Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 32

Наконец, Драко объявился. Его щёки были слегка розовыми, а волосы были растрёпаны настолько, что могли бы соперничать с вечным «взрывом на макаронной фабрике», который был на голове у Гарри Поттера. Вслед за Драко зашёл высокий стройный шатен с шестого курса Гриффиндора. Он был ей знаком, ибо посещал её уроки истории магии и хорошо учился, но имени Гермиона почему-то вспомнить не смогла. Его лицо тоже было розоватым, а губы опухли и выглядели так, будто бы его только что…

Шестерёнки в мозгу Гермионы остановились. Она резко перевела взгляд на Драко, который что-то шептал упомянутому шестикурснику. Тот, кивнув своей кудрявой головой, с самодовольным видом присоединился к гриффиндорцам. Нет, не может быть. Её сердце не вынесет столько сюрпризов и неприятностей за неделю, поэтому просто не может быть. Не могла судьба настолько на неё ополчиться.

Драко одарил её холодным взглядом, его серебряные глаза были словно осколки льда. Его лицо всё ещё сохраняло розовый оттенок, а губы, при ближайшем рассмотрении, выглядели так, будто бы его только что…

Поцеловали!

― Грейнджер, ― резко сказал он, и Гермиона вздрогнула от неожиданности. ― Прекрати мечтать, и давай приступим. У меня нет времени на твою невнимательность ― есть дела и поважнее.

Шестой курс Слизерина захихикал, в то время как ученики остальных факультетов оживились, с интересом наблюдая за происходящим. Все были наслышаны о печально известной войне между Грейнджер и Малфоем. Эти двое постоянно перебрасывались оскорблениями, иногда даже забывая о том, что они преподаватели и должны вести себя подобающе.

«Дела поважнее? Или ученики поважнее?» ― возмутился разум Гермионы. Она искренне хотела чувствовать лишь праведное негодование, оттого что Драко Малфой предположительно состоял в своего рода сексуальных отношениях с учеником, что строго-настрого было запрещено в Хогвартсе. Но её сердце чувствовало правду. Оно знало, что Гермиона ревнует. Определённо.

Гермиона кивнула, чувствуя себя полностью выпотрошенной:

― Начнём?

Когда Драко кивнул, Гермиона не стала терять времени. Она тут же выхватила палочку и со всей злостью, со всей ревностью прокричала:

― Флипендо!

У Драко даже не было времени, чтобы выставить щит. Заклинание попало ему прямо в живот, со всей силы отбросив его прямо на доску. Девушки завизжали от волнения и ужаса, а парни разразились смехом. Когда Драко поднялся на ноги и смахнул прилипшую на одежду пыль, его глаза буквально светились гневом.

Естественно, после каждого произнесённого заклинания либо Драко, либо Гермиона должны были повернуться к ученикам и объяснить его назначение, возможные контратаки и показать правильные движения палочкой, необходимые для его вызова. Однако, всё пошло совсем не так. Гермиона ужасно ревновала Драко, а Драко был в ярости, что она победила ― и унизила ― его с первой же попытки. Это означало войну.

К радости шестикурсников, со всех сторон сыпались всевозможные проклятия. Но Драко не просто так преподавал защиту от тёмных искусств. Отталкивающее заклинание Гермионы оказалось единственным, достигшим цели. После него Драко изо всех сил пытался проклясть её чем-нибудь вдвойне неприятным.

Сквозь визги и крики учеников пробился голос, который оказался даже громче треска ломающихся парт и стульев:

― Прекратите, пока я не позвал директора!

Внутри Гермионы что-то щёлкнуло. Она в ужасе опустила палочку. Пасть так низко, позволить ярости, отчаянию и ревности завладеть собой ― за всё время, проведённое в Хогвартсе, она первый раз слышала, как кто-то угрожал ей позвать директора. Нет, они с мальчишками, конечно, не раз проказничали, но на то всегда были причины. По сути, это она всегда угрожала рассказать всё старшим.

Она повернулась, чтобы узнать, кто это выкрикнул, и обнаружила того же самого кудрявого шестикурсника, который сейчас сверлил их взглядом.

― Честно говоря, это такое ребячество, ― продолжил он поучающим тоном, который звучал до боли знакомо.

Гермиона обратила внимание, что Драко смягчился, расслабившись, и дружелюбно улыбнулся юноше:

― Ты прав, Герман.

Герман?

Гермиона подобралась, чтобы тоже внушить уважение.

― Да, мы с профессором Малфоем приносим извинения за своё ребячество. На следующем занятии мы постараемся вести себя прилично. Так что не нужно звать директора, Герман…





― Герман Рейнджер, профессор Грейнджер. Меня зовут Герман Рейнджер.

От ужаса у Гермионы Грейнджер в жилах застыла кровь.

========== Глава четвертая ==========

После того занятия Гермиона решила поближе присмотреться к Герману Рейнджеру. Её безмерно раздражало такое сильное сходство имён, и чем больше она наблюдала, тем сильнее злилась. По прошествии некоторого времени она узнала нечто, от чего кровь в её жилах могла и закипеть, и застыть одновременно. Гермиона отчаянно не хотела верить в это, но её разум отказывался скрывать правду. Это стало чистой воды откровением, и этого невозможно было ни избежать, ни отрицать.

Герман Рейнджер оказался её полной копией. Более популярной и уверенной в себе копией.

И это раздражало. Очень раздражало.

Во-первых, и это было очевидно, сходство имён. Во-вторых, он был гриффиндорцем. В-третьих, Герман был лучшим по всем предметам среди своих однокурсников ― по всем девятнадцати предметам, включая прорицания. В-четвёртых, ему выдали маховик времени. Он был единственным учеником после Гермионы, кто обладал такой привилегией. В-пятых, все учителя обожали его, даже Снейп, который зашёл так далеко, что похвалил Германа за успешно сваренное сложное зелье ― чего бы никогда не сделал по отношению к Гермионе. В-шестых, он был ходячей энциклопедией, но вместо того чтобы злиться, все считали, что это здорово. В-седьмых, все учителя единогласно избрали его на пост старосты факультета. И в-восьмых, и это было самое страшное, Герман был по уши влюблён в своего учителя по защите от темных искусств Драко Малфоя.

Какая боль! Ирония судьбы! Ужас! Что за несправедливость!

Гермиона понимала, что вряд ли кто-нибудь, кроме неё, знал о чувствах Германа. Она долго шпио… наблюдала за ним и обратила внимание, что в присутствии Драко тот светился, будто рождественская ель. Сидя за столом преподавателей в Большом зале, Гермиона замечала его голодные взгляды в сторону Драко. Подглядывая в кабинет защиты от тёмных искусств, она наблюдала, как Герман краснел от прикосновений Драко всякий раз, как тот помогал ему выучить правильные движения палочкой. Даже сейчас она могла видеть…

― Профессор Грейнджер?

Гермиона резко дёрнулась. Сердце пропустило удар, и она попятилась от двери, пойманная на горячем.

― Что такое? Почему ты не на уроке? ― требовательно спросила Гермиона, повернувшись к светловолосой четверокурснице, которая вопросительно смотрела на неё.

― Я не… ― начала было та, но Гермиона резко перебила её:

― Прогуливаем занятия, да, мисс?

Лицо девочки исказилось от ужаса.

― Нет! Я…

― О нет, никаких прогулов. Двадцать баллов с… ― Гермиона бросила взгляд на аккуратно завязанный галстук, ― Пуффендуя. А теперь ступай, пока я не сняла ещё десять. ― Со слезами на глазах четверокурсница с Пуффендуя поспешила дальше по коридору.

Гермиона тяжело вздохнула. Ей ужасно не нравилось своё поведение ― в неё будто Северус Снейп вселился. Зачем она накричала на девочку? Та даже не догадывалась о намерениях Гермионы, но такое поведение точно может вызвать подозрение. Как в воду опущенная, она уже было собралась вернуться к себе в комнату, как дверь в класс защиты от тёмных искусств распахнулась, и показался Драко Малфой. Увидев Гермиону, он нахмурился:

― Что ты здесь делаешь?

Гермиона застыла на месте, широко распахнув глаза, будто олень, ослеплённый автомобильными фарами. Воцарилось молчание.

― Ответь мне, Грейнджер, ― Драко нахмурился ещё сильнее. ― Что ты делаешь возле моего кабинета?

Губы Гермионы двигались, но мозг отказывался выдавать что-нибудь, что можно было бы произнести вслух. Драко Малфой уже давно даже не смотрел в её сторону, а сейчас он с ней разговаривал. Это была отличная возможность поглазеть на него… и она ей воспользовалась. В глубине души она понимала, что ей должно быть стыдно. Что-то внутри неё ругалось, что она ведёт себя, как смешная тринадцатилетняя влюблённая девочка, а не рассудительная, уверенная в себе двадцатитрёхлетняя женщина, какой она была на самом деле.