Братство Креста

Но свежая мутация этим не ограничивалась. Минуту Коваль тупо глядел на хвост ближайшего теленка, недоумевая, что же ему так сильно напоминает этот кожаный мешочек вместо кисточки на конце. Затем он подманил теленка и, невзирая на предостерегающие вопли аборигена, развязал тесемки.

Итак, подытожил Коваль, местный рогатый скот обзаводится ядовитыми шипами на хвостах, вроде карельских летунов. Собаки покрываются панцирем, крысы роют ходы, как кроты. И все эти перемены происходят с тех пор, как в окрестностях города поселились Железные птицы. А питерские жители, стало быть, тешатся мыслью о том, что мир успокоился…

Успокоился, да как видно, не везде. Ходили слухи, что и за Уралом появляются новые виды. Качальщики, те тоже подливали масла в огонь. Но лесные колдуны занимались направленными мутациями; крылатые змеи, тигры и прочая искусственная нечисть не имела потомства, поколения этих животных считались условно.

Здесь, за песчаной стеной, в самом центре Мертвых земель, мир продолжал изменяться. Наверное, именно это имел в виду друг и наставник губернатора Бердер. Тот говорил, что русские Хранители научились уничтожать Слабые метки, и это хорошо. Но никто не знает, что происходит на территории, где Звенящий узел сработал в полную силу. Ибо те Звенящие узлы, что взорвались в первые годы после Большой смерти, оставили после себя либо языки Вечных пожарищ, либо километры Желтых болот. Они взорвались, и теперь остается уповать на то, что мать-земля залижет свои раны. В лучшем случае, можно посадить вдоль пожарища сотню-другую деревьев. Или пустить в реку головастиков. Даже Хранители, сами плоды мутаций, были бессильны спасти Мертвые земли.

Но страшнее, говорил Бердер, не та Мертвая земля, что осталась после пожарища. Ходят слухи, что за песчаной стеной лежат Мертвые земли, которые не желают успокаиваться.

«Как это, — удивился тогда Артур. — Постоянные землетрясения, или вулканы бьют?» «Может, и землетрясения, — пожал плечами наставник. — Но дело не в земле. Дело в том, что там всё продолжает изменяться и никак не может успокоиться. К той гадости, что живет в наших болотах, люди давно притерпелись, лупцуют ее потихоньку, глядишь, и сведут на нет. Взять тех же самых булей, для примера. Лет двадцать назад никому проходу не давали, среди бела дня на людей кидались, а теперь, где они? Грызут потихоньку лягушек в камышах. Передохли бы всё давно, если бы хитрый питерский губернатор лично не подкармливал… Неужели непонятно, что раз не успокаиваются твари, значит, меняется и человек? Только он меняется медленнее: мы помрем и не заметим, а лет через пятьдесят попрет такое, что не остановишь, никакой ворожбой». «Что же делать?» — испугался Коваль. «А что тут сделаешь, — пожал плечами учитель. — Качальщики уже давненько собираются. Думают да гадают, да к Хранительнице Книги наведываются. Всё ищут, спрашивают себя, всё ли правильно по Книге понимают, какие еще толкования можно применить. Потому как, есть одно подозрение…» — Тут Бердер замолчал, словно решил, что сболтнул лишнего, такого, что не стоит обсуждать даже с лучшим Клинком, другом и губернатором. А может быть, Бердер только сделал вид, что сомневается. Он ведь хитрющий стратег… «Такое вот подозрение, — промямлил Бердер, — что тут замешана не только древняя грязь. Будто кто-то… Ты когда полетишь, держи ухо востро, ладно?» И больше ничего не сказал, ловко так сменил тему.

…Губернатор очнулся от забытья. Беззубые собаки, ядовитые коровы… И с козами, наверняка, не всё ладно…

— Не только древняя грязь, — неслышно повторил Артур, отмывая руки после знакомства с телячьим хвостом.

Не обращая внимания на мольбы Станислава, он подошел к трем старичкам на завалинке. Старички выглядели так, словно дошли с императором до Москвы и обратно. У одного не хватало верхней губы, наполовину заросло веко, а вместо пальцев имелось подобие сросшейся клешни.

Второй дед был дауном. Он гордо носил расшитую серебром дырявую мантию, а больную щеку подвязал шелковым шарфиком. С его одутловатого лица капали одновременно слюни, сопли и слезы. В немытых пальцах он мял хлебную горбушку. Артур обратил внимание на аккуратно зашитый рукав.

«Кто-то ухаживает… — машинально отметил губернатор. — Любящее потомство. Интересно, кого же они нарожали?» Третий дедушка, тот самый, что пытался уберечь Коваля от собак, казался самым разумным. К числу явных недостатков можно было отнести пятнистую кожу, — видимо, следствие перенесенного лишая, сросшиеся с головой ушные раковины и не заросший на макушке родничок. Дед прикрывал голову бравой треуголкой с воткнутыми сверху перьями Железной птицы, но периодически снимал ее, чтобы поймать вошь.

— Клаус, спроси его, как проходит болезнь?

— Он говорит, что болезней много, но черную язву наслали ведьмы и колдуны, живущие особняком за старым кладбищем. Сначала всё болит — всё тело. И жар, страшный жар. Потом опухает лицо и живот, язык не помещается во рту. Проходят два дня — и на шее, в подмышках появляются камни, что ли…

— Можно не продолжать, — хмуро кивнул Коваль. — И кто придумал, что чуму наслали ведьмы?

— Его преосвященство благословил генерала Аваля на святое дело, на аресты мерзких пособников дьявола! — из беззубого рта полетели брызги слюны, так что гости невольно отпрянули. — Уже поймали многих, доберутся и до тех, кто насылал порчу… А ты, я тебя видел, — вдруг захихикал он, наставив кривой палец в грудь пивовару. — Ты один из тех, кто приходит через Ползущие горы, верно? Вы все там тоже колдуны… Ха-ха! Никто не может пройти через лес Когтей и горы, кроме колдунов. Может, ты тоже пришел, чтобы заразить коров моего сына или наслать на нас черную язву? Вот я скажу жандармам, они живо посадят тебя на кол или вздернут!

— Пойдемте, герр Кузнец, — в отчаянии сплюнул Клаус. — Вот поэтому мой отец не любит ходить в город. Он имеет дело только с торговцами из корабля.

— Из какого корабля?

Артур захлопнул за собой люк, а с улицы всё неслись проклятия старика.

— Корабль, его принесла волна, — засмеялся пивовар. — Да вы увидите, там много кораблей.