Небо слишком высоко

Милена молчала, зная, что все, о чем говорит сын, чистая правда. То, что Делберт схватил на «борту номер один» какую-то официантку за грудь, ускользнуло от ее внимания, однако она слышала те ужасные пошлости и сальности, которые муж отпускал в адрес молчавшей и не смевшей возразить ему молодой агентши, явно не знавшей, как вести себя в подобной кошмарной ситуации, когда к тебе пристает сам президент США.

– Я поговорю с Грэгом, пусть допускает до охраны Делберта только мужчин… – залепетала Милена, а сын заявил:

– Мамочка, не в этом же дело! Не в этом! И ты прекрасно это сама понимаешь. Я не могу уже терпеть, как он постоянно тебя обижает. Как он пренебрегает тобой. Как он унижает тебя. Как он…

Милена обняла сына и прошептала:

– Мой мальчик, мне очень жаль, что ты оказался замешанным в наши с Делбертом проблемы.

– Мама! Проблема даже не в том, как Делберт ведет себя с тобой и другими женщинами. И даже не в том, какую кошмарную политику он проводит. Ведь мое предложение обвинить Старую Ведьму в связях с Москвой было чистой воды сарказмом. Однако Делберт принял это за чистую монету. Как и все эти абсолютные нули, подхалимы и карьеристы, которые его окружают. Они тотчас ухватились за эту идею, которая в итоге может стоить Делберту президентства. Впрочем, тогда наша страна будет избавлена от худшего в ее истории правителя…

– Не говори так, прошу тебя! – произнесла в ужасе Милена, а Тициан, усмехнувшись, ответил:

– Но ведь это так? Думаешь, я не читаю проклинаемую Делбертом либеральную прессу и не соглашаюсь с тем беспощадным правдивым анализом, которому они подвергают его так называемую смехотворную политику? И проблема не во всем этом, как я тебе уже говорил. Проблемой является сам Делберт! И меня не удивит, если рано или поздно кто-то решит эту проблему устранить…

Милена взглянула на себя в зеркало и ужаснулась – если ее увидят в таком виде, то пиши пропало. Она взяла себя в руки и произнесла:

– Как бы то ни было, мой мальчик, но он – твой отец…

– Может, нет? – с надеждой спросил Тициан, смотря на мать. А затем, смутившись, произнес: – Извини, мамочка, но ты уверена, что…

Милена поцеловала подростка в лоб и, рукой начесывая волосы на лицо так, чтобы скрыть следы слез, проговорила:

– Ты забываешься, мой дорогой. Это не тот вопрос, который сын, даже такой умный, как ты, может задавать своей матери, даже такой глупой, как я!

Тициан, еще больше смущаясь, пробормотал:

– Мамочка, я не хотел… Просто… Просто это было бы важно в случае, например, вашего развода. Тогда бы у него не было права требовать единоличной опеки надо мной, потому что он не является моим биологическим отцом. А то, что родила меня ты, сомнению не подлежит.

Недовольная своим отражением Милена вздохнула, открыла сумочку, вытащила солнцезащитные очки, надела их, а потом извлекла из одного из отделений тонкий шелковый платок. Элегантным жестом обвернув его вокруг головы, она осталась более или менее довольной и сочла, что крайне похожа на Жаклин эпохи ранних семидесятых.

– Мой дорогой мальчик, это не то, о чем матери обычно говорят со своими пятнадцатилетними сыновьями…

– Но не все матери пятнадцатилетних сыновей замужем за такими людьми, как Делберт! – заявил Тициан.

В этом сын был, безусловно, прав. Но, как ни крути, не могли же все быть замужем за 54-м президентом США.

– Мамочка, ты у меня такая красивая, – застенчиво произнес Тициан. – И далеко не глупая! Поверь мне, Злата на самом деле глупее тебя, просто она хитрая. И замужем за Джереми, который готов ради достижения своих целей идти по трупам. А его цель – определять политику США, а со временем, кто знает, и всего мира, не занимая никакой выборной должности. И это у него, надо признать, неплохо получается уже сейчас.

Нажав кнопку и снова приведя лифт в движение (долго оставаться в застрявшей между этажами кабине было недальновидно и, более того, крайне опасно: в «Зимнем Белом доме» у всех стен, в том числе и стен лифта, имелись уши), Милена произнесла:

– Мальчик мой, я тебя прошу – не иди на конфронтацию с отцом. Да, он твой отец, хочется тебе этого или нет. И он мой муж!

Двери лифта распахнулись, выпуская на этаж, на котором находились апартаменты Милены и ее сына. Делберт же обитал в противоположном крыле псевдофранцузского замка.

– Мамочка, ты так и не ответила на мой вопрос – счастлива ли ты? – произнес Тициан, и в этот момент около кабины лифта возникла одна из горничных – конечно же, молодая, конечно же, с большой грудью, конечно же, темнокожая. Делберт установил критерии отбора прислуги в свое флоридское поместье.

– Добрый день, мэм! Добрый день, мистер Грамп! – произнесла она, приветствуя их.

Милена машинально поправила очки и с досадой отметила, что свой последний вопрос Тициан задал громко и, что ужаснее всего, на английском. И что горничная наверняка его услышала.

– Добрый день! – произнесла Милена, не утруждая себя тем, чтобы вспомнить, как зовут эту особу. Вместе с сыном она прошествовала мимо замершей около лифта и явно что-то выжидавшей служанки. Показалось ли ей – или на губах этой особы застыла тонкая понимающая ухмылка?

Милена знала, что и в «Зимнем Белом доме», и в настоящем Белом доме в Вашингтоне сотрудники и прислуга считали ее гордячкой и снобом. И это только потому, что она никогда не звала никого из них по имени и не вела с ними ненужных разговоров.

Нет, никакой гордячкой или снобом она не была, просто она боялась вступать в какие бы то ни было отношения с абсолютно чужими людьми – кто сказал, что она должна вообще чирикать с этими личностями, половина из которых доносила обо всем ее мужу, а другая половина сплавляла пикантные подробности из жизни президентской четы оппозиционным либеральным СМИ?

Вот и сейчас, похоже, горничная услышала то, что для ее ушей не предназначалось.

Милена проводила сына в его комнату и, удостоверившись, что за дверью никто не маячит, произнесла по-герцословацки:

– Прошу тебя, не перечь отцу. И не говори о том, что проблема – он сам.

Падая на большую софу и вытаскивая из-под нее очередной номер комиксов, Тициан проговорил:

– Мамочка, но ты же сама знаешь, что он и есть проблема. Но любую проблему можно устранить. – А потом, взглянув на нее, добавил: – Поэтому повторяю в третий раз, мамочка, ты с ним счастлива?

Милена никогда не пыталась анализировать свои отношения с Делбертом с точки зрения того, счастлива ли она с ним или нет. Когда она вышла за него, он был миллиардером, владельцем строительной империи. И даже если она его не любила (а надо признать, она его не любила), было бы – если использовать любимое словечко Делберта – сущим идиотизмом отвергнуть его предложение о замужестве.

Теперь же он являлся президентом США, одним из самых могущественных лидеров в мире.

Какое отношение имел к этому вопрос о личном счастье жены президента?

– Забудь об этом! – произнесла она, а Тициан, кладя ноги к ярких кроссовках на софу, подытожил:

– Следовательно, нет. Что же, мне это важно знать для дальнейших шагов.

Милена вздрогнула. Она желала узнать, что имеет в виду сын, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату Тициана вошел отец-президент. За ним семенил прибывший другим самолетом пресс-секретарь Белого дома Стивен Маккиннон, толстяк со свиными глазками.

– Сын! Я рассказал Стивену о твоей гениальной идее обвинить Старую Ведьму в связях с кремлинами. Он с тобой поговорит, чтобы разработать стратегию…

В комнату заглянула и Лоретта, заявившая:

– Но Делберт, вообще-то, это моя прерогатива заниматься пиаром.

Стивен, выпятив в подражание шефу нижнюю губу, сказал:

– Ничего, Лоретта, была твоя, стала моя! Мы с Тицианом отлично друг друга понимаем. Так ведь, приятель?

Стивен выставил ладонь, явно ожидая, что Тициан ударит по ней, однако подросток, листавший комиксы, и не подумал это сделать. Пухлая рука Стивена повисла в воздухе, а Лоретта, цокая каблуками и выставляя напоказ все изгибы своего роскошного тела, облаченного в алый шелк платья, подошла к софе и опустилась на подлокотник. Ее когтистая рука хищницы легла на макушку Тициана.