Страница 30 из 36
Наоми, Чукка и Ниа приготовляли все необходимое к торжественному столу: расставляли посуду, бокалы, бутылки с вином; раскладывали на желтые листья, вместо тарелочек, отборные груши, яблоки, виноград, конфеты, орехи, пряники, сласти.
Закуска и обед стояли рядом на особом возвышении, где белели и тарелки.
Костер доканчивал приготовление обеда под наблюдением Чукки, празднично ярко одетой, как и Наоми, и Ниа.
Высокий, безоблачный тихий день подходил к вечеру.
Мужчины и лэди Старт сидели на берегу реки, где на песчаной, широкой, гладкой от воды, отмели стоял весь металлический аэроплан, сияя серебром на солнце.
Около аэроплана, на реке, стояла моторная лодка.
Россыпным золотом осени светились берега, легкие и нежные от оранжевой тишины.
Будто снопы пламени вырывались из гущи леса пунцовые осины и рябины.
По течению реки плыли желтые листья.
Дикие гуси и утки стаями носились над рекой, пугливо разглядывая гигантскую блистающую птицу, с распростертыми крыльями.
Пугливо перекликались пролетающие кулики.
Издали, высоко на золотой горе, виднелась землянка, над которой был поднят розовый флаг, сшитый из оставшихся обрезков платья Наоми, что ушло на рубашку Хорту.
Нарядные гости курили и смотрели на землянку, готовившуюся осиротеть.
Хорта с ними не было: он ушел на несколько минут на Черное озеро, чтобы, вероятно, еще раз убедиться, что его рыбацкая лодка, перетащенная сюда, стоит на месте, около плотиков, в полном порядке, скрытая в кустах, окаймивших озеро.
В предвечерней тишине звонко грохнули два сигнальных выстрела — это стреляла Наоми, приглашая всех к столу.
Через минуту гости шумно окружили торжественный стол на поляне.
Над серединой стола была воткнута рябина с коралловыми ягодами, а на ветке висела Цунта.
Появление Хорта было встречено аплодисментами, выстрелами и откупориванием бутылок.
Все кричали:
— Качать Хорта, качать! Браво, Хорт!
И когда откачали виновника торжества, Хорт, весь сияющий в розовой шелковой рубашке, с нашитыми золотыми, серебряными украшениями и записочками, позванивая серебряными бубенчиками от движений, взял за руку Наоми и заявил:
— Друзья, вы, конечно, догадываетесь… Наше сегодняшнее торжество устроено по случаю того, что я осчастливлен согласием Наоми выйти за меня замуж. Отныне я — жених своей невесты Наоми. Мы обручены!
Хорт горячо поцеловал Наоми, которая тоже была одета в розовое кружевное платье, расшитое тоже украшениями.
Все бросились поздравлять.
Наоми ответила:
— Милые гости, моему счастью нет берегов, нет пределов, как нет таких человеческих сил, чтобы словами раскрыть мою душу, похожую на волшебный сад роскошных радостей. И все эти радости жизни дал мне любимый жених, мой розовый, юный Хорт.
Наоми крепко расцеловала жениха.
Цунта звонко, дивно пропела 5 часов.
Все шумно хлопали в ладоши, закусывали, выпивали, чокались, перекидываясь в перекрестном огне приветствиями, фразами.
— Милый Джек, ты снова с нами. Здесь.
— Нью-Йорк и землянка. Ххо-хо!
— Ниа, за твое королевство экранов.
— Чорт Джек…
— Обезьяна Рэй-Шуа…
— Дай твою морду, я лизну ее.
— Хорт, смотри: Старт тянется к тебе.
— Чукка, подвинь мне блюдо с утками.
— Мерси.
— Ниа, Джек, вы помните Австралию?
— Эта река походит на Мурумбиджи.
— Наоми, Хорт, за ваше вообще…
— Смотрите: стая уток над нами.
— Рэй-Шуа, стреляй.
— К чорту уток, я среди гусей.
— Диана пиль, пиль.
— За детство мира. За розовую рубашку.
— За серебряные бубенчики.
— За малиновый звон юности.
— Цвети, вторая жизнь.
— Лей полнее.
— Джек, ешь сигиру.
— Оль райт!
— За рябину и Цунту над столом.
— Гори, сияй, наш юношеский пир.
— Хорт, ты великолепный жених.
— Еще бы.
— Ого.
— Жизнью бей в жизнь.
— Хорт, что-нибудь крикни уткам над головой.
— Скорее, вот они.
— Эй вы, утки и селезни, вытянутые головы на юг, пользуйтесь случаем, что охотники распьянствовались и руки их потеряли твердость. Наш удар в другом. Вся наша стая слетелась сегодня к торжественному столу, чтобы отпраздновать счастье юности, озарившее нас пришествием новорожденного мира, новоявленной жизни. Смотрите: здесь — в отчаянной глуши севера стоят на реке аэроплан и моторная лодка, а здесь — на поляне — белая скатерть с явствами и редкими винами и кругом — нарядные, большие, пышные люди из вилл и небоскребов. Здесь всюду разбросаны иллюстрированные журналы и книги. Смотрите: в какую розовую рубашку с бубенчиками и записочками нарядила судьба меня и мою невесту, Наоми. О, Хорт, Хорт. Кто теперь узнает тебя, такого неслыханного счастливца — юношу среди всего этого превосходного пира. Воистину — начинается мир, если Хорт, новый, второй Хорт обвеян торжеством происходящего. Жизнь есть жизнь. И я безгранично признателен друзьям и себе, что судьба изменила путь уединения, что я кончаю минуты так, как кончаю. Все — к совершенному. Я рад, что соединил землянку с Нью-Йорком. И теперь спокойно, весело, даже задорно уступаю жизнь старому Хорту. Солнце идет к закату. Цунта досчитывает минуты — их осталось не более восьмидесяти от десяти лет. Я сдержу железное слово и отправлюсь путешествовать, по дороге позванивая бубенчиками и читая записочки друзей детства. Воображаю, какие комплименты там написаны… Вот о чем я сообщаю вам вслед, улетевшие утки. А теперь желаю, чтобы гости меня повыше подбросили. Ну.
— Качать, качать, качать…
Все бросились качать Хорта с криками:
— Выше, выше!
— Еще выше!
— Держи, лови, ну, вот.
— Еще да ррраз!
— К уткам, в небо, ррраз!
— Опп-ля. Рррраз!..
— Ловчей. Ну, ну.
— Да ввыше, ух!
— Вот его, вот, вот! Опп-ля! Ррраз!
Хорт летал, размахивая руками, как бы хватаясь за небо.
Потом качали Наоми.
Ниа спела свою индусскую песенку о маленьком слоне, который был ее другом первых лет.
Джек Питч сплясал по-мексикански.
Диана лаяла на Питча, прыгая на плясуна.
Старты забыли о своей солидности и искренно ребячились с Дианой и Рэй-Шуа, который бегал на четвереньках и чесался, изображая обезьяну.
Хорт хохотал над разошедшейся обезьяной:
— А ну, почеши животик.
Наоми дразнила Рэй-Шуа, подсовывая ему журнал с его портретом:
— Смотри, как эта обезьяна походит на тебя. Только гораздо умнее — она пишет романы.
Рэй-Шуа выхватывал журнал, пробовал его на вкус и плевался.
Чукка поглядывала на Цунту.
Минуты стремглав неумолимо летели.
Сроки приближались…
Тревожно в стороне гоготали гуси.
Солнце светило холодным блеском лезвия, напоминая застывший взмах ножа.
Розовый флаг над землянкой опустился в закатном безветрии.
Высокая берлога смотрела покинуто.
Все считали секунды…
И только один Хорт был совершенно беспечен: он возился с Дианой.
Цунта пропела 6 часов.
Все вздрогнули.
Хорт вскочил, крикнул:
— Чукка, принеси мне приготовленное к отходу поезда.
Чукка принесла стакан холодного коньяку, лимон в сахаре и сигару.
— Эй, Старт, Рэй-Шуа, — твердо сказал Хорт, — вы, надеюсь, помните наше условие. Пью за жизнь до конца. В моем распоряжении 30 минут. Ровно. Пятнадцать из них я отдаю вам, а пятнадцать оставляю себе. Предупреждаю: пусть не перестанут светить улыбки. Я уезжаю счастливейшим. Ниа, спой индусскую песенку, а я выпью. Эй, Наоми, Чукка, пусть ваши глаза не оставят памяти печали.
Ниа запела.
Хорт выпил стакан, съел кусок лимона, закурил сигару.
— Ну, Рэй-Шуа, закурим.
— Закурим. Да… — тихо, просто, как всегда произнес Рэй-Шуа, — Старт, Джек, закурим.
Мужчины закурили.
Хорт подошел к Стартам.
— Ну вот… Я несказанно буду рад, если Наоми и вы, где-то там далеко иногда вспомните о своем директоре, немного нелепом… Спасибо за все, — главное — за легенду мою, Наоми. До свидания… Я тороплюсь.