Страница 147 из 169
«4 ноября 1956 г.
ОСОБАЯ ПАПКА
Совершенно секретно
В 6 часов 15 мин. 4 ноября с. г. советские войска приступили к проведению операции по наведению порядка и восстановлению народно-демократической власти в Венгрии.
Действуя по заранее намеченному плану, наши части овладели основными опорными пунктами реакции в провинции, какими являлись Дьер, Мишкольц, Дьендьеш, Дебрецен, а также другими областными центрами Венгрии.
В ходе операции советскими войсками заняты важнейшие узлы связи, в том числе мощная широковещательная радиостанция в Сольнок, склады боеприпасов и оружия и другие важные военные объекты.
Советские войска, действующие в г. Будапешт, сломив сопротивление мятежников, заняли здания Парламента, ЦК ВПТ, а также радиостанцию в районе парламента. Захвачены три моста через р. Дунай, связывающие восточную и западную части города и арсенал с оружием и боеприпасами.
Весь состав контрреволюционного правительства Имре Надя скрылся. Ведутся розыски.
В г. Будапешт остался один крупный очаг сопротивления мятежников в районе кинотеатра “Корвин” (юго-восточная часть города). Мятежникам, обороняющим этот опорный пункт, был предъявлен ультиматум о капитуляции. В связи с отказом мятежников сдаться, войска начали штурм.
Основные гарнизоны венгерских войск блокированы. Многие из них сложили оружие без серьёзного сопротивления. Нашим войскам дано указание возвратить к командованию венгерских офицеров, снятых мятежниками, а офицеров, назначенных взамен снятых, арестовывать.
С целью недопущения проникновения в Венгрию вражеской агентуры и бегства главарей мятежников из Венгрии нашими войсками заняты венгерские аэродромы и прочно перекрыты все дороги на австро-венгерской границе.
Войска, продолжая выполнять поставленные задачи, очищают от мятежников территорию Венгрии».
По поводу венгерского восстания существуют две диаметрально противоположные версии: одна — что войска маршала Конева задушили свободу и демократию венгерского народа; другая — танки и десантные части маршала Конева предотвратили в Венгрии гражданскую войну и остановили начавшуюся резню «врагов демократии».
Коневу понадобились одна неделя и 200 тысяч войск, чтобы силой прекратить беспорядки.
Первого декабря 1956 года Жуков отметил своё шестидесятилетие. Указом Президиума Верховного Совета маршал в четвёртый раз был удостоен звания Героя Советского Союза. Такого количества золотых звёзд в то время в стране не имел никто. Только он.
Через две с половиной недели Жуков подал в Президиум ЦК служебную записку с требованием освободить от занимаемых должностей председателя Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-лейтенанта юстиции А. А. Чепцова и главного военного прокурора и заместителя генпрокурора СССР генерал-майора юстиции Е. И. Барского — «за фальсификацию дел и приговоров в 1946–1951 годах, в том числе авиационного дела на Главного маршала авиации А. А. Новикова, наркома авиационной промышленности А. Н. Шахурина и других, а также за фальсификацию дел на генералов В. Г. Терентьева, И. С. Варенникова, Л. Ф. Минюка, В. В. Крюкова, А. А. Филатова».
Записке был дан ход. Генералов от должностей освободили.
Весной 1957 года Жуков подготовил в ЦК предложения о создании комиссии по пересмотру дел «контрреволюционеров» из числа военных, отбывших сроки в лагерях, расстрелянных по приговору суда и умерших в местах лишения свободы. Но новые инициативы министра обороны поддержки в Президиуме ЦК не получили. Это был своего рода щелчок по носу. Мол, хватит, партия знает, что делать и когда, — всяк сверчок знай свой шесток…
Девятнадцатого июня 1957 года в верхах разразился кризис. Президиум ЦК принял решение о смещении Хрущёва с поста первого секретаря. Однако Никита Сергеевич оказался крепким орешком, так что в итоге заговорщики сломали на нём зубы. Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Булганин, Первухин и ещё несколько высокопоставленных партийцев образовали своего рода ГКЧП. Вскоре их назвали «антипартийной группой», низвергли с высоких должностей и отправили кого на пенсию, кого на хозяйственную работу. Но в начале схватки судьба Хрущёва повисла на волоске.
В начале 1960-х годов Жуков продиктовал воспоминания, которые впоследствии были опубликованы. В «Воспоминания и размышления» вошла лишь малая толика этих страниц, да и то в значительно отредактированном виде.
«После расстрела Берия, — рассказывал маршал, — некоторое время Президиум ЦК работал дружно, а затем постепенно начались серьёзные размолвки, споры, доходившие до личных оскорблений. Особенно между Хрущёвым, Кагановичем и Молотовым. Надо сказать, что между Кагановичем и Хрущёвым шли старые счёты и давали себя знать старые неприязненные взаимоотношения, возникшие ещё по совместной работе в Московском Комитете партии и на Украине, где Каганович был партийным руководителем, а Хрущёв им руководимым. Каганович считал себя более грамотным марксистом-ленинцем, а Хрущёв не признавал за ним этого качества и считал Кагановича неисправимым догматистом-сталинцем.
Готовился ХХ-й съезд партии. Хрущёв поставил вопрос о необходимости выступить на съезде по вопросу о культе личности Сталина. Против постановки вопроса о культе личности Сталина выступили Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков. Остальные, и прежде всего молодые члены Президиума, поддержали Хрущёва.
Особенно ожесточённо спорили и были ярыми противниками постановки вопроса о культе Сталина — Молотов, Каганович, Ворошилов, те, кто вместе со Сталиным без разбора уничтожали партийных, советских, военных работников в мрачные 1937—38 годы.
Они были против потому, что боялись того, что вместе со Сталиным будут разоблачены и их имена и чего другого, съезд может потребовать привлечения их к суровой ответственности.
После ХХ-го съезда партии и освобождения Маленкова от должности Председателя Совета Министров взаимоотношения в Президиуме ещё больше обострились.
Маленков отошёл от Хрущёва и стал ближе к Кагановичу и Молотову. Здесь сказалась, конечно, личная обида Маленкова, а не какая-либо принципиальная точка зрения.
Булганин был назначен вместо Маленкова Председателем Совета Министров, а я министром обороны.
Я не помню ни одного заседания Президиума ЦК, на котором не было бы схватки и ругани между Хрущёвым и Кагановичем, между Хрущёвым и Молотовым.
Нам, молодым членам Президиума, казалось странным такое недружелюбное взаимоотношение между старыми членами Президиума, часть которых долгое время работала вместе со Сталиным и даже с Лениным.
Такое нелояльное их отношение друг к другу не могло не сказаться на деле. Шли беспринципные споры, а вопросы, вокруг которых шли эти споры, оставались нерешёнными.
Мы пытались было посоветовать им прекратить ругань, но где там, разве наш голос был для них авторитетным?
Лично я считал линию Хрущёва более правильной, чем линию Кагановича и Молотова, которые цепко держались за старые догмы и не хотели перестраиваться в духе веления времени.
Мне казалось, что Хрущёв всё время думает и ищет более прогрессивные методы, способы и формы в деле строительства социализма, в области развития экономики и всей жизни страны.
Хрущёва я хорошо узнал на Украине в 1940 году, в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период. Я его считал хорошим человеком, постоянно доброжелательным и, безусловно, оптимистом.
Сталин хорошо относился к Хрущёву, но я видел, что он иногда был несправедлив к нему, отдавая во всём пальму первенства Молотову, Берия, Маленкову и Кагановичу.
Учитывая всё это, я твёрдо поддерживал Хрущёва в спорах между ним, Кагановичем и Молотовым.
В 1955 году Хрущёв был в отъезде. В Президиуме ЦК кем-то, не то Фурцевой, не то Кириченко, был поднят вопрос о награждении Хрущёва второй медалью Героя Социалистического Труда за крупные достижения в сельском хозяйстве. Разгорелись серьёзные споры. Тут я окончательно понял, какая глубокая и непреодолимая пропасть существует между Молотовым, Кагановичем и Хрущёвым.