоящие, командир руками показывает подчинённым, как взлетать… Вот бы шок был у них! А ещё больший шок бы был, когда бы увидели, как после «тренировок» таких взлетают! Это наши только могут!

А всё-таки сказывался налёт этот мизерный. Учащались чрезвычайнее ситуации, неопытностью пилотов молодых вызванные. Иногда и трагедиями завершались… Гибли люди, гибла техника… Авиация гибла. Армия… Россия… Щемило сердце у майора Шибанова, а что поделаешь? По вечерам извозом подрабатывал, по выходным чужие машины чинил, чтобы семью содержать… В какой стране это видано?

А Ксюша, душа золотая, сколько времени терпела. Раз лишь осторожно, словно извиняясь, спросила:

– Серёжа, может, тебе… уволиться?

И то сказать: жене и детям в глаза смотреть стыдно – грош с копейкой в кармане не сходятся, квартиру так и не дало государство родное – вчетвером в однокомнатной жить приходится…

Из всего шибановского курса служить три человека остались. И уйти мог он с чистой совестью… Да и собрался даже однажды. Но вызвал к себе его генерал-майор Тарасов, под началом которого Сергей службу начинал:

– Что же, Серёжа, уходить собрался? Может, ещё подождёшь годик? Пойми, у нас ведь кадров почти не осталось… Кто молодёжь учить будет? Я понимаю: у тебя семья, и жить на что-то надо… Но ведь должен же кто-то служить! – и в этих словах последних столько боли прорвалось…

Генерал уже стар был. Два года оставалось ему до пенсии. Сам он за долгие годы службы ничего не нажил, гонора начальственного не было в нём ни капли. В части Тарасова не просто уважили и любили, но боготворили даже. Такие командиры – редкая удача для подчинённых.

Шибанов поднял голову. Генерал смотрел на него, сняв очки, испытующе, со смесью боли, просьбы, надежды и вины даже… Не приказывал Тарасов, не заклинал долгом и Родиной, но этого и не нужно было. Понял Сергей, что рассчитывает на него генерал, что не смеет он, Шибанов, подвести своего командира, обмануть его доверия, и ответил нарочито бодро:

– Это слухи, Виталий Михайлович. Я вовсе не собираюсь увольняться.

Просветлело лицо генерала, разгладилось:

– Значит, остаёшься? – уточнил.

– Так точно, товарищ генерал-майор!

Ничего не сказал Тарасов в ответ, поднялся, подошёл вплотную, по плечу похлопал, по-отечески…

И продолжилась шибановская служба. А по выходным – подработки: там обои поклеил, здесь машину починил, там телевизор отремонтировал. Всё умел Сергей. Золотые руки. Он и дома у себя почти всё собственными руками мастерил. Тем паче, так и дешевле. Мал был дом, а всё в нём родное, во всё душа вложена… А под окнами вишня да черёмуха цвела… А поодаль – сирень… Вот-вот, должны зацвести они… Шибанов и предложение Ксюше делать пришёл, сирени той наломав охапку. Какая она была тогда, Ксюша! Не красавица, а будто бы небо чистое в майский день – светлая! С той поры пятнадцать лет прошло… Она теперь уже не такая, конечно… Не проходят годы бесследно. А всё-таки нет её дороже, и не будет…

– Слушай, Шибанов, ты спустись с небес на землю-то! – голос Губайдуллина над самым ухом. – О чём задумался?

– Да ни о чём, Миха… Просто жить хочется! Вдруг почувствовал: дико хочется жить!