Страница 6 из 32
― Отлично, ― закатил глаза Драко. ― Не отвечай. Я слышал, как ты болтала без умолку, как обычно, отвлекая моих учеников.
От возмущения голос Гермионы вернулся.
― Я не болтала. Я заметила ученицу, прогуливающую занятия, и остановилась, чтобы сделать ей замечание.
― Без разницы, ― развернувшись, Драко захлопнул дверь у неё перед носом.
Всю дорогу до своей комнаты Гермиона кипела от злости: грубость и бестактность Драко взбесили её до потери речи. На себя она злилась настолько же сильно, как и на Драко. Она понятия не имела, как смогла возжелать такого ужасного человека. Почему её сердце изменило здравому смыслу? Почему она не могла увлечься кем-нибудь вроде… вроде Северуса Снейпа? В конце концов, у Гермионы с ним гораздо больше общего, чем с Драко. И неважно, что она ему не нравилась. По крайней мере, он интересовался женщинами.
Когда Гермиона упала на кровать вниз лицом, её гнев начал стихать. Матрас под ней слегка промялся, и, резко выдохнув, Гермиона успокоилась. Перевернувшись на спину, она слепо уставилась в потолок. Не обращая внимания на паутину на нём, Гермиона предалась унынию. Что же делать?
Герман Рейнджер был серьёзным соперником в борьбе за внимание Драко. У него было огромное преимущество: он был мужчиной, а Драко нравились мужчины. И это ещё не всё: она застала их целующимися. Ну… Гермиона их, конечно, не видела, но можно было догадаться, чем они занимались. Даже думать о том, что Драко крутит шашни с шестикурсником, было неприятно. Разве этому мальчику не около шестнадцати? Он даже не был совершеннолетним. Как Драко мог так поступить?
Гермиона подумывала доложить об этом, куда следует. Герман Рейнджер будет буквально очернён в глазах учеников и преподавателей. Его точно снимут с поста старосты факультета, а на седьмом курсе даже не станут рассматривать его кандидатуру на пост старосты школы. Его даже могут исключить. С глаз долой, из сердца вон, и слава Мерлину.
Но Драко… Драко тут же уволят. Профессор Макгонагалл, несмотря на то, что обожает Драко, таких непристойностей не потерпит. Ему даже не дадут уйти достойно или хотя бы самостоятельно подать в отставку. И никаких положительных рекомендаций. Его выгонят с позором, а о его ужасном поступке станет известно всем. И после стольких усилий, чтобы отмыться перед волшебным сообществом от клейма Пожирателя смерти, Драко втопчут в грязь настолько глубоко, что ему не останется ничего другого, кроме как покончить с собой.
И если он узнает, из-за кого всё началось, Гермионе придётся покончить с собой тоже.
И потом, если Драко уволят, то весь эффект от её доносов сведётся к нулю. Гермиона хотела донести об этом лишь затем, чтобы очернить Германа и, возможно, избавиться от него.
Она хлопнула себя по щекам. Нет, не стоит этого делать. Она не станет опускаться так низко и очернять чьё-то имя лишь затем, чтобы устранить конкурента в борьбе за любовь Драко. Сама эта идея была просто ужасной, а цель ― ещё ужаснее. С каких пор Гермиона стала такой коварной? Что с ней происходит из-за этой нелепой одержимости Драко? Он будто бы наложил на неё какое-то заклятие или заставил выпить какое-нибудь… приворотное зелье!
«Приворотное зелье?»
Гермиона медленно села, по её венам пробежал холодок от ужаса. Неужели Драко Малфой подлил ей приворотное зелье?
«Конечно нет!»
Нет, конечно нет. Амортенция лишает человека способности самостоятельно мыслить и действовать, а Гермиона полностью себя контролировала, как умственно, так и физически. Кроме того, она Драко даже не нравилась, это и дураку понятно. Когда женщина мужчине не нравится, он не станет тайно подливать ей в еду приворотное зелье, чтобы она начала за ним бегать. Он будет оскорблять её при любой возможности, будет полностью её игнорировать. А если вдруг решит взглянуть в её сторону, то обязательно убедится, что она увидит в его взгляде лишь ненависть к ней, что пылает в его сердце. Именно это Драко Малфой и делал. Так что нет, он не подливал ей Амортенцию или нечто подобное. Это странное влечение возникло само по себе.
«Ах, если бы Драко мог испытать подобное», ― в отчаянии подумала Гермиона. Если бы он мог ответить на её чувства.
«Но он может. Может, если ты воспользуешься приворотным зельем…»
Нет! Это уже слишком. Гермиона точно не станет подливать Драко Малфою приворотное зелье. Это пахло отчаянием похлеще, чем безрассудные поиски бессмертия Волан-де-Морта. Она не станет так поступать!
«Но это не приведёт к войне, не оборвёт жизни. По сути, это даже улучшит чью-то жизнь, например, твою… и его…»
А что делать, когда действие зелья закончится?
«Он настолько привыкнет любить тебя, что продолжит делать это, даже когда воздействие зелья сойдёт на нет…»
Гермиона не стала копать глубже, как следовало бы. Благодаря практичности и разумности, Гермионе была чужда импульсивность. Она была склонна к логичным и последовательным поступкам, всегда взвешивала все плюсы и минусы. Делать что-то, не подумав, было не в её характере, поэтому такая настойчивая тяга была для неё в новинку. Даже хорошо, что в её последующих действиях можно было обвинить её увлечение Драко Малфоем. В конце концов, любовь заставляет многих мужчин ― и женщин ― совершать очень, очень сумасшедшие поступки.
***
― Лаванда! ― воскликнула Гермиона, когда, тяжело дыша, вбежала в кабинет прорицаний. Бесконечные ступеньки заставили её задыхаться, и это было ещё одной причиной, по которой она ненавидела прорицания. ― Я… мне нужна твоя помощь.
Что за странное чувство дежавю? Почему ей кажется, что это уже было раньше?
Лаванда оторвалась от стопки пергаментов, которую просматривала. Положив перо в чернильницу, она вытерла салфеткой запачканные пальцы. Встав из-за стола, она подошла к Гермионе и обеспокоенно спросила:
― Гермиона, что случилось?
Лицо Гермионы тут же начало гореть. Слишком поздно она поняла, что если попросит помощи Лаванды в таком вопросе, то это лишь продемонстрирует её сумасшествие. Подумать только: умница Гермиона Грейнджер ищет способ сварить приворотное зелье ― что открыто презирала в школьные годы. Кроме всего прочего, она почувствовала себя ещё и лицемеркой.
Она открыла рот и тут же закрыла его со щелчком. Она не хотела, чтобы Лаванда узнала об этом: было слишком стыдно, но её помощь была нужна Гермионе. Ну, то есть, помощь Снейпа. Сварить Амортенцию было довольно легко, если речь шла о версии для школьницы. Но Гермионе нужно было мощное зелье длительного воздействия, которое бы раз и навсегда поразило сердце Драко, и она знала только одного человека, который был способен сварить его.
Гермиона было хотела сама попросить Снейпа, но тут же отбросила эту мысль. Скептицизм на его лице устыдил бы её так сильно, что ей пришлось бы стать затворницей на всю жизнь. А его ответ она и вовсе не желала слышать. Так что нет, Снейпа она просить ни о чём не будет. Да, Гермионе нужна была его помощь, но зачем говорить с ним самой, когда можно попросить об этом его возлюбленную, по совместительству являющуюся её лучшей подругой.
Лаванда открыла было рот, но Гермиона перебила её.
― Я… я хочу тебя спросить… попросить… ― она запнулась на мгновение, но всё же заставила себя продолжить: ― Я хочу попросить тебя поговорить со Снейпом, чтобы он сварил для меня немного Амортенции.
Лаванда подняла брови от удивления.
― Амортенция? Гермиона…
― Пожалуйста, Лаванда, просто попроси его, ― взмолилась Гермиона. ― Я уже сыта этим по горло. Может, если я получу хоть немного внимания в ответ, эта… эта болезнь пройдёт.
Лаванда нахмурилась, будто бы не веря в оправдания Гермионы, но, тем не менее, промолчала. Ей было жаль подругу, оказавшуюся в таком положении. Быть безответно влюблённой ужасно. Это одно из тех чувств, что проникают глубоко в сердце и не дают покоя разуму. Она сталкивалась с этим, когда была влюблена в Рона Уизли, который в то время встречался с Гермионой. Лаванда пережила ту же боль и понимала, что невозможно в таких обстоятельствах поступать разумно.