Снежный ком

— Канализацию на участке буду проводить, — нехотя пояснил Тема. Раз уж я волей-неволей оказался свидетелем и даже соучастником, пояснил: — Керамика в земле штука вечная, на сто лет ее хватит.

— Те-ма! — раздался певучий голос Симочки. — Тебя к телефону!

Надо сказать, что в Костанове всего в трех домах был телефон: в сельсовете — расположен он в том же доме, что почта и отделение милиции, второй — в больнице, третий — у Аполлинарии Васильевны, вернее, у ее мужа Клавдия Федоровича — фельдшера больницы. Поставили им этот телефон, когда медпункт был у Клавдия Федоровича прямо на дому. Оказывается, еще один телефон — четвертый, теперь у Темы. Когда только успел? Ведь буквально два дня как приехал… На этот вопрос мог ответить только Тема и тот телефонный начальник, с которым он сумел «вступить в контакт».

Мы вошли в дом, и я поразился, столько он за такой короткий срок сюда натащил.

Кухня завалена плиткой, видно, Симочка решила замостить пол на городской манер. Газовую плиту Тема привез последней модели, и над плитой уже висел то ли газоуловитель, то ли ионизатор. Подоконник уставлен разными приборами от сверхмодного кухонного комбайна.

Если дядя Фрол крайне не доверял цивилизации, справедливо считая, что от нее человечеству все беды, то у Темы и Симочки эта цивилизация таилась во всех углах, хватала за ноги, обрушивалась на голову.

Веранду Симочка всю уставила горшочками с диковинными растениями, насколько я разбираюсь в этом деле — коллекцией кактусов. Здесь же, возле стены, дожидались установки на место два витража. На одном изображена лодка с рыбаком, на другом — ваза с фруктами. Где добыл Тема эти витражи — загадка. Но они бросали очень эффектные цветные блики на оштукатуренную стену дома, создавая настроение, как в средневековом замке. И хоть не очень сочетались современный ионизатор, кухонный комбайн с витражами, Тему и Симочку это обстоятельство нисколько не смущало.

В первой комнате воображение каждого нового человека должен был поражать роскошный мебельный гарнитур. Но тут же стояли два обшарпанных старинных кресла, блиставшие красой, наверное, еще при императрице Елизавете Петровне, а может, и при Иване Грозном. Сейчас эти кресла дожидались вдумчивой и кропотливой работы реставраторов: раз старинная мебель в наше время — ценность, и эти кресла не прошли мимо зоркого глаза Темы.

Вторую комнату перегораживала поперек «стенка» для книг — совсем другого цвета и стиля, чем гарнитур. Стояла она торцом к двери, как будто на старте, готовая по первому сигналу выехать через порог, пусть только появится покупатель с толстым карманом. В этой комнате тоже изо всех углов выглядывали тумбочки, радиолы, стереодинамики, шкафчики — в ансамбле и от совершенно разных комплектов. Это даже я, ни аллаха не смысливший в таких делах, и то успел заметить.

Все было свалено в беспорядке, но центральную стенку уже занимал сервант, чтобы ставить на него, как писали о таких квартирах в «Крокодиле», томики Сервантеса.

Все это во весь голос кричало о достатке и незыблемом благополучии хозяев, а сказать проще, видно было, что Теме и Симочке некуда деньги девать.

И как бриллиант в оправе, на фоне всей этой мебели блистала великолепно одетая Симочка.

Я не очень-то разбираюсь в тряпках, но и то понял: какая оправа, такой и «бриллиант». Напялила на себя Симочка столько сверкающих блесток, что в глазах рябило. Но с другой стороны, и хитон, и легкие брюки из сверкающей золотистой ткани, и парчовые туфельки — все само собой и дураку втолковывало, как эти наряды дорого стоят.

Пока я рассматривал обстановку и хозяйку, Тема с опаской подошел к телефону, взял трубку. В мембране раздался чей-то мягкий баритон:

— Тимофей Павлович?

— Слушаю вас…

— Как живете, как отдыхаете?

— Спасибо, хорошо. А кто это говорит?

— Из отделения милиции…

— А в чем, собственно, дело?

— Да пустяки. Зайдете как-нибудь, напишете объяснение…

— Какое объяснение?

На лбу у Темы выступила испарина, маленькие глазки забегали. Он затравленно глянул на меня, хрипло проронил, зажав ладонью микрофон:

— Какой-то гад продал меня, когда только успел? Простите, — тоном оскорбленной невинности сказал он в трубку, — а о чем, собственно, речь?

— Да ничего особенного, — продолжал тот же голос. — Поступило к нам заявление насчет каких-то труб. — Будет время, загляните, чтобы дело закрыть, только и всего…

— А-а-а, — с хорошо наигранным безразличием сказал Тема. — Ну это, видимо, какая-то ошибка. Трубами я не занимаюсь. Завтра же к вам зайду.

— Заходите, заходите, Тимофей Павлович, — ласково пророкотал в трубке мягкий баритон. — Всегда рады вас видеть…

— Лучше бы спросил, рад ли я, — положив трубку на аппарат, пробормотал Тема. — Хм… Не успели прописать, а уже знают, что я — Тимофей Павлович. Какая же стерва меня заложила? Ведь буквально час назад разгрузили трубы! Никто еще и увидеть не мог… А что если шофер попался? А? Слушай, Борька, у тебя голова свежая, как по-твоему, где я взял эти трубы?

— Так только что завернул машину с шоссе и взял, — с самым наивным видом ответил я, а сам подумал:

«Попался, гад! С ходу хвост прищемили! Значит, есть еще правда на земле!» Мне было очень интересно, как великолепный Тема, такой всемогущий и такой значительный, а проще сказать — обыкновенный жулик, будет выкручиваться. Очень подмывало пойти к начальнику отделения милиции и рассказать ему и насчет труб и еще кое-что из биографии Темы. Но я сердцем чувствовал, что в его жизни трубы — мелочь. Чтобы, не задумываясь, купить в Костанове дом и натащить сюда столько барахла, да еще к тому же так одевать Симочку, не занимая никакой должности, зарабатывая только летом на колхозных «шабашках», нужны дополнительные средства, и немалые. Откуда они?.. Только бы ухватиться за ниточку и вывернуть наизнанку этого типа, показать Ляльке, кому она разрешает себя целовать…

— А-а, — с досадой махнул на меня рукой Тема. — Святая простота! Это я и без тебя знаю: «Завернул машину и взял». А вот официально, где я мог достать эти трубы? Если я сам начну придумывать, сразу попадусь на хитрости: в милиции-то ведь тоже не дураки… А у таких наивных, как ты, и мозги-то по-иному поставлены: какую-нибудь глупость ляпнешь, вроде и на правду похоже.

— Ну так по дороге насобирал, — начал я сочинять на ходу, втайне потешаясь над Темой. — Ехала машина, кузов раскрылся, трубы падали на дорогу. Шофер пьяный был, а ты собирал…

— Погоди, погоди, тут что-то есть… Шофер, говоришь, пьяный был? Нет, не годится. Он же трезвый как стеклышко. А вдруг этот шофер уже в милиции сидит и показания дает? И потом трубы государственные, так просто на дороге не валяются. Давай что-нибудь еще.

Я глубокомысленно молчал, ожидая, какие еще варианты начнет выдавать изворотливый Тема.

— А что если я предотвратил хищение? А? — с надеждой предположил Тема и даже сам себе поверил. — Увидел, ворованные трубы везут, взял и задержал преступников? Они скрылись, а трубы я сохранил для передачи государству. По-моему, здорово!

— Не получается, — тут же охладил я его. — А как же твое заявление, что о трубах ты знать ничего не знаешь?

— А ччерт! Дернуло же меня за язык!.. Сколько зарекался, ничего лишнего не говорить! Промычал бы «мэ», «бэ»… Так нет, обязательно надо высказаться!.. Тогда все наоборот! Трубы мне жулики просто подкинули, чтобы в следующую ночь вывезти их куда-нибудь подальше!

Тема смотрел на меня с надеждой, но я не оставил ему никаких иллюзий:

— Как же, ищи дураков, чтобы в чужой двор трубы сваливали. Докажи потом, что трубы не твои…

— Слушай, Борька, ты меня просто без ножа режешь! Прокурором быть легче всего, а ты что-нибудь придумай!

Честно говоря, мне доставляло истинное удовольствие наблюдать, как, словно уж, извивается Тема.

— Да ведь все очень просто, — послышался мелодичный голос Симочки. — Я думала, ты и сам догадаешься.

Тонкая, рыжеволосая, с пышной прической, как говорил Тема, «не женщина, а факел», Симочка стояла перед нами и словно фосфоресцировала в своем вечернем туалете. Оказывается, она и в деревне намерена вечерами одеваться, как в театр.