Страница 159 из 169
Ему помогали записные книжки, которые он вёл всю войну и которые, к счастью, сохранил. А вот дневники 1940–1942 годов уничтожил во время первой, сталинской опалы.
Привлечённый материал был очень обширным и богатым. По тем временам — сенсационно-новым. Многие документы публиковались и пускались в исторический и научный оборот впервые. «Анна Давыдовна! — писал он редактору в июле 1971 года, когда готовилось к выпуску второе, исправленное и значительно дополненное издание. — Посмотрите мои вставки и поправки. Архивные документы пометьте обязательно без сокращений и правки…»
В эти дни у него на даче в Сосновке частенько собирались бывшие сослуживцы: заместитель по тылу 1-го Белорусского фронта генерал Н. А. Антипенко, член Военного совета фронта генерал Ф. Е. Боков, маршал И. X. Баграмян.
Когда писал первые главы — о родителях, детстве, школе, юности, земляках, — ездил на родину. Побывал в Стрелковке, в Угодском Заводе, Чёрной Грязи, Огуби и окрестных деревнях. Походил по берегам Протвы. Смотрел на степенное течение реки. От истока к устьям…
Его книга композиционно так и выстроена: от малой родины — к великой Родине, от Стрелковки — к России, от Протвы — к двенадцати морям, омывающим СССР.
В марте 1966 года, точно в означенный договором срок, маршал передал в редакцию АПН машинописную рукопись объёмом 1430 страниц. Это — 65 авторских листов.
Но дальше началось самое главное и, как оказалось, трудное.
Рукопись должна была визироваться в Главлите, а потом в ЦК.
Для работы с рукописью маршала Жукова в Военном отделе ЦК КПСС была в срочном порядке создана специальная комиссия в составе ответственных товарищей из Военно-научного управления, Генерального штаба Вооружённых сил СССР, Института военной истории. Рукопись размножили и отдали рецензентам.
Первая рецензия была по сути дела смертным приговором для «Воспоминаний и размышлений»: «Издание книги Г. К. Жукова признать нецелесообразным. Маршал Жуков преувеличивает свою роль в истории Великой Отечественной войны, недостаточно показывает роль партии, книга сможет принести вред советскому народу». Эту убийственную рецензию подписали маршалы А. Гречко, М. Захаров, К. Москаленко, генерал армии А. Епишев.
Такого рода резюме можно было написать и не читая рукописи, а исходя из прежних «заслуг» маршала перед ЦК. Но рукопись всё же читали с большим интересом. Среди экспертов и членов специальной комиссии начались разногласия. В конце концов разум возобладал, и в адрес издательства из ЦК пошло письмо: «Работайте над ошибками и исправлениями, а там посмотрим». К письму был приложен список «ошибок» и рекомендаций — на пятидесяти страницах.
Жуков негодовал. Прочитав «рекомендации» специальной комиссии и рецензии научных экспертов и консультантов, он несколько дней не находил себе места. Анна Миркина вспоминала: «То, что предлагалось сделать, в некоторых случаях было прямым искажением истории».
Издательство тоже пребывало в панике. Уже подписаны договоры с зарубежными издателями, определены сроки… Директор АПН и талантливый журналист Вадим Комолов переговорил с Жуковым и, видя, что маршал не хочет уступать некоторых позиций, которые и для него, и для ЦК были принципиальными, взял инициативу на себя. Некоторые абзацы он просто-напросто переписал, сделал их более партийными. Подключил и других «доводчиков». И вскоре доведённую таким образом рукопись повторно представили на суд комиссии.
Это был второй круг ада…
Некоторые авторские варианты дочери маршала Марии Георгиевне удалось восстановить по рукописям отца только при подготовке 12-го и последующих изданий «Воспоминаний и размышлений».
«Практически работа строилась так, — вспоминала Анна Миркина, — замечания рецензентов сообщались автору, он делал свои заключения, они направлялись В. Г. Комолову, шёл совместный поиск приемлемых решений».
«Уважаемый Вадим Герасимович!
Посылаю отработанные главы XI–XV, XIII, XIX. Всего 7 глав, которые были просмотрены т. Жилиным (в то время начальник Института военной истории. — С. М.). Все его замечания мною в основном приняты, за исключением для меня непонятных (глава XI) и необоснованных. В этих его замечаниях он должен, прежде всего, сам разобраться… 14 октября 1967 года. Г. Жуков».
Постепенно правка рукописи Жукова увлекла. Он увидел возможности усилить книгу новыми фактами и документами.
Анна Миркина ездила по архивам и библиотекам, добывала нужные книги и документы. Летом 1966 года поехала на родину маршала. Надо было найти некоторые документы, касающиеся Стрел ковки и её обитателей, кое-что уточнить. В книге «Вторая победа маршала Жукова» она рассказывала о той поездке: «День выдался неудачный, пошёл дождь, и в Стрелковку из Угодского Завода мы с сопровождающим товарищем из исполкома приехали насквозь промокшими. Хлюпали по ужасающей грязи — ни мощёных дорог, ни асфальта, разумеется, не было. И, в общем, не было и самой деревни, той большой, густо населённой Стрелковки, которая, соединяясь через овраг с соседней Огубью, образовывала как бы одну большую деревню, как отложилось в моей памяти.
Немцы сожгли обе деревни, и остались отдельные разрозненные обветшалые избы, поломанные изгороди, поваленный колодец…
Так больно стало на душе!
— Что же вы не отстраиваете деревню? — спросила у спутника.
— Да куда её отстраивать? Средств нет, да и зачем? Снесём и эти дома и построим свиноферму.
— Почему же именно свиноферму? А история вас не волнует? Здесь же родина маршала Жукова!
— Свиноферму потому, что земля у нас неважная, урожайность зерновых слабая. А история? Вы же знаете, как обстоит вопрос с Жуковым… Никто его не реабилитировал и вряд ли это будет…
— Обязательно будет!
Всё во мне клокотало! Такое равнодушие у земляка! Просто не хотелось в это верить.
О своём визите в Стрелковку и разговоре с местным руководителем я Георгию Константиновичу не рассказала».
Но Жуков и сам знал многое. И всё прощал землякам. Забитым, затурканным властью и нищетой… Когда приезжал на родину, кабинеты местных партийных и советских руководителей словно вымирали. Правда, когда книга вышла, всё изменилось. Она всколыхнула любовь и интерес к Маршалу Победы не только в стране, но и во всём мире. Власть не могла не считаться с этим. Опала, все запреты и ограничения, которыми власть опутывала самого славного из своих полководцев, исчезли, как нелепый морок.
Книга шла к читателю долго — три года. Полосу заграждения для неё выстроили довольно искусную. Одним из непременных условий специальной комиссии было обязательное редактирование рукописи военным историком. Это называлось спецредактированием. Долго не могли найти такого человека. Все, к кому обращалось издательство, отказывались сразу, как только узнавали, на чью рукопись их приглашают. Боялись за свои генеральские, полковничьи и подполковничьи погоны, за кандидатские и докторские звания. Жуков, видя, что сроки необъяснимо затягиваются, злился. Здоровье уходило. Летом 1967 года он перенёс повторный инфаркт. Как и первый, он прошёл без осложнений. Сильный организм и воля помогли быстро вернуться к полноценной жизни.
На пути к типографии рукопись потеряла более ста страниц. Купюры, конечно же, компенсировались новыми вставками и «доводками». Но количество не всегда переходит в качество. Жуков вынужден был что-то уступать, идти на компромисс. Иначе свою книгу он так и не увидел бы изданной при жизни.
Анна Миркина вспоминала, что иногда ему привозили какие-то возражения или предложения по изменениям в тексте. Жуков внимательно вчитывался в поправки и говорил: «Хорошо, я подумаю». Когда на следующий день она приезжала на дачу, Жуков встречал её в кабинете с вчерашним листом в руках и, не здороваясь, издали бросал: «Нет!»
В январе 1968 года он перенёс тяжелейший инсульт с поражением органов движения, речи, воспалением тройничного нерва. Последний недуг, воспаление, мучил его до конца жизни. Речь вернулась скоро. Память тоже. Но ходить самостоятельно долго не мог.