Райские птички

Усиленный микрофоном фальцет чайкой пронесся над пляжем, то взмывая ввысь, то замирая и снова набирая силу:

- Благодарю вас, друзья! Мы славно поработали! Уверен, каждый из вас не только внёс свой личный вклад в дело мира и всеобщей гармонии, но и сам получил заряд вдохновения из единого информационного поля нашей необъятной вселенной! Роберт открыл глаза и выжидательно уставился на Фреттхена.

- Все свободны! Хорошего вам дня!

- Ну, наконец-то! Живот от голода свело! - воскликнул скульптор, разминая затекшие в позе лотоса ноги.

Вилина легко поднялась и принялась отряхивать длинную юбку от налипшего песка.

- Ну, пошли, чего ты копаешься? – недовольно бросил супруг, глядя как жена, следом за юбкой занялась туфелькой-балеткой. Балансируя на одной ноге, вытряхивала матерчатый башмачок и отирала ступню ладонью.

- Камушек попал, ногу колет, - виновато объяснила она, обулась и заторопилась следом за мужем.

Пляж наполнился гомоном и смехом. Небольшая община разделилась. Одни атаковали каменистые склоны, пытаясь поскорее выбраться с пляжа и приступить к завтраку. Другие торопливо скидывали одежду и бросались в воду, вдребезги разбивая лазурную гладь.

Роберт в числе первых взбирался по тропке. Он почти достиг верха, когда позади громко вскрикнула жена.

- Что случилось? – раздражённо оглянулся он.

- Руку уколола! Так сильно! А, может, кто-то меня укусил?

Голубые глаза посерели от боли и страха – Вилина, как любая женщина, до смерти боялась пауков, змей и прочих гадов.

- Давай другую руку!

Роберт крепко сжал узкую ладонь и потащил жену за собой.

Но и дома, на залитой солнцем кухне, где он, сидя на любимом месте у окна, пережевывал пышные блины под кленовым сиропом, пришлось отвлекаться на жалобы.

- Роб, посмотри! – голос Вилины дрожал и срывался. – Рука опухла… наверное, и правда кто-то укусил.

Он бросил брезгливый взгляд на розовато-синюшное пятно вокруг еле заметной красной точки — места укола.

- Ну, посмотрел. Что ты мне эту гадость под нос суёшь во время завтрака? Ты думаешь, это прибавит аппетита? Откуда я знаю, что там у тебя? Я же не доктор. Вместо того чтобы стонать, давно бы сбегала в амбулаторию.

Вилина побелела от обиды, повернулась и молча вышла из кухни. Резко хлопнула входная дверь.

- Опять драма! Весь аппетит испортила.

Впрочем, Роберт тут же забыл о жене и возвратился мыслями к той, о которой он мечтал каждую свободную секунду.

Смуглая садовница, Бернис – вот кто занимал его мысли, будил запретные мечты и отчаянные надежды.

Просыпаясь утром, он радовался, как ребенок, вспоминая о ней, любимой. В том, что когда-нибудь они будут вместе, Роберт не сомневался. Для простой работницы любовь творческого человека, существа высшего, необыкновенного, каким он себя считал, явится подарком судьбы.

Да, в Эколе таких прецедентов ещё не было. Ну и что? Они станут первыми. Вот почему раскололась фигурка невесты со свадебного торта – это был знак. Знак того, что невеста ему не подходит, что она заняла чужое место по ошибке психологов и их мудрёных тестов.

Днём, пока под горячими от возбуждения руками плавилась глина, он плыл, покачиваясь, на волнах фантазий — бурных и смиренно-прекрасных, окрашенных то эротикой, то романтикой. Не мудрено, что все его поделки вольно или невольно принимали очертания той, о ком мечталось. Печальные утонченные ангелы канули в небытие. Их место заняли грудастые русалки, упитанные дельфинчики и глазастые, грушевидные кошки. Даже гномы все, как один, стали похожими на Бернис - такие же приземистые и крутобокие.

- Ты меня больше не любишь, - грустно констатировала Вилина, рассматривая его поделки.

- С чего ты взяла? – переходил в наступление скульптор. – Почему ты всё время что-то выискиваешь? Тебе хочется со мной поругаться?

- Я ничего не выискиваю, - слабо протестовала она, - но раньше твои творения были похожи на меня…

- Ну и что из этого? У тебя паранойя! Нет, чтобы порадоваться за мужа, способного открывать новые грани в творчестве.

- Прости, - виновато отступала жена, оставляя Роберта наедине с его одержимостью.

По ночам эта одержимость выливалась в бурный секс. Иногда Вилина принимала его за знак примирения, иногда, замыкалась еще больше. Тогда их редкие разговоры прекращались вовсе, что было только на руку Роберту. Удобней грезить наяву, уединяясь за скульптурным станком. Или же — бродя по саду, заглядывая в потаенные уголки и совершая маленькие открытия. Так, на замшелом пне у миниатюрного прудика с позеленевшим фонтаном-лягушкой обнаружилась стайка пятнистых орхидей. А в самом пруду - белоснежные лотосы. За мастерской прятались юные фруктовые деревья, и Роберт наелся мелких, но сладких и сочных персиков.

Но, конечно же, не орхидей и не персиков искал он, рыская по закоулкам сада. Дважды он натыкался на работников в темно-синих халатах – оба раза это были мужчины. Один стриг живую изгородь, ловко управляясь с огромными садовыми ножницами, другой собирал пальмовые ветки, насвистывая себе под нос.

Оба раза Роберт не смог скрыть гримасы разочарования, вызвав лёгкую тень недоумения на тёмных, словно вылепленных из глины, лицах.

Он сердился на упрямую Бернис за то, что приходится так долго её искать и ждать. Но, остыв и поразмыслив, приходил к выводу, что она, всё-таки, человек подневольный. Работница - куда пошлют, туда и пойдёт. И он смиренно возвращался к прочесыванию сада.

Нарезать круги после завтрака стало его привычкой. Доев блины и запив их шоколадным молоком, Роберт сгрузил посуду в раковину и отправился по знакомому маршруту.

Полюбовался розовыми кустами, заглянул за арку из жасмина, прошелся, не торопясь, вокруг травянистого деревца с райскими птицами, навестил бронзовую лягушку на пруду. Бернис нигде не оказалось.