Страница 61 из 73
- Ну что ж, я рад, что твои волнения оказались напрасными, и я только зря потратил время и деньги на дорогу.
- Гельмут, что ты говоришь? – в голубых глазах плеснуло изумление. – Ты считаешь, мне лучше было умереть, чтобы твоя поездка не оказалась напрасной?
- Не надо переворачивать мои слова, Милена. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты сорвала меня с проекта, разыграв умирающую, не подумав ни обо мне, ни о людях, которые за мной стоят. Это очень эгоистично, дорогая моя.
- Просто ты больше меня не любишь, - губы задрожали, а под накрашенными ресницами заблестели слезы. – У тебя кто-то есть?
- У меня есть работа, за которую я получаю хорошие деньги и за которую несу ответственность.
- Но после смерти папы осталось столько денег, что можно забыть про работу, - горячо откликнулась жена и схватила его за руки, выпрямившись так резко, что он не успел отодвинуться. – Гельмут, Гельмут, я так по тебе соскучилась! – она привалилась к нему большой мягкой грудью и прижалась к лицу пропахшей духами и косметикой щекой. – Пожалуйста, – шептала она, прижимаясь все плотнее, - оставь эту возню. Ради меня, прошу!
- Я не могу бросить начатое, ты же знаешь, - пробормотал он, задыхаясь от парфюма и внезапно нахлынувшей ненависти. – Давай поговорим об этом позже, когда я закончу проект.
Он сделал попытку расцепить её объятия, но она не отпускала. Тянулась к нему губами в жирной помаде, стекающей в мелкие морщинки. Её тяжелое дыхание и видимое возбуждение вызвало в нем желание бежать обратно, хотя бы и без пасты с альфредо. Лишь бы не видеть дряблого белого тела и не вдыхать тяжёлый запах духов вперемешку с дезодорантом и лаком для волос. Лишь бы не чувствовать под этим наслоением её собственного, еле уловимого запаха, ставшего не просто неприятным, а совершенно не переносимым.
Он живо вспомнил смуглые плотные грудки Софи, нежный аромат юности, гладкий, шелковистый животик и худенькие, но рельефно очерченные ноги с маленькими, детскими ступнями и перламутровыми ноготочками.
- Милена, пожалуйста, я умираю от голода!
Он, наконец, вырвался и, не глядя, чмокнул жену в лоб, но попал губами в прядь липких от лака волос, отчего к горлу подкатила тошнота.
- Я уже заказал Кристи пасту, - он заторопился к дверям. - Ты же знаешь, что она хороша, только пока горячая. К тому же альфредо впитывается так быстро.
- Я сейчас спущусь, только накину что-нибудь, - обиженно отозвалась Милена, выбираясь из кровати в прозрачном пеньюаре на голое тело. Гельмут опустил глаза и вышел.
За ланчем жена сидела с ним рядом, тянула крохотными глотками белое вино и заедала его фаршированными оливками.
- Может быть, сходим вечером в кино? – примирительно спросила она. – Я давно ничего не смотрела на большом экране.
- Нет, у меня рейс, - сухо бросил он, цепляя вилкой розовое колечко креветки, - я поем и сразу выезжаю.
Он бросил взгляд на часы и крикнул:
- Беатрис, вызови мне такси на час тридцать!
- Сию минуту, - как всегда – испуганно отозвалась домработница, возникшая из глубин особняка.
- Убегаешь? – захмелевшая Милена язвительно усмехнулась. – Ну что же, беги, дорогой. Посмотрим, как далеко ты сумеешь убежать. Я оставлю тебя голым, таким, каким ты ко мне и пришёл. И не надейся, что дети тебя поддержат! Они встанут на мою сторону, не сомневайся! Я регулярно созваниваюсь и с Марти, и с Джонатаном, и они очень неодобрительно относятся к тому, что ты так надолго бросаешь их мать в одиночестве!
- Ну, знаешь, это уже слишком.
Гельмут отодвинул наполовину опустошенную тарелку и поднялся из-за стола:
- Беатрис!
- Да, мистер Верхаен!
- Пусть выезжают немедленно, я буду ждать за воротами.
- Секундочку, мистер Верхаен.
- Беги, беги. Вот она – человеческая благодарность. Лучшие годы, отданные браку, ничего не значат в наше время. Любовь и верность – ничего не значат! – неслось ему вслед, цеплялось, раздражало и злило.
Он не стал вступать в беседу с женой. Бежал, торопливо набросив парку и подхватив кейс из рук оторопевшей Беатрис.
Потом трясся на холоде, боязливо оглядываясь на кованые ворота. Но Милена не бросилась за ним следом, как он того опасался.
Вместо этого она стала настойчиво набирать его номер, и после серии звонков Гельмут отключил телефон.
На обратном пути он уже не замечал ни воздушных ям, ни попутчиков.
Эта поездка оказалась для него переломной. Если раньше он просто не задумывался о том, как они будут жить с Миленой после его возвращения, то теперь не сомневался – никакой совместной жизни у них не будет.
Он просто физически не может и не хочет ложиться с женой в одну постель, а уж о том, чтобы заниматься с ней любовью не может быть и речи.
Да, она будет сражаться как львица за каждый пенни, она настроит против него сыновей и всю уважаемую публику.
Как это все-таки позорно – переехать из двухэтажного особняка папаши Макларена…
Кстати – куда? Куда переехать?
Нет, надо подумать. Надо хорошенько всё продумать, пользуясь длительной командировкой и выйти из этой битвы с минимальными потерями. Черт с ним, с папашиным особняком, он всё равно ему не достанется при любом раскладе. Но нервы, но здоровье!
Тратить их на Милену?! Да они ему самому пригодятся. В конце концов, ему уже не восемнадцать, чтобы так бездумно расходовать оставшиеся ресурсы.
Гельмут представил, с каким презрением и ненавистью сыновья встретят его маленькую любовницу – незатейливую и бесхитростную дочь тропиков и океана.
«Нет, надо всё продумать. Хорошенько продумать» - повторял он снова и снова.
Запорошенной пылью джип остался остывать в гараже, а Верхаен устало двинулся к дому. Как же приятно вдыхать свежесть тёплой южной ночи после ледяной вьюги Миннеаполиса! Сейчас он примет ванну, забьёт воспоминания о Милене крепким коньяком и уснет мертвецким сном. А завтра увидит свою малышку.