Страница 21 из 21
Концепция постоянства объекта Анны Фрейд по акцентам и временным координатам близка к идее Спитца о постоянстве либидного объекта, – в первой, как и во второй, подчеркивается либидный вклад. Анна Фрейд пишет: «Говоря о постоянстве объекта, мы имеем в виду способность ребенка сохранять объектный катексис независимо от фрустрации или удовлетворения. Пока постоянство объекта не установлено, ребенок декатексируется от неудовлетворительного или не удовлетворяющего объекта... Новый поворот к объекту происходит, когда вновь появляется желание или потребность. После установления постоянства объекта лицо, представляющее объект, сохраняет свое место в психическом мире ребенка, независимо от того, удовлетворяет оно его или фрустрирует» (1968, стр. 506).
В то время как Анна Фрейд и Спитц подчеркивают привязанность восьмимесячного младенца к матери, Малер сосредотачивает внимание на внутрипсихическом измерении – психической репрезентации матери и характере ее функционирования. Она также использует понятие «постоянства либидного объекта». По ее мнению, оно достигается тогда, когда внутрипсихическая репрезентация матери так же, как реальная мать, обеспечивает «поддержку, комфорт и любовь» (1968, стр.222). В представлении Малер, на первом этапе этого процесса должна быть установлена надежная привязанность к матери как к постоянному либидному объекту (так же, как у Спитца и Анны Фрейд). Второй шаг – интеграция стабильной психической репрезентации. Он включает в себя не только когнитивную интеграцию, но также определенное разрешение амбивалентности анальной фазы, чтобы положительные и отрицательные качества могли быть интегрированы в единую репрезентацию (McDevitt, 1975, 1979). Обладая интегрированной, прочной внутренней репрезентацией, за которую можно «ухватиться» при лишениях или в гневе, ребенок способен извлекать значительно больший комфорт из внутреннего образа. Малер полагает, что постоянство либидного объекта никогда не достигается в полной мере: это процесс, продолжающийся всю жизнь. Однако мы должны признать, что с установлением определенной степени постоянства объекта, межличностные отношения могут перейти на более высокий уровень, потому что индивидуум способен сохранять одновременно общность и независимость. Если эта цель развития не достигается, в межличностных отношениях индивидуума остаются черты инфантильности, зависимости и нарциссизма. Использование Малер концепции постоянства объекта подтверждает мысль Хартманна, что мы можем оценивать «удовлетворительность» объектных отношений, лишь если рассмотрим их значение в терминах развития Эго.
Хайнц Кохут
Кохут (1971, 1977) говорит, что так же, как физиологическое выживание требует определенной физической среды, содержащей кислород, пишу и минимум необходимого тепла, психическое выживание требует наличия определенных психологических факторов окружающей среды, включая восприимчивые, эмпатические я-объекты (психология Кохута породила ряд новых терминов, я-объект – это конкретный человек в близком окружении, выполняющие определенные функции для личности, благодаря чему личность переживается как нечто единое (Wolf, 1988, стр. 547). «Именно в матрице я-объекта происходит специфический структурный процесс преобразующей интернализации, в котором формируется ядро личности ребенка.» (Kohut & Wolf, 1978, стр.416). Согласно психологии личности Кохута, постороение личности высшего порядка – идеальный исход процесса развития – формируется на основе благоприятных отношений между ребенком и его я-объектами и образовано тремя основными составляющими: базовыми устремлениями к власти и успеху, базовыми идеализированными целями, базовыми талантами и способностями (стр. 414). Построение личности высшего порядка происходит благодаря эмфатическим реакциям «отзеркаливающего» я-объекта, которые поощряют младенца ощущать свое величие, демонстрировать себя и чувствовать свое совершенство, а также позволяют ему сформировать интернализованный родительский образ, с которым он захочет слиться.
Впоследствии мелкие, нетравматичные ошибки, которые совершает в своем реагировании «отзеркаливающий» идеализированный я-объект, приводят к тому, что личность и ее функции постепенно замещают я-объект с его функциями.
Однако травматические недостатки я-объекта, такие, как грубый недостаток эмпатии, приводящий к тому, что мать или другой я-объект не выполняет функцию отзеркаливания, вызывает различные дефекты личности. Например, неспособность к отзеркаливанию из-за слабой эмпатии разрушает удовлетворенность младенца своим архаическим «я», ведет к интроекции дефектного родительского образа и к развитию фрагментированной личности. Травма, нанесенная его нарциссизму, вызывает нарциссический гнев и порождает фантазии всемогущества, в результате чего нормальный в младенчестве нарциссизм, вместо того, чтобы постепенно уменьшаться, будет увеличиваться, компенсируя недостаточность я-объекта. Кохут утверждает, что лишь после устранения дефекта личности может наступить структурный конфликт эдиповой фазы.
Опубликовано много убедительных критических обзоров теории Кохута (см. Loewald, 1973; Slap, 1977; Slap & Levlne, 1978; Schwartz, 1978; Calef &Welhshel, 1979; Stein, 1979; Friedman, 1980; Waaerstein, 1981; Blum, 1982; Rangell, 1982). Мы ограничимся лишь комментариями к представлениям Кохута о патогенетической роли родителей, к его воззрениям на инстинкты, на процесс развития и к его методу построения теории. Мы полагаем, что Кохут преувеличивает патогенное воздействие родителей, считая, что их патогенные личности и патогенные свойства среды объясняют патологические отклонения в развитии. Подход напоминает раннюю модель «травматического аффекта» Фрейда, согласно которой взрослая психопатология рассматривалась как результат совращения в детстве. Фрейд быстро понял, что сексуальные и агрессивные импульсы, возникающие в психике ребенка, также способствуют конфликту. По Кохуту, «когда у „я“ нет поддержки, переживания инстинктивных импульсов возникают как продукт дезинтеграции» (1977, стр. 171), – словно ребенок – это беспомощная, пассивная жертва действующих извне сил. Такой взгляд явно противоречит представлению о процессе развития, в котором внутренний потенциал и активность младенца формируют личность наравне с окружающей средой.
Более того, согласно Кохуту, патология личности не позволяет перейти к эдиповым желаниям и конфликтам. То есть патология развития в одной системе останавливает развитие в других системах, – идея, которая не подтверждается клиническим опытом. Проблемы нарциссизма, самооценки, функционирования Эго могут придать своеобразие доэдиповым желаниям и Эдипову комплексу, как и их разрешению, но они не останавливают процесс развития. Наконец, как мы упомянули ранее, существуют сомнения относительно ретроспективных теорий развития, построенных на обобщенных гипотезах о детских источниках взрослой психопатологии (см. Brody, 1982). Тем не менее, мы обязаны Кохуту акцентом на потребности в эмпатии (способе узнать другого человека) в отношениях матери с ребенком и в аналитических отношениях. Также его акцент на «околоопытных» концепциях (на идеях, близких к клиническому опыту, в отличие от тех, что нагружены туманными метапсихологическими тезисами) напоминает нам о важности клинического подтверждения наших теорий.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.